Голос.
И искаженная уродливой гримасой морда…
– Прочь! Прочь! А!!!
Отчаянный, из последних сил удар.
Прямо в глупое рябое лицо Глиста.
Острая боль в костяшках пальцев возвращает к реальности.
Тяжело дыша, он сидел на полу и тупо смотрел на свой разбитый кулак. Боль пульсировала, словно сигнал тревоги, кричащий: «Ты вернулся!»
Голова раскалывается. Тошнит. Перед глазами плывут цветные пятна. А главное – не оставляет страх. Страх перед собственной памятью. Что это было? Наркотический бред? Или действительно – мир духов, второй дом шамана?
– Ты как?
Старик. С беспокойством поглядывает на него. Да нет же – не столько на него, сколько вокруг.
– Нормально…
Артемий огляделся. Со всех сторон на него пялилось множество глаз. По соседству скулил и жаловался, потирая разбитую губу, Глист. Тихо перешептывались Седой с Тощим.
А ближе всех стоял Херувим. Артемий встретился с ним взглядом и почувствовал в затылке мерзкий холодок. Херувим отвел взгляд, глаза его остекленели.
– В этого человека вселился демон, – торжественно сказал он. – Вы все свидетели…
Достойные за его спиной с ужасом уставились на Артемия. Он хотел что-то возразить, но слова застряли в пересохшем горле. Реальность вдруг предстала страшней эфемерного мира теней.
– Он уже не спасется… – бросил Херувим и, повернувшись, скрылся в толпе.
Слышать такое неприятно. Словно на лицо поставили дымящееся, воняющее мясом клеймо.
Его подхватили чьи-то руки, бросили на нары. Это оказалось не лишним: свои конечности по-прежнему слушались неохотно.
– Ну, и? – сдержанно спросил Старик.
Подсел ближе. По бокам придерживали Седой с Тощим.
– Что «и»? – нетвердым голосом спросил Артемий.
– Оно того стоило?
Артемий вяло улыбнулся.
– Кто его знает… Там… странно…
– Ага, – весело сказал Тощий. – Все наркоманы так говорят.
– Ты бы поосторожнее с этой дрянью, – заметил Седой. – Я видал всякое, но чтобы так вставляло с одного захода…
– Вы не понимаете… – беспомощно пробормотал Артемий.
– Ну, конечно! – подмигнул ему Тощий. – Куда нам…
Спорить было глупо. Тем более, что надо сказать прямо: опыт провалился. И понимания происходящего не прибавилось.
Если не стало еще меньше.
Тяжелый сон не избавил от усталости. Спать хотелось ужасно, но сердце колотилось, не давая расслабиться. Странное ощущение: совершенно невозможно понять, день сейчас или ночь? Тусклый свет красной лампы смешивается с бледным свечением из маленьких окон, совершенно сбивая с толку.
На соседних нарах беспокойно спал Старик. Артемий неожиданно почувствовал острую жалость. В голове вертелось только одно глупое слово: «Зачем?»
Едва высунулся в коридор, как с двух сторон его сжали двое. Пахнуло немытыми телами, смрадом нечищеных ртов вперемешку с табачной вонью.
Урки.
– Чего вам? – Артемий попытался освободиться.
Страха не было. Только отвращение и презрение.
– Пойдем с нами, – сказал один.
– К бугру, – пояснил другой.
Сопротивляться не было сил, да и не хотелось. Вообще ничего не хотелось.
Тащили не в «элитный» уголок барака, а совсем в другую сторону. Их провожали затравленные взгляды статистов и болезненно-одухотворенные – Достойных.
Камин сидел на краю чьих-то нар. Тюфяк с них сброшен вместе с одеялом, все это тряпье валялось на полу грязным комом.
Из душной темноты под нарами торчала нелепо заломленная рука. Артемий уставился на руку, пытаясь понять – как это удалось ее так скрутить? Эта дикая мысль увлекла его, он забыл о Камине, об урках, даже о том, что рука эта должна принадлежать живому человеку.
Когда-то живому.
– Ну, что скажешь, Арт? – спросил Камин, кивнув на руку.
Артемий перевел взгляд на бугра. Тот выглядел неважно, будто у него тоже были проблемы со сном. Да еще, пожалуй, с алкоголем: он не выпускал из рук коньячной бутылки.
– Что я должен сказать? – Артемий пожал плечами.
– Ну, что там? – прикрикнул Камин на кого-то.
– Шут его знает, – глухо донеслось из-под нар. – Прибили его к полу чем-то.
Теперь понятно, почему тело до сих пор не вытащили. Артемий поймал себя на мысли: сам факт нового убийства его волнует куда меньше, чем вопрос – чем его там приколотили? И, главное, зачем?
Возня под нарами продолжалась. Камин повертел перед носом Артемия мятой бумажкой.
– Стучат на тебя, – сказал он. – Даже малявы пишут. Мол, это ты актера завалил…
– Актера? – почему-то спросил Артемий. – Стоп, а я тут при чем?
Камин внимательно посмотрел на Артемия. Во взгляде улавливалась некоторая растерянность.
Это был уже не тот Камин, что держал в страхе массовку. Что-то изменилось, и теперь, похоже – он изо всех сил старается удержать собственный статус.
Только массовка тоже уже совсем не та…
– Ты, как бы это сказать… слишком выделяешься, что ли, – сказал Камин. – Отделяешься от коллектива. На тебя давно уже косо поглядывают. Лично я не очень-то верил, что это ты по ночам народ валишь. Но после вчерашнего…
Артемий напрягся, вспоминая вчерашний день. Воспоминания были обрывочные. Но и обрывков хватало, чтобы покрыться испариной.
– Слушай, а может, ты и впрямь дьяволу поклоняешься, а? – поинтересовался Камин. – Может, тебе человеческие жертвы нужны? Так ты скажи. Нам как-то беспонтово сидеть и ждать, пока ты нам во сне глотку перегрызешь…
– Вы что, обалдели? – пробормотал Артемий. – Зачем мне это?
– А мне это зачем?! – заорал Камин, вскакивая. – Зачем мне ЭТО?!
Он ткнул толстым пальцем в тело, которое выволакивали из-под нар за ту самую руку.
– По ходу, он не сразу преставился, – задумчиво сказал какой-то бритоголовый, склоняясь над телом. – Он еще долго вылезти оттуда пытался. Вон, аж руку вывернул. Да только бестолку…
Некоторое время молчали, разглядывая тело.
А он фантазер, этот ночной маньяк. Не реализовавшаяся творческая личность, непризнанный гений, мать его. Просто убить человека ему уже неинтересно. Гораздо забавнее зашить рот грубыми нитками и тщательно приколотить к полу гвоздями, предусмотрительно выдернутыми то ли из стен, то ли из тех же досок пола. И опять никто ничего не слышал…
Остекленевший взгляд сверлил потолок. Наверное, бедняга умер от страха, так и не дождавшись более приятной смерти от потери крови…
– Это не я… – тихо сказал Артемий.
– А мне плевать, – зло произнес Камин, ставя бутылку на пол. – Мне нужен порядок в моем браке. И я его наведу, даже, если придется прикончить десяток уродов вроде тебя…
– А с чего это ты решил, что барак твой? – раздался спокойный, немного даже насмешливый голос.
Херувим. Он приблизился к уркам без страха, в окружении своей верной паствы. Глаза Достойных Артемию не понравились. Такой блеск бывает во взглядах тех, кто уже все решил и расставил по полочкам. Таких ни в чем не переубедишь. И такие ничего не бояться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
