Ичоглан смущенно нахмурился. Сулейман продолжал пытливо смотреть на молодого человека, не убирая руки с его бедра.
— Ты говоришь, что любишь свою Александру, и я нисколько не сомневаюсь в силе твоего чувства. Но я также заметил: когда ты омываешь мою плоть, ты делаешь это так нежно и смело, как ни один ичоглан до тебя.
Давуд вспыхнул и дернулся. Сулейман нежно взял его за руку и положил туда, где она была раньше.
— Давуд, тебе нечего стыдиться. Телесные радости необходимы. Твоя нежность чрезвычайно радует меня; она дарует мне сладкое утешение, мне приятно, что ты рядом, что твои сильные руки касаются моего тела. Но… — продолжал он, ведя пальцем по животу Давуда, — ты должен быть честен с самим собой. Не делай того, что противно твоей душе. Не позволяй увлечь себя вожделению или распутству. Твое сердце, — он постучал пальцем по груди молодого человека, — само поймет, истинно ли его желание и не основано ли оно на животной лжи.
— Понимаю, — нерешительно ответил Давуд.
Султан встал и направился к дверям хамама. Выйдя в галерею, он обернулся и пристально посмотрел на ичоглана, по-прежнему задумчиво стоящего в тени.
«Я люблю тебя, Давуд; иногда, боюсь, даже больше, чем любил Ибрагима».
Давуд вскинул голову и увидел, что Сулейман по-прежнему пристально смотрит на него. Замявшись, он вздохнул и спросил, вдыхая влажный воздух:
— Господин, ты желаешь чего-то еще?
С едва заметной улыбкой Сулейман покачал головой и вышел. Его ждали государственные дела.
Давуд размышлял над словами своего господина, пока в голову не пришла четкая, ясная мысль. Он отбросил все сомнения, сковывавшие его сердце много лет…
«Так же сильно, как я люблю мою дражайшую Александру, я люблю тебя… мой господин Сулейман».
Глава 68
Сулейман нежился с фаворитками и детьми в тенистой парковой беседке. Малыши мирно спали на оттоманках или на залитой солнцем лужайке, а дети постарше с криками носились между клумбами тюльпанов и плескались в воде декоративных прудов. Султан мелкими глотками пил шербет и с радостью наблюдал за своими отпрысками. Ханум и Гюльфем негромко пели, ловко вышивая изумрудные листья на кафтане для своего господина. Хюррем тихо полулежала рядом с любимым, держа на сгибе локтя малыша Селима, и нашивала большие красные горошины на новую рубаху. Махидевран, размахивая руками, гонялась по лужайке за своим сыном Мустафой.
Сулейман морщился всякий раз, когда слышал, как громко и визгливо Махидевран разговаривает с детьми.
— Моя красавица Махидевран кричит громче павлинов, которые охраняют гарем!
Фаворитки, лежащие рядом, засмеялись.
Хюррем обернулась, смеясь, когда мать наследника престола вышла из-за кустов и присоединилась к остальным. Махидевран метнула на Хюррем злобный взгляд:
— Лучше не веселись на мой счет, кошечка. Я увидела, что нижние ворота, ведущие к морю, открыты. Кто знает, может быть, к закату все твои дети окажутся на дне Мраморного моря!
Услышав такие слова, Сулейман нахмурился.
Хюррем вскочила, спокойно переложила Селима с правой на левую руку и со всей силы влепила Махидевран пощечину. Сулейман, потрясенный, встал и подбежал к упавшей на землю фаворитке. Он обнял громко вопящую Махидевран и принялся ее утешать. Повернувшись к Хюррем, он сурово покачал головой. Впрочем, деланая суровость вскоре сменилась улыбкой, предназначенной только для нее. Хюррем снова принялась шить, а Сулейман подвел Махидевран к своему дивану и, не дав вымолвить ни слова, положил ей в рот кусочек сладкой пахлавы.
Остаток дня прошел спокойно. Дети продолжали играть, пока наконец не заснули, разомлев на солнце. Сулейман продолжал кормить Махидевран сладостями всякий раз, как подозревал, что она попытается нарушить спокойствие.
Все они в тревоге обернулись, когда по тропинке со стороны Третьего двора вбежал черный евнух. Он тяжело дышал. Упав на колени перед султаном, он поднял небольшую деревянную шкатулку, перевязанную синей лентой и запечатанную красной восковой печатью.
— Печать короля Франции, — прошептал Сулейман.
Он взломал печать и, открыв шкатулку, достал оттуда документы. Фаворитки молча ждали, пока султан читал. По мере того как он разбирал французские слова и распутывал хитрые дипломатические выражения, его гнев нарастал. Он вскочил с дивана и принялся расхаживать по павильону, снова и снова перечитывая последнюю страницу.
Хюррем не отрывала взгляда от лица Сулеймана; прочитав письмо, он встал, повернувшись к ним спиной, и посмотрел в парк.
Когда он снова повернулся к ним, на его лице не осталось и следа гнева. Перед ними был их прежний заботливый возлюбленный. Он нежно обошел всех фавориток по очереди, поцеловал им руки и попросил разрешения оставить их общество. Он склонился к руке Хюррем и прошептал:
— Умница моя, позже мне нужно будет обсудить с тобой дела.
Хюррем изумленно улыбнулась, увидев, что Сулейман, вместо того чтобы пойти по тропинке, бросился напрямик, по траве, к Дивану. Черный евнух бежал за ним по пятам.
Глава 69
Сулейман быстро вошел в здание Дивана.
На срочное совещание созвали всех сановников и их помощников. Великий визирь зачитывал им вслух послание Франциска Первого и переводил его на язык двора.
Когда все прослушали письмо, Сулейман посмотрел на стену за троном великого визиря. Там находилось тайное отверстие — Око султана. Сулейман знал, что за Оком султана прячется и подслушивает Хюррем — и, может быть, валиде-султан.
— Итак, — загремел он, — этот молодой выскочка Лайош Второй… которому, позвольте напомнить, всего четырнадцать лет от роду… вот уже три года истощает силы наших янычар бесконечными мелкими стычками в Венгрии. Тем временем Габсбурги, эти собаки, Карл и Фердинанд Австрийский, нанесли поражение нашим единственным верным союзникам, французам. Судя по очевидной спешке, с какой составлено это письмо, могу предположить, что Франциск находится у Габсбургов в плену!
Придворные зашумели.
— Паши! Великий визирь! Хотя союз Лилии и Полумесяца еще не скреплен кровью и чернилами, на деле он уже существует благодаря нашей взаимной ненависти к Габсбургам. К завтрашнему дню жду от вас план действий. Не хочу напрасно ерошить перья Лайошу. Мне нужен такой план, который вырвет все перья из его тела! Мы получим не только Венгрию. Наши янычары пройдут в глубь австрийской территории и осадят спелое золотое яблоко — Вену. Мы сокрушим Венгрию. Мы сокрушим Австрию и Габсбургов. Вена будет нашей!
