Закон племени гласил: если любовь вселена в сердца двоих самим божеством и стала для них дороже жизни, пусть они придут после заката солнца к изваянию божества. Пусть смешают в чаше свою кровь. Пусть отрежут по клоку волос со своих голов и также смешают их и пустят по ветру. Пусть скажет громко мужчина: это моя женщина! Пусть скажет громко женщина: это мой мужчина! И если всемогущий тягри не поразит их своим гневом следовательно, он признал их союз. Пусть живут вместе. Пусть никто не посмеет расторгнуть их союз!
Был еще и третий способ женитьбы, не признанный законом, но применяемый всеми племенами, - кража невесты. Это - когда нет ничьего благословения, когда в сердце отчаянная решимость, когда шальной ветер бьет в грудь, а разгоряченные звезды мчатся вслед за конем, когда нет других союзников и защитников, кроме быстрых ног верного коня да смелой руки, сжимающей саблю.
Но этот способ неприемлем для раба. Раб не найдет спасения и защиты среди людей других племен, все будут гнать и преследовать его. Ведь он совершил двойное преступление: украл невесту и похитил самого себя из-под власти господина. Что будет с половцами, если все их рабы начнут разбегаться? Нет ужаснее этого преступления, и горе рабу, совершившему его!
Елак подвел Оголех к каменному идолу. Он мысленно молился изваянию: о божество, признай нашу любовь, ты видишь - без нее нет у нас жизни. Не карай нас, всемогущий! Что тебе до маленького счастья двух букашек, ползающих у твоих ног?
Юноша вынул кинжал и надрезал себе руку. Кровь закапала в кожаный мешочек. С ней смешалась кровь Оголех. Елак взобрался на колени идола и вымазал кровью каменный рот. В свете луны юноше показалось, что идол довольно улыбается. Ирци осмелел. Пустил по ветру клочки волос. Крикнул, указывая на Оголех:
- Это моя женщина!
Теперь надлежало произнести заветные слова Оголех. Девушка стояла ни жива ни мертва и расширенными глазами смотрела на каменного идола. Елак дернул ее за рукав, улыбнулся, сдерживая страх. Оголех зажмурилась и жалобно пропищала:
- Это мой мужчина!
Елак пристально следил за лицом идола. Оно все так же улыбалось ему блестящей лунной улыбкой.
Юноша проводил Оголех до юрты ее отца. Предстояло нелегкое дело известить о свершившемся богатыря Огуса. Но Елак надеялся, что с благословения идола все сойдет благополучно.
Оголех тихонько подошла к отцу. Огус дремал, сидя на кошме. Перед ним стоял высокий кувшин с вином. В глиняной чаше, наполненной жиром, догорал фитилек.
- Ата!* - позвала девушка.
_______________
* А т а - отец.
Огус раскрыл осоловелые глаза, удивленно спросил:
- Чего тебе?
- Ата, мы с Елаком соединили пути. Мы смешали кровь. Ата, прости нас.
Богатырь вскочил, схватил дочь и вскинул ее на вытянутых руках, словно намереваясь разбить об пол юрты.
Девушка заплакала:
- Божество защитит меня.
Эти слова отрезвили Огуса. Тягри не покарал их, значит, дал им свое благословение. Об этом могут узнать люди племени, и тогда никто не захочет купить Оголех в жены.
Богатырь отпустил дочь и сказал:
- Я скорей убью тебя, чем отдам какому-то рабу без выкупа. Ты принадлежишь кмету Сатмозу. Запомни это и не противься. Он дарит тебе украшения. Посмотри.
Огус раскрыл шкатулку. При бледном свете сальника засверкало золото и белые, зеленые, красные драгоценные камни. Богатырь надел ожерелье на шею девушки.
- Сатмоз будет ханом, и ты станешь его женой. Кто не позавидует такой доле?
Он вытолкнул ее из юрты:
- Иди. Через несколько дней Сатмоз заберет тебя.
Оголех подбежала к встревоженному Елаку. Он увидел ожерелье на ее шее.
- Это ата подарил?
- Нет! Это прислал Сатмоз. Ата продал меня ему. Он сказал, что убьет меня, но не отдаст тебе.
- Огус восстал против тягри? - с ужасом спросил юноша. - А что сказала ты?
Оголех не отвечала, она плакала. С детства ее воспитали в покорности мужчине. Она была всего-навсего забитой половецкой женщиной. Пусть мужчины решают сами ее судьбу. Как решат - так и будет. А сама она - что она может?
Елак посмотрел на вздрагивающие плечи девушки, поднял ее заплаканное лицо.
- Тебя прельстили эти камни и это золото. Хорошо же. Помни - тягри отдал тебя мне. Пусть кара тягри падет на голову твоего отца. Пусть тягри покарает тебя, если станешь женой Сатмоза!
Он круто повернулся, вскочил на коня. Ни в чем не повинный верный Ит получил удар плетью и понесся во весь опор, сбивая копытами головки цветов. Елак с презрением думал об Оголех. Как она смотрела на эти камушки! А какая она красивая в блеске ожерелья! Он мчался, и, подобно черному коню, мчалась ночь, усеяв небо тысячами ожерелий. И Елак запел, ведь он все-таки был ирци - певец, и боль его сердца переходила в слова и мелодию:
Черный конь несется по степи,
в его гриве звездочки горят,
в его гриве золото блестит,
выбивает бурю он копытами,
Я поймаю черного коня,
золото и звезды я рассыплю по траве...
Что захочешь, девушка, возьми!
...Отчего ж ты золото берешь?
Хан Кемельнеш ушел в Долину Вечного Молчания. Но его дух все еще кружил над родным становьем, прощаясь с людьми племени. Надлежало в строгом соответствии с обычаями племени отправить на небо тело хана. Тогда дух Кемельнеша, соединившись с телом, уйдет к предкам и там будет молить тягри о даровании милостей людям гуун.
Весь день трудились воины, расчищая от травы круг, очерченный в степи шаманом. Посредине круга сложили огромные кучи хвороста. Мужчины молились и пели старые священные песни, женщины плакали и посыпали головы пеплом. Особенно неистовствовали жены и рабы Кемельнеша. Их рыдания раздавались всю ночь. Жены рвали ногтями свое тело, бились в припадке на земле. Их горе было искренним. Ведь и они, и рабы должны были последовать за ханом в Долину Вечного Молчания, чтобы и там прислуживать ему.
На рассвете к погребальному кругу сошлись все люди племени. У кучи хвороста прыгали и квохтали шаманы.
Воины снесли и сложили в круг одеяния хана, ковры и подушки. Затем шаманы привели рабов. Главный шаман, назначенный вместо казненного, взял в руки отточенный нож, попробовал пальцем острие. К нему подводили по одному рабов. Шаман перерезал им шеи, и кровь стекала в большую бронзовую чашу. Один из рабов заупрямился. Он упирался, пытался оттолкнуть воинов, кусался. В толпе половцев послышались негодующие крики. Какой разбойник этот раб! Какой глупец! Ведь для него почетно сопровождать хана.
К упрямцу подскочил богатырь Огус, запрокинул ему голову...
Настала очередь ханских жен. Они умирали без крови, удушенные тетивой лука. Женщины не сопротивлялись, знали: ничего не поможет. Лишь их выпученные глаза безмолвно молили о пощаде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
