«Государь как-то незаметно прекратил этот разговор и перевёл его на другие менее острые темы,» — заключает В.Н. Коковцев.
Престиж Царя падал не по месяцам, а по дням. Еврейская печать готовила страну к анархии. В стране ещё был Самодержец, ещё было правительство, но был и странный паралич власти. Ведь и сам Коковцев понимал, что речь идёт о судьбе России. Не мог этого не понимать и Государь. Кто же должен был защищать сердца и умы простых русских людей от этой газетной грязи? Если не глава правительства, то кто же? Тут интеллигенцию нечего об винять. Тут была обязанность правительства. Оно несло ответственность за судьбу страны.
Через несколько лет будут воевать с немцами, миллионы людей уйдут на фронт, будут убиты и искалечены. Но фронт настоящий был в тылу. Целый народ оказался в плену у еврейской прессы и должен был на всё глядеть её глазами. И мы который раз снова останавливаемся в не доумении, видя это странное бессилие у правительства при наличии у него всей полноты власти и всех материальных средств к исполнению её решений.
И здесь мы вплотную подошли к тем мыслям и раздумьям, которые занимали умы русских людей, недоумевающих как раз над этими вопросами и так и не получившими на них ответа. Чтобы понять судьбу монархиста в России, чтобы понять смысл черносотенного движения и его неудачу в то время, надо увидеть политическую ситуацию такой, какой она являлась ему, обычному крестьянину, рабочему, инженеру, врачу или сенатору, губернатору и генералу.
Новое царствование начиналось в тот самый день, когда умер Император Александр Третий. Он умер в Ливадии 20 октября 1894 года. И всем стало ясно, что кончилась целая эпоха в жизни страны. Все, и простые люди, и знатные, почувствовали, что что-то оборвалось, ушло навсегда. И сразу потянуло новым ветром, ещё неясно откуда, и куда могущим повлечь громадную страну. Но что-то уже сдвинулось. Было грустно и тревожно. В этот день видели слёзы на глазах многих приближенных умершего Императора. Плакал и вчерашний наследник престола, а ныне уже новый Царь Николай Александрович.
Поставив вопросы, бегло осветив какие-то проблемы государственной жизни России в её противоречиях, роковых и потому тягостных, что они осознавались современниками, мы закончим эту часть публикации по заявленной теме, чтобы перейти к ней в дальнейшем и начнём её с вопроса, что было бы с нашим современником, если бы он, по-нынешнему монархически настроенный, оказался в России в начале 20 столетия.
Что могло бы его там ждать?
Реформы Петра разрушили сословное деление русского общества и сделали его более социально мобильным. С введением табели о рангах всего четырнадцать ступенек отделяло последнего лапотника от вершины правительственной власти — должности министра или канцлера. Теоретически каждый, поступивший на государственную службу, мог стать генералом. В этом смысле реформы Петра были демократическими. И, надо сказать, в двухсотлетней истории петербургской империи такие случаи бывали.
Чиновничий класс складывался под влиянием просветительской идеологии и на её началах. Достаточно быстро в русском обществе сложилась психология престижа не рода и знатности, а чина. Ко временам Екатерины Второй чиновничество сложилось в единый по своей идеологии корпус. И эта идеология складывалась на началах универсальности и либеральных свобод. Консервативной силой русского общества оставалось дворянство и духовенство. Духовенство имело сильное влияние на крестьянство, а дворянство определяло лицо армии. Но в системе управления страной роль дворянства неизменно падала. Реформы Сперанского (1810 год) нанесли дворянству тяжёлый урон. В результате реформ этого злого гения бюрократизма на первое место выходила не преданность Престолу и родной Церкви, а диплом, университетская образованность. С этого момента открываются двери для разночинцев самых разных национальностей и доступ их на высшие правительственные должности. Дворянство по условиям того времени не могло в той же мере давать своим детям среднее и высшее образование и оказалось оттёртым от управленческой машины. Карьера стала единственной путеводной звездой нового типа чиновника времён Александра Первого и последующих царствований.
Конечно, эти процессы происходили постепенно, не сразу. Более того, вчерашние разночинцы, поступив на государственную службу и достигнув определённого класса по табели о рангах, становились дворянами. Само дворянство расслаивалось на выслужившееся, чиновничье и землевладельческое.
Вообще же, по российским законам все дворянство было разбито на шесть «классов». Одним концом оно упиралось в царский Престол, а другим уходило в крестьянскую избу (однодворцы). Выпускники высших учебных заведений, награждённые определёнными правительственными орденами также приобретали дворянство. И надо сказать, что это был путь для многих инородцев, в том числе и евреев. Многие аристократические фамилии к концу 17 века уже мягко картавили, приобрели отчётливые семитские черты, курчавые волосы и обнаружили влюблённость в «избранную нацию», вечно «гонимую» и оглашавшую воплями о своей несчастной судьбе все окрестности Вселенной.
Родовое, землевладельческое дворянство, в кодексе чести которого была беспримерно служба Царю и Отечеству, оттиралось на задний план не «ходом истории», как учит марксизм, а целым рядом правительственных актов. И это очень важно представлять себе для понимания происходящего в то время в России и именно того процесса, что привёл к революции.
Любопытно, что когда говорят о черносотенцах, монархистах, правых, то вовсе не имеют в виду ни русскую аристократию, ни даже сословные дворянские организации, которые по исторической логике и должны были бы первыми встать на защиту Престола и Отечества от еврейских террористических банд. Как-то меньше всего задаётся вопрос: а где была русская аристократия и русское дворянство в последнее двадцатилетие перед революцией?
Почему не оно стало во главе черносотенного движения? Что касается аристократии, то она в сущности прекратила своё русское происхождение ещё в 18 веке и превратилось в космополитическое изделие даже по крови. Все эти Трубецкие, Юсуповы, Волконские и проч. и проч. уже к царствованию Александра Первого представляли из себя помеси еврейско-немецких кровей, плохо говорившие по-русски.
Среди них были, конечно, и вполне порядочные люди и даже представители правых взглядов, как они были и среди немцев, и среди поляков и даже, как ни странно, среди евреев. Но правость правости рознь. Историк Карамзин, к примеру, может считаться человеком правых убеждений. В своей известной записке Александру Первому «О старой и новой России» он выступает, как государственник. Он категорически против ограничения власти монарха и заклинает Александра Первого ни в коем случае не идти на дарование стране конституции. Он за единство и неделимость России и так далее. Вместе с тем не случайно его политические взгляды некоторые историки определяют, как либеральные. Например, В.В. Леонтьев («История либерализма в России. 1762–1914». М, 1995 г.). Что касается религиозных воззрений Карамзина, то и они однозначно определяются, как деизм. Не будем вдаваться в определение этого термина, поскольку это определение можно найти в любом энциклопедическом словаре. Не мешает также знать, что историк масонства прошлого века, немецкий масон Финдель считал, что именно для проведения идей деизма и было создано масонство нового времени. Так в чем же дело? Одни говорят о реакционных взглядах на природу власти в России, другие — о его либерализме. Дело в том, что в своих взглядах на природу власти в России, на власть самого монарха Карамзин — рационалист. Для него монарх это нечто вроде пожизненного президента, это просто единоличная власть, символ самого государства. Государство воплощено в лице одного человека, персонифицирующего всю его мощь. Но такого рода учения о государстве и его главе были характерны как раз для просветительской философии, и в том числе для масонства в его оккультно-теософских теориях. Эта точка зрения нашла своё выражение и в известном сочинении Сен Мартена. Здесь мы находим и воззрение на главу государства, как на «святого царя».
Все это необходимо знать, чтобы не попасться на удочку «патриотической» демагогии нашего времени. «Правость» имеет свои степени свои градации, свои оттенки и тона. И палитра этих сочетаний всяких тонов, степеней и взглядов на разные вопросы политического и государственного устройства могут быть самые причудливые. По крайней мере, надо иметь в виду, что и «правость» имеет свои правые и левые фланги, и «левость» имеет точно также свой правый и свой левый край.
Если мы теперь вернёмся к вопросу о дворянстве и аристократии, то должны учитывать наличие в этой среде и своих левых и своих правых. Было бы легкомысленно, понятно, записывать всех решительно представителей знатных родов исключительно в левый лагерь. Были и правые в этой среде. Были и по-настоящему правые. Но надо сказать, что значит «по-настоящему». Эталон правости несложен: неограниченное никакой конституцией, никакими представительными органами Самодержавие. Рядом с Самодержцем должен находиться Патриарх, как выразитель интересов Церкви, первый среди архиереев. Законы государства не должны расходиться с церковными канонами, а в случае такого расхождения приоритет должен отдаваться церковным канонам. Государь не вмешивается в собственно церковную область, так как Он есть сын Церкви, поставленный для охраны её вероучения среди народа. Государь не назначает епископов, не перемещает их с кафедры на кафедру, вовремя собирает соборы, архиерейские и поместные, и так далее и тому подобное. Во внутренней политике Царь следит за тем, чтобы никакое учение, враждебное Церковному, не могло иметь место для своего распространения. Все просвещение народное должно находиться в руках и под контролем духовенства. Все Церковные праздники в то же время являются и государственными. На все государственные посты должны назначаться только Православные, что ни в коей мере не нарушает местной национальной жизни других народов и их религии.
