Светик протискивается к машине поближе. Зевака всегда зевака. Можно поглядеть.
— Да что вы!.. Товарищ старшина! — оправдывается кто-то из пойманных, юлит. — Да я первый раз!
Его погружают.
Следующий шумит:
— Я менял!.. Клянусь, я только обменивал книги!
Его тоже погружают. Оля уже в машине. Ее посадили первой.
Старшина считает.
— Семь! — кричит он. — Восемь! Стоп!.. Хватит на сегодня.
— А этого? — спрашивает опер. — Товарищ старшина!
— Отпусти его. Там и без него тесно.
Светик быстренько подводит итоги. Из своих больше никто не попался. Только Оля. Это называется — прошлись редким бреднем.
Светик успевает увидеть лицо Оли. Через зарешеченное окошко машины. Светик машет ей: не падай духом.
Машина трогается.
Светик раздумывает недолго. Минута — и она уже звонит из автомата. Она знает, куда звонит. Голос Светика спокоен. И тем сильнее распаляется на том конце провода Каратыгин:
— Мою сотрудницу?.. Приняли за спекулянтку?!
Он тут же выходит из берегов. Бушует. Светика это очень устраивает. Любит она, когда человек как порох. Когда он ничего не соображает.
* * *
В отделении милиции сортируется улов. Дело обычное. В конце концов оштрафуют и выпустят. Но перед этим хорошенько расспросят. Вот этого-то Светик и боится — расспросов. Оля совсем зеленая. И напуганная.
Светик в дверях. Она будто бы пришла по делу и ждет.
Появляется Каратыгин. Он влетает в отделение. Озирается… У него, видно, рябит в глазах.
Старшина тем временем сидит и листает паспорт. И спрашивает какого-то рыжего малого.
— Ты обмозгуй как следует, — втолковывает он рыжему. — Может, ты попал в лапы спекулянтов?
— Нет.
— А зачем же ты продавал?
— Просто так.
— Может быть, тебя все-таки заставляли?
— Нет.
Идет обработка. Но рыжий не поддается — тертый.
И тут Каратыгин видит Олю — в углу, испуганную, в глазах тихие слезки. Каратыгин кричит:
— Опять эти фокусы?.. Опять?! — И он грозно стучит своей загипсованной рукой по перегородке. Звук жутковатый. Светик вся замирает.
— Почему вы задержали мою сотрудницу? — наступает Каратыгин на старшину.
— А ну не кричите!
— Не нукайте!.. Это моя сотрудница — вот она!.. Оля! Собирайся! Живо! Пойдем отсюда!
— Как это «пойдем»? — встает на дыбы старшина. Но встает на дыбы не слишком. Светик это тут же примечает. Видно, там уже есть какие-то счеты. Видно, Каратыгина просто так не заткнешь. Светик знает, кого привести на помощь. У Светика нюх. Ай да Светик!
— Где лейтенант?! — требует и шумит Каратыгин.
Возбуждение Каратыгина передается окружающим. Спекулянты тоже начинают возмущаться. Пользуются моментом.
Старшина спешно выводит всех троих в коридор — Каратыгина, Олю и Светика. Точнее сказать, Светик сама присоединяется к ним.
— Алексей Сергеевич, вы, это самое… уймитесь, — говорит старшина. — Вы слышите, как вы всех взбудоражили.
Каратыгин не слушает. Он качает права:
— Мои сотрудники и я имеем право бывать на рынке когда нам угодно. Вы поняли?.. Это наш хлеб. Это наше дело…
— Я понимаю. Я…
— В тот раз вы запихнули в свою дурацкую машину меня. А теперь ее?!.
Они бранятся.
Тем временем Светик замечает, что молоденький милиционер поглядывает. На Светика и на Олю. Смазливенький. Но ведь Светик и Оля тоже ничего. Пусть поглядывает.
— Это бывает, — говорит молоденький мент чуть слышно.
— Что? — спрашивает Светик (ее приняли за научного сотрудника).
— В нашей работе бывают промашки. — И милиционер как бы извиняется. И улыбается Светику. Но Светик гордо отворачивается. Держит честь фирмы. Знай наших. Светику вдруг становится приятно чувствовать себя научным сотрудником. Такой, как Оля.
Каратыгин и старшина уже не шумят — стычка на излете. Они закуривают.
Оля тихонечко тянет Светика за руку — дескать, пошли. Но Светик не спешит. Она очень близко стоит от старшины. И от молодого милиционера близко. (Его зовут Сергей… Сережа…) Пусть лишний раз они заметят Светика. Так сказать, молодую научную сотрудницу. В глазах у Светика сама наивность. Выражение мягкое. Кроткое. Ах, дескать, в какую неприятность мы попали…
Они идут улицей. Оля вдруг говорит:
— Я ведь пришла к вам — думала, свяжусь-ка я со спекулянтами… Ты извини, Светик.
— Валяй.
— Думала, свяжусь — буду доставать какие-нибудь старинные книги. А у вас обычные книги. Те, что в магазинах. Те, что в библиотеках есть… А мне хотелось, например, достать «Книгу печалей и радостей». 17-й век. Для Алексея Сергеевича.
— Влюблена в него?
Оля смущается.
— Мне хотелось достать ко дню его рождения.
— Ах, ах… Ко дню его рождения, — подсмеивается Светик. Но только чуточку подсмеивается. Ведь действительно старых книг у нее нет. Крыть-то нечем.
Светик говорит:
— Займемся и старыми книгами. Не все сразу.
Оля торопится уйти.
— Ладно… Будь здорова!
Светик идет домой — усмехается. Чего только не бывает в жизни. Ишь, влюбленная. Небось решила проникнуть в грязное спекулянтское логово. И сделать милому подарочек. Ко дню рождения…
* * *
В тот же день Светик видит Каратыгина на рынке — его и церковного служку Павла. Они разговаривают.
Каратыгин привел сегодня с собой двух книжников. Видно, своих приятелей. Оба бородатые и смешные. Оказывается, им-то и нужно «Житие».
— Мы филологи, нам книга очень нужна, — говорит один из бородачей.
«Фил-олухи», — думает про себя Светик. И раскрывает пошире ушки. Стоит возле — в шаге от них — и просматривает «Книжное обозрение». Она его регулярно просматривает.
Окающий Павел заломил с них те самые пять сотен. И стоит на своем. Как бульдозер. Такого не свернешь.
— Милый, ты ж в Бога совсем недавно веровал, — упрашивает бородач. — Нам для дела, а ты цену загнул.
Второй бородач смеется:
— Ты варвар. Тебя бы в милицию сдать надо.
Окающий Павел понимает, что шутят. И сам же первый смеется. И жмет на свое «о»:
— А я не боюсь. Не боюсь. Не боюсь.
— Бога не побоялся, — передразнивает его Каратыгин, тоже окая.
— А мне надоело в церкви. Зачах я там. Людей хочу посмотреть.
— Уступай цену, а?
— Нет.
Они болтают. И листают книгу — то бородачи, то сам Каратыгин, — от этого «Жития» у них вот-вот слюнки потекут. Светик скосила глаза. Наблюдает. Книга как книга, а какая цена!
Те расходятся. Не договорились.
Окающий служка подходит к Светику — смеется. И говорит, поглаживая книгу, как дорогую кошку:
— Слыхала?.. Не уступлю им ни рублика.
— А если откажутся?
— Такой книги нигде нет. Не откажутся. Им диссертации писать.
Глава 3
Воскресенье. Несколько пасмурное утро. Светик замечает на рынке окающего служку. Недоделанного попика. С его «Житием».
— Не продал еще?
— Нет. — И он начинает жать на «о», как жмут на педали: — Потомлю их еще, потомлю. Пусть хорошенько дозреют…
По лицам этих фил-олухов (Светик видела их вчера) чувствуется, что они действительно дозревают. До пяти сотен. И ни рубликом меньше.
Вот и дождь. Накрапывает. Книжный рынок пустеет.
— Пойду, — говорит служка. — Они умоляли, чтобы я потолковал с ними в обед. Но я пойду. Пусть потомятся. Пусть дозреют.
Светик слегка восхищается им. Крепко он их скрутил. Вот что такое старые книги.
— Уходишь? — спрашивает она.
— На футбол. Обожаю футбол. Такой матч сегодня.
— Дождь ведь.
— Это ничего.
Подходит Бабрыка:
— Я тоже на футбол — я смываюсь, Светик. Я этот матч целый месяц ждал.
— Дождь ведь.
— А я в домашних условиях. По телевизору.
— Может, мы все к телевизору пойдем — хором? — говорит Светик. И тем самым приглашает в гости служку. Он ей интересен… Оба начинают говорить наперебой: конечно… конечно… Такой матч!.. (Чего от них ждать — мужики. Им бы только футбол смотреть. И пиво посасывать.) Светик говорит: — Идемте. Я тоже посмотрю футбол… А вы можете к футболу по паре пивка прихватить.
Тут они поднимают невообразимый шум. Попала в точку. И попенок, и Бабрыка в две глотки кричат, что у Светика гениальные идеи. Что у Светика гениальная голова… А у Светика свое на уме — заманить попенка домой и за пивом порасспрашивать о старых книгах. Где и что.
Пришли. Парни тут же принимаются за дело, то есть за пиво.
— Открывай!
— А где эта штука?
— Открывай так… Раз-два и готово!
Оба садятся перед телевизором — и знай запрокидывают бутылки. Прямо из горлышка. По телевизору кто-то выступает, говорит о любви к театру. Но эти дурачки звук ему убрали. Только изображение. Ни звука не слышно, а он все выступает. А эти потешаются. Разевает рыбка рот, но не слышно, как поет.
