— Возможно, вы правы. Но разница между нами заключается в том, что я собираю доказательства, прежде чем выдвинуть теорию, в то время как доктор ищет доказательства в поддержку своей теории. В любом случае, похоже, ни один из нас не сможет продвинуться далеко, пока не узнает, с чего все началось.
— Но кто может назвать причины сумасшествия?
— В данном случае, полагаю, вы можете. Даже оставив в стороне вопрос, действительно ли это сумасшествие или некая менее серьезная разновидность нервного расстройства, никто не может прийти к рациональному выводу, пока остается неизвестным, что же произошло на встрече клуба Святого Духа, которую вы посетили в феврале, незадолго до смерти миссис Уичкот. Суть именно в этом, не правда ли, сэр? Клуб Святого Духа и смерть миссис Уичкот. Вот почему вы дали приют целому полку зеленых чертей. Вот почему вы все усугубили вином, лауданумом и прочим.
Фрэнк наклонился, согнал кота с коленей и обхватил голову руками. Со своей гладкой кожей и растрепанными светлыми волосами он и вправду мог показаться мальчишкой не старше двенадцати, охваченным горем или опасающимся наказания за проступок. Холдсворт понял нечто столь очевидное, что поразился, как не замечал этого прежде: молодость Фрэнка сыграла свою роль в произошедшем. Ведь, несмотря на всю свою манерность и спесь, несмотря на богатство и положение, он всего лишь восемнадцатилетний юнец. Он также был желанным призом — мальчик, которого ждет огромное богатство и высокое положение. И все же мальчик. Что мог Фрэнк противопоставить старшим товарищам, которые знали, чего хотят и как этого достичь? Легкая добыча для таких, как Филипп Уичкот, доктор Джермин, мистер Ричардсон и даже чета Карбери.
— Что случилось на встрече клуба Святого Духа?
Фрэнк не ответил.
— В таком случае, позвольте мне высказать пару догадок.
Юноша не пошевелился, но стал еще неподвижнее.
— Мне кажется, что Ламборн-хаус — нечто вроде колледжа, а мистер Уичкот — некто вроде тьютора, — продолжил Холдсворт. — А члены клуба — в некотором роде его ученики. В обмен на деньги он обучает вас порокам джентльменов.
Холдсворт подождал, но Фрэнк упорно молчал.
— Однако в ту ночь случилось нечто из ряда вон. Нечто, заставившее миссис Уичкот покинуть дом. Нечто, приведшее к ее смерти. Я не верю в эту чепуху насчет хождения во сне. Ее заставили уйти? Или она убежала сама?
Фрэнк поднял голову и посмотрел на Холдсворта. Он закрыл глаза, как будто не хотел видеть мир.
— Расскажите мне, — попросил Джон. — Обещаю, это не причинит вам вреда. И может помочь.
— Это я виноват, — прошептал Фрэнк.
— Вы? Но как?
— Было решено, что после встречи клуба я останусь на ночь в Ламборн-хаусе. Она… пришла ко мне, в мою спальню.
Повисла тишина. Кот обвел взглядом комнату. После мгновенного размышления он запрыгнул на колени к Джону.
Фрэнк встал.
— Я уже возложил на ваши плечи слишком большой груз, мистер Холдсворт, — произнес он с головокружительным благородством, каким может руководствоваться лишь очень юный человек. — Простите. Я должен научиться нести его сам.
— Сэр, вы не можете остановиться на этом. Расскажите мне все.
— Я сгорал от страсти. Боготворил саму землю, по которой она ступала. Сделал бы для нее что угодно. К моему изумлению, оказалось, что мои чувства взаимны и… говоря начистоту, в ту ночь она уступила моим домогательствам.
Холдсворт погладил кота по голове.
— И где в это время был мистер Уичкот?
— Его не было дома… он провожал некоторых членов клуба. Большинство из них были пьяны в стельку и не могли найти дорогу в свои колледжи, — Фрэнк снова сел и положил руки на стол. — Но он вернулся, вот в чем беда. Он увидел, как она выходит из моей комнаты, и тогда… одному богу известно, что случилось. Уичкот — дьявол. Я слышал его крики и ее. Мне кажется, он ударил ее.
«И что ты сделал, чтобы ему помешать?»
Олдершоу заторопился, как будто Холдсворт задал вопрос вслух:
— Я остановил бы его, если б мог, но он запер меня в моей комнате. А потом было уже поздно. На рассвете Мепал заколотил в дверь и сообщил ужасную новость, — он обхватил голову руками. — Боже праведный, Сильвия была такой красивой, мистер Холдсворт, такой милой. Она была для меня всем на свете. И она нашла свой конец, промчавшись по ночным улицам и утонув в пруду. Возможно ли что-то более жестокое?
36
Несчастья, как и соперничество, пробуждали в докторе Карбери все лучшее и худшее. Порой он казался почти прежним, решительным и энергичным. Носился по колледжу и, как и Ричардсон, разговаривал почти со всеми членами совета с глазу на глаз. Он объявил, что завтра в полдень будет проведена чрезвычайная встреча совета.
Не годится, сказал он Элинор, чтобы в колледже думали, будто он прячется в Директорском доме из-за того, что его протеже скомпрометирован. Она с беспокойством наблюдала за ним, как и положено жене, хотя вряд ли понимала, о ком больше тревожится — о нем или о себе.
Мистера Аркдейла вызвали к директору. Элинор узнала от мужа, что Соресби посетил службу, как обычно, и пообедал в зале. Но сайзар сидел отдельно и ни с кем не разговаривал.
Запала директору хватило до середины вечера. Он рано вернулся с ужина, опираясь на руку Бена, и его пришлось проводить в постель. Элинор зашла повидаться с ним. Он выглядел изможденным и явно испытывал боль, но не позволил жене послать за врачом или хотя бы за сиделкой.
— Нет-нет, — вспылил доктор, мотая головой из стороны в сторону. — Я и так прекрасно справлюсь, миссис Карбери. К тому же, если мы за кем-то пошлем, новость облетит колледж за пять минут. — Он мрачно ухмыльнулся и тут же поморщился. — И Грязный Дик начнет сочинять для меня некролог. Если уже не сочинил.
Он отвернулся и застонал. Элинор заранее запаслась в аптеке опийными пилюлями. Она достала из кармана маленькую вощеную коробочку, заручилась помощью Бена и уговорила мужа принять две сразу. Пилюли, по крайней мере, облегчат его боль, а это уже больше, чем способны сделать врачи со своими диагнозами и учеными степенями.
Спал доктор Карбери неспокойно. Элинор, Сьюзен и Бен сменялись у постели. Элинор не спала. Всю ночь куранты колледжа неустанно отмеряли медленное течение времени. Днем и ночью часы напоминали, что она в Иерусалиме, своей тюрьме и своем святилище.
Элинор задумалась, не позвать ли священника, но отказалась от этой мысли на основании того, что это только разъярит мужа, поскольку его подлинное состояние станет тогда известно за пределами дома. К тому же это может усилить его страх, поскольку покажет, что Элинор считает его умирающим. Долгие часы она твердила себе вновь и вновь, что у него — и у нее — есть основания надеяться. Телосложение ее мужа на редкость могуче, и он переживал бури и похуже этой. Она отгоняла прочь мысли о том, что станет с ней, если он умрет. Она отгоняла мысли о Джоне Холдсворте.
Пробило два часа, когда Элинор вышла из комнаты больного, где место у кровати заняла Сьюзен. Доктор Карбери не спал, но был без сознания. Казалось, он не чувствует боли. Элинор закрыла за собой дверь и медленно и тихо пошла по коридору к своей комнате. Она испытывала усталость, но не сонливость. Женщина остановилась у окна, которое освещало лестничную площадку, и отвела занавеску на несколько дюймов.
Окно выходило на запад, на маленький дворик перед домом и город за ним. Дождь после полудня прекратился. Небо прояснилось. Крыши, башни и шпили расстилались перед ней, как спящая стая чудовищ. В их тени теснились низенькие домишки горожан.
Ее внимание привлекло движение. Кто-то шел по двору внизу. Она различила темную фигуру, которая пробиралась к ограде, отделявшей северную сторону двора от Иерусалим-лейн. Неуклюжие хаотичные движения человека напомнили ей несуразных насекомых с длинными ногами — долгоножек.
Элинор тут же вспомнила, как в детстве, еще в школе, они называли подобных насекомых дергунчиками и как Сильвия поймала одного и оторвала ему ножки — скорее ради эксперимента, чем из жестокости. В действительности Сильвия никогда не была жестокой. Но она всегда отчаянно стремилась к знаниям и была охоча до экспериментов. Иногда это приводило к тому же результату, поскольку желание служило оправданием самому себе.
Воспоминание вызвало гадкое и безымянное чувство, горькое, как полынь. Одновременно, как будто Сильвия лично запалила факел, который на мгновение осветил настоящее, Элинор узнала в фигуре внизу мистера Соресби. Он добрался до дальнего угла двора, где ограда встречалась с каменной кладкой. Подтянулся на руках и осторожно перебрался через шипы. Несколько секунд она наблюдала, как он сражается с преградой, но внезапно он исчез, проглоченный Иерусалим-лейн.
Она позволила занавеске упасть на место и вернулась в свою комнату. Мистер Соресби скрылся. Вероятно, ее долг немедленно сообщить об этом мужу или, если сие окажется невозможным, послать Бена с сообщением к мистеру Ричардсону. С другой стороны, кому это пойдет во благо? Уж точно не колледжу и не мистеру Соресби. Она не могла винить сайзара за то, что он сбежал от ситуации, которая обещала ему один лишь позор. И кто она такая, чтобы усугубить его положение?
