и крепко, но явно не стремясь отстранить. Кончиками пальцев провел по шее вверх, на скулы и виски, потом — мягко очертил овал лица вниз до подбородка, ласково погладил губы шершавыми подушечками больших пальцев. Анна с готовностью подалась навстречу, едва не поднялась на цыпочки, ожидая поцелуя. Мелькнула раздосадованная мысль, что если он сейчас отстранится и скажет очередную глупость, она точно не сдержится, и вот тогда…
А Косоруков и правда сильно сомневался. Он до сих пор не был уверен, что поступает правильно, и ощущал прежнюю растерянность, пусть и не настолько сокрушительную. Наверное, стоило бы сдержаться и отступить до тех пор, пока в душе не наступит порядок и ясность, но не хватило воли. Аня была в его руках — отзывчивая, упрямая, порывистая, и…
Слишком хотелось, черт побери, опять ощутить вкус ее губ. И гори оно все синим пламенем, в самом деле, он честно пытался…
Однако стоило дать себе волю и сделать то, чего хотелось, последствия это получило очень неожиданные. Стало легче и заметно свободнее, будто только что он шел против сильного ветра, а потом шагнул в комнату, где тихо и пусто. И все еще не ушло напряжение из мышц, лицо горит, но… спокойно.
Если до этого он боялся, что просто не сумеет справиться с искушением и внутренне смирился с этим, то теперь прежние сомнения показались глупыми и пустыми — какими и были в действительности. Что за нелепые мысли о потере контроля? Он же человек, в самом деле, а не животное.
Все вдруг стало просто и правильно. Просто ему нравится эта девушка, а ей, как ни трудно в это поверить, нравится он. Просто пора возвращаться к нормальной жизни, для которой в этих чувствах нет ничего необычного или неуместного. Да, все слишком быстро и неожиданно, они знакомы всего ничего, и знакомство это странное, и весь этот город — словно странный сон, но все яснее было понимание: именно так — правильно.
Дмитрий бережно обнимал ладонями лицо девушки и целовал — тоже легко и правильно. Осторожно и мягко, неспешно лаская отзывчивые губы, поглаживая пальцами виски, скулы, шею. Немного дразня, немного предвкушая, немного обещая…
Целовал долго, уверенно, со вкусом и удовольствием. А Анна цеплялась за рубашку на его груди и на несколько минут стала как будто немного не собой — тонкой, нежной, хрупкой и податливой, и это еще больше усиливало ощущение правильности происходящего. В конце концов, мужчина здесь он, именно он должен ухаживать, обнимать, украдкой срывать поцелуи. И ведь было когда-то, и нравилось…
Поцелуй охотник в конце концов прервал неохотно, но со спокойным сердцем и с твердой уверенностью, что он наконец нашел точку равновесия, и теперь все пойдет ровно так, как должно.
Анна в ответ глубоко вздохнула и уткнулась лбом в его грудь, не выпуская рубашку. От этого поцелуя ослабели ноги, и как хорошо, что Дмитрий поддержал и осторожно обнял, словно она была из тонкого фарфора… Ощущение было непривычным, но приятным. И уместным, после такого-то поцелуя…
Опыт в этом вопросе у Анны был небогатым, да и не хотелось сравнивать происходящее сейчас со всеми прошлыми глупостями, поэтому оставалось сравнивать с поцелуем над ущельем. И тут ее поджидала сложная задача: поцелуи только по форме были одинаковыми, а вот по ощущениям отличались разительно, и она никак не могла понять, который ей понравился больше?
В конце концов пришлось сдаться и махнуть рукой на этот сложный выбор. Ей нравилось, когда этот мужчина ее целовал, а уж как именно — это он сам пусть разбирается, у него явно больше опыта.
— Давай ложиться, — мягко предложил Дмитрий через несколько секунд.
— Давай, — глубоко вздохнув, она заставила себя выпрямиться. — Я у стенки. И погоди лучину задувать, я наружу выйду по делу…
— Погоди, на, светец возьми, там уже небось темень кромешная.
Спокойный разговор о простых бытовых вещах, как ни странно, не был попыткой спрятать неловкость: нечего было прятать. Поцелуй неожиданно подействовал словно громоотвод, и не только говорили, но даже спать легли они после этого совершенно спокойно. Конечно, расстилать постель не стали, легли в одежде поверх покрывала — раздеваться и забираться под него побрезгали, но все удобнее, чем на полу.
Анна заверяла, что в случае опасности почует загодя и проснется, и Косоруков не стал спорить, хотя про себя посмеялся. И револьверы положил под рукой, подвинув один из стульев к кровати и вынув оружие из кобуры: в таланты спутницы он не слишком-то верил, а вот на свою реакцию полагался. Хотя никто из них всерьез не ждал нападения: колдун, конечно, кое-что умел и засаду подстроил с умом, но не верилось, что он настолько вездесущ и всеведущ.
Предположения оправдались, ночь прошла спокойно. Настолько спокойно, что не любящая ранних подъемов Анна привычно заспалась и не заметила, как тихо поднялся вскоре после рассвета Дмитрий, не видела, как он разжег тусклый светец, чтобы обуться. Только проворчала во сне что-то недовольное и свернулась калачиком, лишившись тепла обнимавшего ее до сих пор мужчины. В доме к утру стало зябко и душно — неприятное сочетание.
Накрыв ее своей курткой, Дмитрий надел кобуру, привычно надвинул поглубже любимую шляпу и взял ведро, чтобы сходить за водой и заодно умыться. Неодобрительно потер подбородок, заросший колючей двухдневной щетиной, но бритву он с собой не брал, так что с этой неприятностью оставалось смириться.
Погода была не чета вчерашней: выглянуло солнце, вокруг голосили птицы, сквозь ветки пронзительно синело чистое, умытое непогодой небо, трава потяжелела от росы, а воздух одуряюще пах мокрой листвой и влажной землей. С минуту, наверное, мужчина постоял на месте, просто наслаждаясь природой и непривычно легким настроением, но потом все же заставил себя двинуться с места. Зашагал, правда, неспешно, с удовольствием вдыхая утреннюю свежесть и отдыхая взглядом на живых красках леса.
Анна же проснулась только тогда, когда дверь открылась повторно, впуская охотника, свежий утренний свет и волну прохладного ароматного воздуха. Улыбнулась, обнаружив мужскую куртку, но вылезать из-под нее не спешила, только немного потянулась спиной и шеей — так, чтобы не высунуть наружу ничего лишнего.
— Доброе утро, — заметил ее шевеление Дмитрий. Подошел, присел на край постели, немного поправил куртку, словно невзначай убрал
