Мамонтовым, все это так взволновало его, как волновало недавно степное бескрайнее раздолье, березовые колки, цветущие травы, ослепительное небо, чуть внятно доносящиеся издали девичьи песни. Он рассказывал о своей поездке весь вечер, хотя мать, занятая делами, и не очень-то слушала его, а мы по малолетству определенно не могли понять всего, о чем он спешил поведать тогда своей семье. Одно мне было ясно, что самое ближайшее будущее, какое всех нас ожидало, отцом сравнивалось — пусть не на словах, а только в своей душе — с нашей удивительной летней степью, в которой человек, как нигде, чувствует себя вольным и счастливым.
II
Недалеко от сборни, около кузницы, всегда было особенно людно. Здесь с утра собиралась по крайней мере половина отряда, а иногда и весь отряд. Шли военные учения, готовилось к бою оружие.
В селе оружия оказалось очень мало: несколько винтовок у бывших фронтовиков да у подпольного штаба. Некоторые сельчане вытащили припрятанные дробовичишки-фузеи старинной выделки. Но как мне помнится, даже вот такого оружия, к тому же зачастую требующего ремонта, хватило лишь для третьей части отряда. Но и это оружие невозможно было как следует применить в бою: патронов на винтовку — по паре обойм, пороху на дробовое ружье — по одной охотничьей роговой пороховнице. И солдаты гуселетовского отряда, как и других отрядов, создававшихся в те дни, поневоле вспомнили о казацких пиках.
Кстати, я не оговорился, назвав повстанцев солдатами. Чаще всего их именно так и называли, ведь создавались-то не партизанские отряды, а отряды и полки крестьянской, или народной, Красной Армии. (Слово «красноармеец» к тому времени еще не успело прижиться в Сибири.) В народе же чаще всего их называли пикарями, по главному роду оружия, каким они были вооружены.
Многие гуселетовские мальчишки, мои сверстники, с утра до вечера вертелись около сборни или у кузницы. Здесь всегда можно было попасть на глаза кому-нибудь из членов военно-революционного штаба, выскочившему на крыльцо, чтобы отправить курьера или рассыльного. Парни, отбывающие обязанности курьеров и рассыльных, часто отлучались от коновязи — почесать языки или стрельнуть табачку в толпе у кузницы, а наш брат всегда был здесь, всегда наготове. И тут нам нередко выпадал счастливый случай. Нам кричали:
— Эй вы, орлы! Кто сбегает на Оторвановку?
— Я! Я! Я! — неслось со всех сторон.
— Вот ты… Ты чей? Садись-ка на любого коня и дуй! Черепанова Кузьму знаешь? Сейчас же сюда! Мигом!
И счастливец наметом летел на Оторвановку, а мы ждали нового счастливого случая, не сводя глаз с дверей сборни.
Если же требовались сельчане, живущие поблизости, тут уж члены штаба и не тревожили рассыльных, а прямо обращались к нам, зная, что мы выполним поручение и быстро, и точно. Так что беготни по селу у нас было предостаточно. И как ни считай — не простой ребячьей беготни ради забавы, а ради большого общественного дела. Это мы сознавали, этим гордились.
Как-то угадывая, что в ближайший час поручений штаба не будет, мы перекочевывали к кузнице. Там для нас тоже находилось немало важных дел. Скажем, парни ленились перегребать уголь, раздувать мехи или подтаскивать воду в чан, а мы все это делали с большим усердием, за все хватались наперебой.
Главной работой в кузнице была поделка пик. Вначале их готовили только для своего отряда, но вскоре было получено воззвание начальника Бутырского военно-революционного штаба. Его зачитывали у кузницы не однажды, как только собиралась группа сельчан, которой оно еще не было известно. Здесь малограмотные мужики нередко прибегали к нашей помощи. Мы, мальчишки, читали без запинок, бойко, звонко. Вот это воззвание:
«Товарищи крестьяне всех селений! Обращаюсь к вам с моим воззванием. Момент настоящего движения не буду вам описывать, потому что он всем вам известен. Ваши товарищи, братья и дети сражаются с белыми бандами и отдают все, не считаясь с жизнью, разбивают отряд за отрядом (белых), но враг силен оружием. Он напрягает свои последние силы и питает надежду на подавление народного восстания.
Я обращаюсь к вам, товарищи крестьяне, в самом спешном порядке соберите все имеющиеся у вас по деревням и селам пики и всякого рода оружие и в самый кратчайший срок доставьте таковое оружие в Бутырский районный штаб, где сформировался почти тысячный отряд и должен сейчас же ударить по врагу, дабы облегчить участь наших бьющихся товарищей. Враг сконцентрировал все свои силы в одно место, делает последние усилия, но наши орлы народной армии стойко бьются, ни на пядь не отступая от неприятеля — угнетателя и поработителя крестьянства. Товарищи наши ждут помощи, почему я к вам обращаюсь с настоящим воззванием. Везите как можно скорей пики в вышеозначенное место. Если мы сломим сейчас врага, мы достанем много оружия, что даст нам большое подспорье, и враг в скором времени будет окончательно побежден.
Товарищи! Не откладывайте дорогое время. Идите на помощь. Ее ждут от вас. Гибель врага близка!»
Мужики любили слушать это воззвание. Должно быть, им нравилось, что Бутырский штаб обращался к ним с такой почтительностью и такой искренностью. Перечитывалось воззвание обычно во время перекуров, когда кузнец не стучал молотом, и сопровождалось разговорами — гаданиями о близких схватках с беляками.
Однажды во время очередного перекура у кузницы появился Иван Гончаренко.
— Все читаете? — спросил он, но не очень-то весело. — А пик сколько наделано?
— А вон, гляди, все тут, — ответил кузнец, краснолицый мужик с окладистой бородой, в фартуке из кожи.
— И только-то? — совсем помрачнел Иван Гончаренко. — Стало быть, плохо читаете. И не все на ус мотаете. Там тысячный отряд собрался, а где в Бутырках набрать для него пик? Нам надо отправить туда целый воз, а то и два!
От неловкости мужики замялись, густо задымили…
— Думаете вы, головы, или нет?
— А где, Филиппович, скажи ты нам, беляки теперь идут? Далеко ли? — спросил один из мужиков, стараясь, должно быть, своей наигранной вежливостью смягчить недовольство Гончаренко. — Есть из волостного штаба известия?
— Есть, — сразу же ответил Гончаренко, хотя и видно было, что маленькая хитрость мужика не достигла своей цели. — Утром получен из Бутырок пакет. Идут из Барнаула, двумя путями: и по железной дороге на Алейскую, а лучше сказать — на Зимино, где тоже произошло большое восстание, и по нашему Касмалинскому тракту — на Бутырки. Егеря идут под командой полковника Окунева. Сейчас бои у Павловска. Завтра я выезжаю в Бутырки, в штаб, там и буду, а скоро и наш отряд двинется на фронт. Только вы мне зубы-то не заговаривайте! Еще раз спрашиваю: почему пик мало?
Кузнец
