поднялся, одернул фартук.
— Дак чо, Иван Филиппович, всего нехватка: ни черенков нету, ни железа.
— И взять негде, — поддакнули из толпы.
— Чудной же вы народ! — Иван Гончаренко покачал головой. — Как для себя, так все нашлось, а вот снабдить волостной отряд нет охоты. Стало быть, забываете, что эти пики нужны для нашего общего дела.
— Так нет же ничего!
— Постыдитесь болтать-то! — совсем сердито одернул мужиков Иван Гончаренко. — Я видел, сколько везли нынче черенков и косьевищ из бора! Возами! Все они давно обстроганы, высушены и обделаны. Загляни к каждому в сарай — там их полно. Готовые древки для пик! А вот коснулось поделиться — вы жметесь, как девки. Где же ваше революционное сознание? Было, да все вышло?
Мужики притихли, начали тушить цигарки, а Гончаренко вдруг обратился к нам, мальчишкам, стоявшим у кузницы особой толпой:
— Правду я говорю, ребята?
— Пра-а-авду! — ответили мы дружно и радостно.
— У всех есть черенки?
— Е-е-сть!
— Принесете?
— Принесе-ем!
— Только погодьте, ребятки, — сказал Гончаренко, увидев, что мы уже поправляем на плечах помочи от своих штанов. — Вы без спроса-то черенки не берите. Нехорошо. Вы скажите дома, что штаб просит поделиться, очень, мол, надо для нашей армии. Да и железо для них, если найдется, несите.
Ребячья толпа зашумела:
— Ладно, скажем!
— Айдате!
— Погодите еще немного, — вновь задержал нас Гончаренко и, обернувшись к мужикам, пристыдил их, хотя и как бы шутейно: — Вот они, сознательные-то люди! — Он кивнул в сторону нашей ребячьей толпы: — Вот у них, когда они вырастут, лучше дело-то пойдет, чем у нас сейчас! Ну а теперь, ребятки, ступайте.
Обрадованные похвалой, мальчишки бросились врассыпную. Не прошло и получаса, как они стали возвращаться к кузнице, волоча за собой по два, а то и по три черенка из комлей тонких березок. Операция была осуществлена быстро, хотя и не обошлась без неприятностей. За одним мальчишкой долго, почти до кузницы, гнался ветхий дед, запинаясь на каждом шагу и что-то бессвязно выкрикивая. Не желая срамиться перед людьми, он наконец остановился, погрозил внуку кулачком и под мужичий гогот поплелся обратно. Другого мальчишку настигла среди улицы горластая мать и отобрала косьевище. Третий вернулся с пустыми руками весь в слезах. Знать, не у всех родители оказались сговорчивыми, податливыми на нашу агитацию.
Слух о нашей помощи партизанам быстро разошелся по всему селу, и вскоре ребята со всех, даже отдаленных улиц понатащили к кузнице целый ворох хорошо выструганных березовых комельков, годных на древки для пик.
Но с железом дело было плохо. Любое, даже бросовое, оно у всех было на строгой примете — уже несколько лет никаких скобяных товаров не завозилось в село. Одному лишь мальчишке, да и то, вероятно, с большим риском, удалось раздобыть обломанные вилы.
Осматривая их, кузнец горевал:
— Ну излажу две пики, а где ишшо взять?
И тут мы с Федей вспомнили о Ваньке Барсукове. Бывали мы на его дворе, лазили по сараям и видели — много там разного железа: запаслив был отец Ваньки. Не долго думая, мы отправились к Барсуковым. Хотя совсем недавно Ванька был избит ребятами по нашему почину, мы не придавали этому значения — драки были для нас обычным делом, о них никто не помнил долго. Не смущало нас и то, что Ванька в последнее время не показывался со двора. Мы не тяготились разлукой с ним и потому не замечали, как летело время после нашей драки.
Ванька долго не отзывался на свист Феди. Мы пошептались и собрались было уходить, только теперь осознав, сколь бесполезна наша затея. Но тут Ванька, несомненно следивший за нами со двора, не выдержал и высунул голову над заплотом в том месте, где у Барсуковых были сложены поленницы дров. Осторожен был Ванька! И глядел на нас волчонком…
— Иди сюда, — позвал его Федя.
— Ишшо чо!
— Дак не будем мы драться! У нас тут дело.
— Како ишшо дело?
У Ваньки остались над заплотом одни глаза.
— Ты за белых или за красных? — спросил его Федя. — Чо молчишь? За кого?
— А вы? — подумав, осведомился Ванька.
— Мы, знамо, за красных!
Еще помедлив, Ванька ответил:
— Ну и я за красных.
Не знаю, от чистого ли сердца сказал так Ванька или схитрил, не желая еще более обострять отношения с нами, но сказанное им нас очень обрадовало.
— Ну тогда мы заодно! — заключил Федя. — Лезь сюда. Дело есть.
Но осторожный Ванька потряс головой:
— Вы лезьте.
— Айда, — скомандовал мне Федя.
Мы быстро вскарабкались на высокий заплот из горбылей и соскочили в углу барсуковского двора, укрывшись за поленницами дров от хозяйских глаз из дома. Правда, почуяв чужих, барсуковский рыжий кобель-волкодав загремел у амбара цепью и хрипло залаял, но мы не встревожились — ведь с нами был Ванька, хотя и теперь он держался поодаль, настороже.
— У вас много вил, я знаю, — заговорил Федя.
— Знамо, есть, не ходим побираться, а чо?
— Раз ты за красных, давай одни вилы.
— А для чо?
— Партизанам на пики, — терпеливо разъяснил Федя. — Из вил три пики выйдет. Закалят, заточат — и воюй! Так и пропорет беляку пузо! В волости тыща партизан собралось, а пик мало.
Ванька задумался, зашмыгал носом, отвел взгляд.
— Отец спохватится: где, скажет, вилы?
— А ты молчи!
— Он все одно дознается! Вилы нельзя.
— А чо ишшо есть?
— Старые зубья от конных граблей сгодятся?
— Давай!
Мы очень радовались: все-таки, скажи на милость, быстро сговорились с Ванькой! Мы знали — он жадный, прижимистый, а вот поди ж ты, вдруг не пожалел на партизанские пики железа.
В сарае-завозне, где стояли жатка-сноповязалка, сенокосилка, конные грабли, молотилка с приводом, в особых ящиках лежало про запас разное железо — шинное, угольное, кровельное, а на гвоздях в стене висели разные цепи, обручи для кадок и бочек, толстая проволока-катанка, связки подков, изношенные кривые зубья от конных граблей. У нас захватило дух: вот где богатство-то! Сколько можно наделать пик!
Ванька влез на один из ящиков, гремя железом, но в это время в полуоткрытых воротах сарая, застя собой свет, появился его шестнадцатилетний брат Степка, по нашим понятиям — совсем взрослый парень. Несколько дней назад он пытался поймать нас на улице, чтобы отомстить за избиение младшего брата. Мы оказались в западне.
— Ага, попались, змееныши! — Степка взмахнул плетью и шагнул в сарай. — Железа вам надо? А плетей не надо?
Загнав нас в угол, Степка, перегибаясь через конные грабли, начал стегать то одного, то другого плетью. Мы подняли такой крик, что сбежались все, кто был тогда в барсуковском доме.
Костистый, по-медвежьи волосатый Никодим Барсуков сгреб рассвирепевшего