Тишина была обязательным условием. Если Галлахер вышел из номера, то это еще не означало, что Арлен и Дрю были застрахованы от преследований агентства: Сол был уверен — в номере установлены микрофоны. Галлахер прослушивал. Ему была нужна запись доктора, пленка, которую он мог бы слушать, просеивая информацию, полученную от священника. Предлагая Галлахеру спуститься вниз, Сол рассчитывал на то, что в номере будут микрофоны. В конце концов, с точки зрения Галлахера, какая разница — присутствует он на допросе или нет, если у него есть запись? Но если допрос проводился в номере, на пленке были бы голоса Дрю и Арлен, и тогда Галлахер следующими допросил бы их.
В коридоре Сол чувствовал себя незащищенным, его беспокоило то, что может появиться любой постоялец или кто-нибудь из обслуживающего персонала отеля и заметить его и Дрю, поддерживающих священника. Избежать этой опасности было невозможно. Сол слышал, как поднимается лифт, и приглушенные голоса внутри него. Сзади щелкнул замок. Они с Дрю подтащили священника к номеру Сола и вошли внутрь, как раз когда кто-то вышел в коридор.
Отца Дуссэлта усадили на кровать, подложили под спину подушки и вытянули ноги.
— Галлахер дал мне только два часа.
— Не так много, — сказал Дрю.
— Должно хватить.
— Что, если команда Галлахера слушает микрофоны, которые, как ты считаешь, установлены в номере? — спросила Арлен. — Если они услышат только тишину, они поймут, что ты не допрашиваешь священника и доложат об этом Галлахеру.
— Не думаю, что есть команда, — сказал Сол. — Узнав, что я похитил ватиканского чиновника, Галлахер начал беспокоиться из-за своей связи со мной. Он знает, что потеряет работу, если что-нибудь случится. Он уже считает, что доктор и его ассистенты знают слишком много. Прежде чем послать за мной, он приказал им уйти. Думаю, микрофоны никто не слушает. Запись допроса предназначена только для его ушей.
— Ну, тогда мы можем рассчитывать на те два часа, что у нас есть
— Уже меньше, — сказал Сол. — Пора начинать. Дрю поднял бутылку с раствором амитала натрия, Арлен вставил иглу капельницы в клапан трубки, ведущей к руке священника. Сол придвинулся ближе к отцу Дуссэлту.
— Мы ваши друзья. Вы в безопасности. Вам не о чем волноваться. Расслабьтесь.
— Расслабьтесь… — голос священника был слабый и скрипучий, будто у него пересохло в горле.
— Вы спокойны. Расскажите нам все, о чем мы вас спросим. Ничего не утаивайте. Вы можете доверять нам.
— Доверять вам…
Сол колебался, стараясь решить, какой вопрос должен быть задан первым. Выбор был большой, но, если он будет спрашивать наугад, чтобы соединить разрозненные ответы священника, потребуется слишком много времени. Вопросы необходимо было задавать в такой последовательности, в какой они бы логично шли один за другим.
Но Дрю сбил его, напрямую спросив о самом для него главном:
— Вы знаете, что произошло с кардиналом Павеликом?
— Я убил его… тело кремировал.
В шоке Дрю посмотрел на Арлен и Сола.
— Почему?
— Он узнал о том, что я сделал.
— Что вы сделали?
— Сказал евреям. — Сол напрягся:
— Евреям?
— Что вы им сказали? — спросила Арлен.
— О нацистах.
В комнате наступила тишина. У Сола было такое ощущение, будто перевернули бревно, и из-под него стали выползать чудовища. Чудовища выползали медленно.
26
В 1941 году в Югославии в результате государственного переворота было свергнуто прогерманское правительство, и Гитлер решил наказать Югославию с такой жестокостью, чтобы уже ни одна страна не осмелилась предпринять подобную попытку отделиться от Третьего Рейха. Столица страны Белград была разрушена массированными бомбардировками с воздуха. Германская армия подавила восстание. Страна была разделена; части ее отошли Болгарии, Албании, Венгрии, Италии. Большая часть стала отдельным марионеточным государством, называющимся Хорватия.
Сатана прав ил бал. Новое правительство Хорватии проводило политику расового и религиозного очищения такими жестокими методами, что даже бывалые офицеры SS были в шоке. Группа хорватов-фанатиков, называвшая себя “усташи”, превратилась в инструмент чистки. Они охотились за сербами, евреями и цыганами. Жертвы топили в прудах, ставили на карачки и отпиливали им головы; просовывали в горло острые деревянные колья и, вкручивая, вгоняли все глубже, пока не протыкали прямую кишку; потрошили, жгли, дробили молотком кости, заводили в горы и сбрасывали в ущелье, а потом закидывали гранатами. Те же, кого не убивали сразу, были обречены на агонию концлагерей, они медленно умирали от голода, дизентерии и холода. Те, кого просто расстреливали, были счастливчиками.
Родившийся и выросший в Югославии Крунослав Павелик поддерживал усташей и их нацистских хозяев. Им руководили как практические интересы — быть на стороне победителя, — так и идеологические — он твердо верил, что работает для Господа. Не говоря о расовой проблеме, он приветствовал уничтожение всех религий, кроме римского католицизма. Он считал, что евреи и цыгане — язычники, а сербы, которые в основном являются прихожанами греко-католической церкви, должны быть уничтожены за свой отход от истинной веры. Павелик не только поддерживал усташей, но сотрудничал с ними.
Официальные представители церкви не знали о личной святой войне Павелика. Но узкому кругу было известно о массовых убийствах греко-католиков в Хорватии и еще более массовом уничтожении нацистами евреев. За некоторым исключением, представители церкви ничего не делали, чтобы остановить эту бойню. Они объясняли это тем, что церковь, чтобы сохранить себя, должна остаться нейтральной. Если Гитлер победит в войне и посчитает церковь врагом, он уничтожит ее, как Югославию: “Молись и жди” — таким был девиз церкви. “Сделать все, чтобы выжить в эти страшные времена”.
После поражения Гитлера в 1945-м одним из способов компенсации за свою пассивность церковь сделала оказание помощи беженцам через Красный Крест. К этому времени отец Павелик был переведен из Хорватии в Рим, где он договорился о своем участии в программе Красного Креста по помощи беженцам. Через свои контакты он передал усташам, что может помочь бывшим соратникам избежать наказания за то, что союзники называли военными преступлениями.
Он мог сделать это за определенную мзду, чтобы помочь церкви. Сумма равнялась двум тысячам долларов с человека. Только высокопоставленные нацисты могли иметь столько награбленных денег. Поэтому, естественно, клиенты отца Павелика были среди тех военных преступников, на которых велась серьезная охота: некоторые из них несли прямую ответственность за организацию и проведение акций массового истребления евреев. Через Красный Крест отец Павелик снабдил их новыми паспортами и организовал безопасный проезд в Южную Америку, Мексику, США, Канаду, на Средний Восток. Иногда он маскировал клиентов под священников и отправлял их в монастыри, потом выжидал, пока охотники потеряют след, и, используя ватиканские паспорта, содействовал их бегству.
Но если его клиенты думали, что, обретя безопасность, больше никогда о нем не услышат, то очень скоро были удивлены, узнав, что Павелик продолжал следить за ними. Он знал, где они обосновались, как зарабатывали на жизнь, и каждый год требовал с них определенную сумму за свое молчание. Он знал, что рискует. Если ры клиенты отказались платить и он бы выдал их, тем самым он выдал бы и свое участие в их бегстве. Но до этого никогда не доходило: клиенты слишком боялись возмездия за свои преступления, чтобы отказаться выполнять его требования. Кроме того, был риск, что они попытаются убить его. Чтобы защитить себя, он убедил их в том, что документы спрятаны в надежном месте и, если его убьют, его верный помощник получит инструкцию, где сказано, как найти документы, и приказ передать их властям.
Клиенты уступили. Сначала их годовая выплата равнялась двум тысячам долларов. Но когда они начали богатеть, стали возрастать и аппетиты отца Павелика. В общей сложности получались миллионы. Деньги предназначались не только для него. Каждый цент отдавался церкви на поддержку веры. Благодаря силе, которую ему давали деньги, и таланту бюрократических интриг Павелик смог обрести сторонников в Ватикане. Другие члены курии, которым стало известно о его деятельности во время войны, поняли, что они также должны поддерживать его, так как он угрожал, что в случае, если не получит повышения, поставит церковь в затруднительное положение, связав ее со своей помощью нацистским военным преступникам. Здесь Павелик тоже рисковал. Он был настолько верен церкви, что никогда бы не допустил скандала вокруг нее, но его враги не знали об этом и вместе со, сторонниками содействовали его повышению. К тридцати пяти годам он стал кардиналом и младшим членом кардинальской коллегии. Через пять лет — старшим членом и одним из тех, кто отвечал за финансы церкви.
