Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Силен на осле. Мозаика из дома П. Прокула в Помпеях. Неаполь, музей
К пирующимНе для сражений чаши назначены,А для веселья скромного в добрый час.Ну что за варварский обычайРаспрей кровавой кончать пирушку!
Вино и свечи, право, не вяжутсяС мечом индийским. Други, уймите крик!Долой бесчинство! Крепче левойОблокотись и пируй пристойно.
И мне налили щедро фалернского,Не разбавляя. Пусть же признаетсяМегиллы брат, с какого небаРанен он насмерть и чьей стрелою.
Ах, он уперся! Только за выкуп пью!Плати признанием! Кто б ни была она,Огонь стыда не жжет Венеры,Ты благородной любовью грешен.
Так начистую! Смело выкладывай!Надежны уши. Ну же! О, мученик!Увы, какой Харибде гиблойТы отдаешь свой чистейший пламень!
Какая ведьма иль фессалийский маг,Какое зелье может спасти тебя?Иль бог? От этакой химерыДаже Пегас не упас бы чудом.
К ВенереО царица Книда, царица Пафа,Снизойди, Венера, в волнах куренийС Кипра в светлый дом молодой Гликеры,Вняв ее зову.
Пусть с тобой спешат и твой мальчик пылкийГрации в своих вольных тканях, нимфы.Без тебя тоской повитая Геба,С ней и Меркурий.
К АполлонуЧто просит в новом храме поэт себеУ Аполлона? И с возлияниемО чем он молит? Не богатыхПросит он нив средь полей Сардинских,
Не стад обильных в жаркой Калабрии,Не злата с костью белой из Индии,Не тех угодий, что спокойнымТоком живит молчаливый Лирис.
Пускай снимают гроздья каленские,Кому Фортуна их предоставила;Пусть пьет купец хоть золотымиЧашами вина — свою наживу, —
Богов любимец, ибо не раз в годуПростор он видит вод АтлантическихБез наказанья. Мне ж оливки,Мне лишь цикорий да мальвы — пища.
Так дай прожить мне тем, что имею я,О сын Латоны! Дай мне, молю тебя,Здоровья и с рассудком здравымСветлую старость в союзе с лирой.
К лиреЛира! Нас зовут. Коль в тени мы пелиВ час досуга песнь, что прожить достойнаГод иль много лет, — то сложи теперь мнеРимскую песню.
На небе звенел гражданин лесбосский,Грозный на войне, а в минуты мира,Подведя корабль, изможденный бурей,К брегу сырому,
Певший Вакха, Муз и Венеру с сыном,Что повсюду с ней неразлучно рядом,И красавца Лика глаза и кудриС черным отливом.
Феба ты краса, на пирах ЮпитерРад тебе внимать, от трудов ты сладкийОтдых всем даешь, я к тебе взываюБлагоговейно!
Поэту Альбию ТибуллуАльбий, полно терзать память Гликерою,Вероломную клясть, полно элегии,Полуночник, слагать — знаю, затмил тебяМальчуган у отступницы.
К Киру пьяная страсть жжет Ликориду.Лоб Узкий хмурит она. Кир же к Фолое льнет,Недотроге, — скорей волки АпулииКоз покроют непуганых,
Чем Фолоя впадет в грех любострастия.Знать, Венере дано души несродныеИ тела сопрягать уз неразрывностьюПо злокозненной прихоти.
Открывалось и мне небо любви, но былЯ Мирталой пленен вольноотпущенной:Притянула меня яростней АдрияБлиз излучин Калабрии.
ОтреченьеПока, безумной мудрости преданный,Я нерадивым богопоклонникомБеспечно жил, я заблуждался.Ныне ладью повернул и правлю
К теченьям давним. Тучегонитель-бог,Сверканьем молний тьму рассекающий,Вдруг прогремел на колесницеПо небу ясному четвернею:
И твердь от грома, реки-скиталицы,И Стикс, и недра Тартаром страшногоТенара, и предел АтлантаПотрясены. Переменчив жребий:
Возвысить властен бог из ничтожестваИ гордых славой ввергнуть в бесславие.Смеясь, сорвет венец ФортунаИ, улыбаясь, им увенчает.
К пирующимТеперь — пируем! Вольной ногой теперьУдарим оземь! Время пришло, друзья,Салийским щедро угощеньемЛожа кумиров почтить во храме!
Нам в погребах нельзя было дедовскихЦедить вино, доколь, КапитолиюРазгром готовя, государствуСмела в безумье грозить царица
С порочной сворой хворых любимчиков,Мечтам не зная дерзостным удержу,Сама от сладостной удачиПьяная, но поубавил буйство,
Когда один лишь спасся от пламениКорабль, и душу, разгоряченнуюВином Египта, в должный трепетЦезарь поверг, на упругих веслах
Гоня беглянку прочь от Италии,Как гонит ястреб робкого голубяИль в снежном поле фессалийскомЗайца — охотник. Готовил цепи
Он роковому диву. Но доблестнейСебе искала женщина гибели:Не закололась малодушно,К дальним краям не помчалась морем.
Взглянуть смогла на пепел палат своихСпокойным взором и, разъяренных змейБесстрашно в руки взяв, смертельнымТело свое напитала ядом,
Вдвойне отважна, — так, умереть решив,Не допустила, чтобы дадья враговВенца лишенную царицуМчала рабой на триумф их гордый.
К прислужникуНенавистна, мальчик, мне роскошь персов,Не хочу венков, заплетенных лыком.Перестань искать, где еще осталасьПоздняя роза.
Нет, прошу — ни с чем не свивай прилежноМирт простой. Тебе он идет, прислужник,Также мне пристал он, когда под сеньюПью виноградной.
Квинту ДеллиюЗа мудрость духа! Круто придется ли —Невозмутимость выкажи, счастье лиСверкнет — смири восторгов бурю,Ибо ты смертен, о друг мой Деллий:
Рабом ли скорби ты проскучаешь век,Рабом ли неги с кубком фалернского,В траве под небом полулежа,Вкусишь ты, празднуя, дни блаженства.
Зачем, скажи мне, тополь серебряный,Сплетаясь ветвями с мощной сосной, зоветПод сень прохладную и водыПеребегают в ручье нагорном?
Вина подать нам! Нежный бальзам сюда!Рассыпать розы, краткие прелестью,Пока дела, года и нитиЧерные Парок не возбраняют.
А там усадьбу — домик с угодьями,Где плещут волны желтые Тибра, — все,Что ты скупал, копил годами,Неотвратимый наследник примет,
Будь ты потомком древнего Инаха,Будь богатеем, будь простолюдином,Будь нищим без гроша и крова,Ты обречен преисподней — Орку.
Вращайся, урна! Рано ли, поздно ли,Но рок свершится, жребии выпадут,И увлечет ладья ХаронаНас в безвозвратную мглу изгнанья.
Ксантию ФокейцуКсантий, нет стыда и в любви к рабыне!Вспомни, не раба ль Брисеида белымТелом ураган пробудила в гордомСердце Ахилла?
Не был ли пленен красотой Теннесси,Пленницы, Аянт — Теламона племя?Не Атрида ль страсть опалила к деве,Жадно добытой,
В час, когда в дыму заклубились башниТрои под стопой фессалийца Пирра,Гектор пал — и град стал добычей легкойГрекам усталым.
Ты смущен: тебя назовет ли зятемВажная родня золотой Филлиды?Явно, кровь царей у красотки — толькоДоля чернавки.
Верь, такую дочь от трущобной черниНе рождала мать, как дитя позора:И верна по гроб, и чужда корысти —Чудо и только.
Одобряю я и лицо, и руки,Голени ее, — не ревнуй, приятель,Где уж мне! Вот-вот, как ни грустно, стукнетПолностью сорок.
К СептимиюТы со мною рад и к столпам Геракла,И к кантабрам плыть, непривычным к игу,И в Ливийский край, где клокочут в СиртеМаврские волны.
Ну, а мне милей в пожилые годыТибур, что воздвиг гражданин Аргосский, —Отдохну я там от тревог военныхСуши и моря.
Если ж злые в том мне откажут Парки,Я пойду в тот край, для овец отрадный,Где шумит Галез, где когда-то былоЦарство Фаланта.
Этот уголок мне давно по сердцу,Мед не хуже там, чем с Гиметтских склонов,А плоды олив без труда поспорятС пышным Венафром.
Там весна долга, там дарит ЮпитерСмену теплых зим, и Авлон, чтоВакху-Плодоносцу люб, зависти не знаетК лозам Фалерна.
Тот блаженный край и его стремниныЖдут меня с тобой, там слезою должнойТы почтишь, скорбя, неостывший пепелДруга-поэта.
На возвращение Помпея ВараВ дни бурь и бедствий, друг неразлучный мой,Былой свидетель Брутовой гибели,Каким ты чудом очутилсяСнова у нас под родимым небом?
Помпеи, о лучший из собутыльников,Ты помнишь, как мы время до вечераС тобой за чашей коротали,Вымочив волосы в благовоньях?
Ты был со мною в день замешательства,Когда я бросил щит под ФилиппамиИ, в прах зарыв покорно лица,Войско сложило свое оружье.
Меня Меркурий с поля сраженияВ тумане вынес вон незамеченным,А ты подхвачен был теченьемВ новые войны, как в волны моря.
Но ты вернулся, слава Юпитеру!Воздай ему за это пирушкою:Уставшее в походах телоНадо расправить под сенью лавра.
Забудемся над чашами массика,Натремся маслом ароматическим,И нам сплетут венки из миртаИли из свежего сельдерея.
Кто будет пира распорядителем?Клянусь тебе, я буду дурачитьсяНе хуже выпивших фракийцевВ честь возвращенья такого друга.
К Лицинию МуренеБудешь жить ладней, не стремясь, Лициний,Часто в даль морей, где опасны бури,Но и не теснясь к берегам неровнымИ ненадежным.
Тот, кто золотой середине верен,Мудро избежит и убогой кровли,И того, что зависть в других питает, —Дивных чертогов.
Чаще треплет вихрь великаны-сосны;Тяжелей обвал высочайших башен,И вершины гор привлекают чащеМолний удары.
Кто умен, тот ждет перемены ветраИ в наплыве бед, и в лукавом счастье.И приводит к нам, и уводит зимыТот же Юпитер.
Пусть и горек час — не всегда так будет!Не всегда и Феб потрясает луком:Наступает миг — и струной он будитСонную Музу.
Силен духом будь, не клонись в напасти,А когда вовсю дует ветр попутный,Мудро сократи, подобрав немного,Вздувшийся парус.
ПостумуО Постум! Постум! Льются, скользят года!Какой молитвой мы отдалим приходМорщин и старости грядущей,И неотступной от смертных смерти?.
Хотя б трехстами в день гекатомбамиТы чтил Плутона неумолимого,Волной печальной Леты властноСкован навек Герион трехтелый
И дерзкий Титий. Друг мой, увы, и мы,Земли питомцы, переплывем пределРеки скорбей — богов потомкиИль обнищалые мы подонки.
Кровавой битвы зря избегаем мыИ волн громовых бурного АдрияИ зря оберегаем телоОт вредоносных ветров осенних.
Дано узреть нам мутный и медленныйКоцит, во мраке ада блуждающий;И Данаид бесславных длани,И нескончаемый труд Сизифа.
Дано покинуть землю, и дом, и плотьЖены, и сколько б ты ни растил дерев,За кратковременным владыкойЛишь кипарис безотрадный сходит.
А мот-наследник, смело откупоривДекуб, хранимый в дедовском погребе,Достойный кубка понтификов,На пол рукою прольет небрежной.
О римской роскошиЗемли уж мало плугу оставилиДворцов громады; всюду виднеютсяПруды, лукринских вод обширней,И вытесняет платан безбрачный
Лозы подспорье — вязы; душистымиЦветов коврами с миртовой поросльюЗаменены маслины рощи,Столько плодов приносившей прежде;
И лавр густою перенял зеленьюВесь жар лучей… Не то заповедалиНам Ромул и Катон суровый, —Предки другой нам пример давали.
Скромны доходы были у каждого,Но умножалась общая собственность;В своих домах не знали предкиПортиков длинных, лицом на север,
Простым дерном умели не брезговать,И дозволяли камень обтесанныйЛишь в государственных постройкахДа при убранстве священных храмов.
Гросфу ПомпеюМира у богов при дыханье шквалаМолит мореход. Над Эгеем тучиМесяц кроют тьмой, поглотив мерцаньеЗвезд путеводных.
Мира! — Пил бойца остудил фракиец.Мира! — Мид устал колыхать колчаном.Где же купишь, Гросф, этот мир за геммы,Злато иль пурпур?
Роскошью прикрой, консуларским саном:Крикнет ликтор: «Эй! Сторонитесь!» Тщетно:Вьется рой забот под лепным карнизом,Ум суетится.
Труженик простой упрощает счастье:Отчая блестит на столе солонка,Легких снов его не тревожит алчность,Страх да оглядка.
Краток жизни срок, а желаньям жаднымНет числа. Зачем? И зачем так манитСвет иных земель? От себя едва лиБегством спасемся.
Всходит и на борт корабля забота,Конников она, как ни шпорь, догонит —Диких серн быстрей и быстрее бури,Спутницы Эвра.
Чем душа жива, тем живи сегодня.Завтра счет иной. И в лазурном смехеГоречь утопи. Не бывает счастьяБез червоточин.
Славен был Ахилл, да недолго прожил.Долго жил Тифон — все старел и высох.Может быть, тот час, что тебе на гибель, —Мне во спасенье.
У тебя мычат по лугам коровы,Кобылица ржет — к четверне по масти,Плащ роскошен твой — из багряной шерсти,Крашенной дважды.
Я же принял в дар от нелживой ПаркиДеревеньку, дух эолийской музы,Утонченный стиль да еще презреньеК черни зловредной.
Гимн ВакхуЯ Вакха видел, — верьте мне, правнуки,Учил он песням в дальней расселине,И нимфы-ученицы, вторя,Всё озирались на уши фавнов.
Эво! трепещет и потрясен мой ум.Я полон Вакха и ликования.Зову, дрожу, эво! пьянею.О, пощади, не грози мне тирсом.
В стихи виденья просятся: дикиеБегут вакханки, бьет искрометный ключСтруей вина, близ рек молочныхМед из дуплистых дерев сочится.
В дыму видений к звездам возноситсяСтан Ариадны. Вижу, как рушитсяЧертог безумного Пентея,Вижу Ликурга-фракийца гибель.
Ты оплетаешь реки притоками,Ты укрощаешь море Индийское,Ты волосы менад, хмелея,Вдруг перетянешь узлом змеиным.
Ты опрокинул Рета, грозящегоСвирепой пастью, лапами львиными,Когда гиганты штурмовалиТрон Олимпийца ордой безбожной.
Хотя ты склонен к пляске и пению,К игре и шуткам и не для битв рожден,Не мастер наносить удары, —Равен ты мощью в войне и мире.
Тебя увидя, золоторогого,У врат аида, Цербер, виляющийХвостом, всей пастью треязычнойЛижет покорно твои колени.
К МеценатуВзнесусь на крыльях мощных, невиданных,Певец двуликий, в выси эфирные,С землей расставшись, с городами,Недосягаемый для злословья.
Я, бедный отпрыск бедных родителей,В дом Мецената дружески принятый,Бессмертен я, навек бессмертен:Стиксу не быть для меня преградой!
Уже я чую: тоньше становятсяПод грубой кожей скрытые голени —Я белой птицей стал, и перьяРуки и плечи мои одели.
Летя быстрее сына Дедалова,Я, певчий лебедь, узрю шумящегоБосфора брег, заливы Сирта,Гиперборейских полей безбрежность,
Меня узнают даки, таящиеСвой страх пред римским строем, колхидяпе,Гелоны дальние, иберы,Галлы, которых питает Рона.
Не надо плача в дни мнимых похорон,Ни причитаний жалких и горести.Сдержи свой глас, не воздаваяПочестей лишних пустой гробнице.
К хору юношей и девушекПротивна чернь мне, чуждая тайн моих,Благоговейте молча: служитель муз —Досель неслыханные песниДевам и юношам я слагаю.
Цари грозны для трепетных подданных,А бог Юпитер грозен самим царям:Велик крушением Гигантов,Мир он колеблет движеньем брови,
Иной раскинет шире ряды бороздВ своих поместьях; родом знатней, другойСойдет за почестями в поле;Третьего выдвинут нрав и слава;
Четвертый горд толпою приспешников;Но без пристрастья жребьем решает смертьСудьбу и знатных и ничтожных:В урне равны имена людские.
Кто чует миг над шеей преступною,Тому не в радость яства Сицилии:Ни мирный звон, ни птичье пеньеСна не воротят душе тревожной.
А миротворный сон не гнушаетсяЛачугой скромной сельского жителя,Реки тенистого прибрежья,Зыблемых ветром лощин Темпейских.
Лишь тем, кому довольно насущного,Совсем не страшен бурного моря шум,Когда нагрянет буйным вихремГед, восходя, иль Арктур, склоняясь;
Не страшен град над винными лозами,И не страшна земля, недовольнаяТо ливнем злым, то летней сушью,То холодами зимы суровой.
А здесь и рыбам тесно в пучине вод —За глыбой глыба рушится с берега,И вновь рабов подрядчик гонит:Места себе не найдет хозяин
На прежней суше. Но и сюда за нимНесутся следом Страх и Предчувствия,И на корабль взойдет ЗаботаИ за седлом примостится конским.
Так если нам ни мрамором Фригии,Ни ярче звезд блистающим пурпуром,Ни соком лоз, ни нардом персовНе успокоить душевной муки, —
Зачем я буду строить на новый ладЧертоги с пышным входом? Зачем менятьНа хлопотливые богатстваМирные нивы долин Сабинских?
К римскому юношествуВоенным долгом призванный, юношаГотов да будет к тяжким лишениям;Да будет грозен он парфянамВ бешеной схватке копьем подъятым.
Без крова жить средь бранных опасностейПусть он привыкнет. Пусть, увидав егоСо стен твердыни вражьей, молвитДочке-невесте жена тирана:
«Ах, как бы зять наш будущий, царственный,В искусстве ратном мало лишь сведущий,Не раззадорил льва, что в сечуБурно кидается в яром гневе!»
И честь и радость — пасть за отечество!А смерть равно разит и бегущегоИ не щадит у тех, кто робок,Спин и поджилок затрепетавших.
Падений жалких в жизни не ведая,Сияет Доблесть славой немеркнущейИ не приемлет, не слагаетВласти по прихоти толп народных.
И, открывая небо достойному Бессмертья,Доблесть рвется заказаннымПутем подняться и на крыльяхБыстро летит от толпы и грязи.
Но есть награда также молчанию:И если кто нарушит ЦерериныСвятые тайны, то его яНе потерплю под одною кровлей
Иль в том же челне. Часто ДиéспитерКарает в гневе с грешным невинного;А кто воистину преступен,Тех не упустит хромая Кара.
Астерия и ГигГиг вернется, не плачь! Ветры весной тебе,Астерия, примчат верного юношу, —А товары какиеВывез Гиг из Вифинии!
Гиг вернется, — его к берегу ОрикаНот свирепый занес в пору безумства бурь.Там в холодной постелиНочь за ночью он слезы льет.
Был подослан женой юной хозяинаК Гигу сводник: — Больна Хлоя, несчастнуюТвой же пламень сжигает, —Так посол улещал его. —
Близок был и Пелей к мрачному Тартару:Ипполиту отверг. Гибель настигла бы,Но… — Всё новые былиГреховодную нить плели.
Тщетно! Глух, как скала дальней Икарии,Гиг внимает словам. Сердцем он тверд. И тыЭпинею, соседу,Не дари, Астерия, глаз.
Он наездник лихой! Пусть же гарцует он!В поле Марсовом нет равных соперников, —Пусть пловцов пересилит,Рассекая ладонью Тибр, —
Только к ночи запри дверь, не выглядывайИз окна на призыв флейты и, жалобыИ упрек принимая,К переулку жестокой будь.
К Лидии— Мил доколе я был тебе,И не смел ни один юноша белуюШею нежно рукой обвить,Я счастливее жил, нежели персов царь.
— Ты доколь не пылал к другойСтрастью, не возносил Хлою над Лидией,С громким именем Лидия,Я счастливей жила римлянки Илии.
— Покорен я фракиянкой, —Хлоя сладко поет, лире обучена.За нее умереть готов,Только жизни бы срок девушке рок продлил.
— Мы взаимно огнем горим,Я и Калаид, сын Орнита-эллина.Дважды ради него умру,Только жизни бы срок юноше рок продлил.
— Что, коль вновь возвратится страстьИ железным ярмом свяжет расставшихся?Что, коль рыжую Хлою — прочь,И отворится дверь брошенной Лидии?
— Хоть звезды он прекраснее,Ты же легче щепы, непостояннееАдриатики бешеной, —Жить с тобою хочу и умереть, любя!
ЛикеЕсли б даже струя Дона далекогоУтоляла тебя в доме у варвара,Ты меня у твоей двери, продрогшегоНа ветру, пожалела бы.
Лика, вслушайся в ночь: створы ворот скрипят,Там, под кровлями вилл, воем на вой ветровОтзывается сад, и леденит снегаСам Юпитер, властитель стуж.
Пред любовью сломи жестокосердие,Берегись, побежит вспять колесо судьбы,Иль тиренец тебя недосягаемойПенелопой на свет родил?
Ах, тебя ни мольбы, ни драгоценный дар,Ни влюбленной толпы бледность — фиалки цвет,Не преклонят, ни месть мужу, гречанкоюУязвленному. Смилуйся,
Пощади! Хотя ты сердцем, как дуб, мягкаИ нежней, чем укус змей Мавритании.Мне ли век под дождем, даже с небес любви,У порога погоды ждать?
К лиреО Меркурий, мог Амфион кифаройКамни громоздить — ученик твой верный:Гак звени же в лад, черепаха! Пой мне,Щит семиструнный!
Говорливой ты не бывала прежде.Ныне голос твой — на пиру и в храме.Так звени же в лад! Да преклонит ЛидаСлух прихотливый.
Я б сравнил ее с кобылицей в поле:Любо ей играть — не дается в руки,Брачных уз бежит, отбивая крутоНатиск влюбленных.
Лира, за тобой, чаровницей, тигрыИ леса толпой. Ты звенишь, и рекиЗамедляют бег, и, завороженныйВратарь Аида,
Цербер путь тебе уступает: змеиЗлобно по плечам у него клубятся,Смрадом дышит пасть, и слюна сочитсяИз треязычной.
И невольный вздох Иксион и Титий,Просветлев лицом, издают, и урнаДанаид суха, пока ты жестокихПесней пленяешь.
Спой же Лиде быль о преступных девах,Расскажи, за что их карают казнью,Осудив черпать для бездонной бочкиВоду бессрочно.
Спой об их судьбе и во мраке Орка.Прокляты они! И на что дерзнули!..Прокляты! Мужей-новобрачных ночьюСонных зарезать!
Но одна из дев, клятвопреступленьемОсквернив уста, освятила брак свойИ за то почет обрела навекиЛожью высокой.
— Встань, — сказала, — встань, пробудись, супруг мой,Пробудись, иль сои непробудным станет.Тестя обмани и сестер бесчестных,Встань, мой желанный!
Словно стая львиц меж телят, лютуя,Юношей они в одиночку губят.Я душой нежна: не убью, не брошуДруга в темницу.
Пусть отец меня отягчит цепямиЛишь за то, что я пожалела мужа,Или пусть сошлет на край света моремК дальним нумидам.
О, беги, молю, без оглядки, милый,Пока ночь тебе и любовь защитой!Добрый путь! А мне, горемычной, вырежьНадпись над гробом.
Раздумье НеобулыО, как грустно, Необула, избегать игры Амура,Не осмелиться похмельем смыть тоску, а осмелеешь,Языком отхлещет ментор.
Где же, баловень Киферы, где плетенка для кудели,Трудолюбие Минервы? Ты унес их в сновиденьяО красавце из Динары.
Как у юноши, у Гебра, тиберийскою волноюТорс лоснящийся омоет — он затмит Беллерофонта,И в борьбе и в беге спорый,
Он оленя на поляне вдоль стремительного стадаЛегким дротиком нагонит, кабана в колючей чащеНа рогатину подденет.
Бандузийский ключКлюч, звенящий хрусталь, мой Бандузийский ключЯ бы чистым вином, я бы венком почтил.Жди же козлика в жертву.Уж набухли на лбу его
Рожки, пыла любви буйные вестники.Но не буйствовать им. В струи студеные,Берег твой обагряя,Брызнет кровь у питомца стад.
Не иссушит тебя жгучим лобзаньем лучВ пору Сириуса, ты — прохлада и сеньУтомленным от плугаБугаям и отарам гор.
Будь прославлен, мой ключ! Будь из ключей ключомВ честь твою восхвалю дуб над расщелиной,Там, где ток говорливыйСтруй твоих по камням бурлит.
К ФавнуФавн, о нимф преследователь пугливых!По полям открытым моих владенийБлагостен пройди и уйди заботливК юным приплодам.
И ягненок заклан, к исходу года,И вина достанет у нас для полныхЧаш, подруг любви, и алтарь старинныйВ дымке курений.
Вон стада на злачных лугах резвятся, —Возвратились дни твоих нон декабрьских,И гуляет рядом с волом досужимЛюд деревенский.
Бродит волк в отаре — не страшно овцам.В честь твою листву осыпают рощи.Пахарь рад, что трижды ногой ударилЗлостную землю.
К ВакхуВакх, я полон тобой! КудаУвлекаешь меня? В рощи ли, в гроты лиВдохновение мчит меня?Где, в пещере какой Цезаря славного,
Блеск извечный стихом своимВознесу я к звездам, к трону Юпитера?Небывалое буду петьИ доселе никем в мире не петое!
Как вакханка, восстав от сна,Видя Гебр пред собой, снежную ФракиюИ Родоп, что лишь варварскойПопираем стопой, диву дивуется,
Так, с пути своего сойдя,Я на берег дивлюсь и на пустынный лес.Вождь наяд и менад, легкоСтройный ясень рукой вмиг исторгающих,
Петь ничтожное, дольнееБольше я не могу! Сладко и боязно,О Леней, за тобой идти,За тобою, лозой лоб свой венчающим.
ВенереДевицам долго знал я, чем нравиться,И был в любви достойным воителем, —Теперь оружие и лируПосле побед их стена та примет,
Что охраняет образ Венеры нам.Сюда, сюда несите вы факелыИ грозные воротам вражьимКрепкие ломы, крутые луки.
О золотого Кипра владычицаИ стен Мемфиса, вечно бесснежного!Высоко поднятым бичом тыРаз хоть коснись непокорной Хлои!
Похищение ЕвропыПусть напутствует нечестивых крикомПтица бед, сова, или завываньеСуки, иль лисы, или ланувийскойЩенной волчицы.
Пусть пересечет им змея дорогу,Чтоб шарахнулись от испуга кони.Я же в час тревог о далеком друге —Верный гадатель.
К ворону взову: от восхода солнцаПусть летит ко мне для приметы доброй,Прежде чем уйдет пред ненастьем в топиВещая птица.
Помни обо мне, Галатея, в счастьеДля тебя одной все дороги глажу,Чтобы дятла стук иль ворона слеваНе задержали.
Видишь, как дрожит и тревожно блещетНа краю небес Орион? Несет лиАдрий черный шторм или Япиг грозы, —Все прозреваю.
Пусть на вражьих жен и детей обрушитВ бешенстве слепом ураган востокаЗлой пучины рев и прибрежный грохотСкал потрясенных.
О, припомни быль, как Европа, телоБелое быку, хитрецу, доверив,Побледнела вдруг: закипело мореТьмою чудовищ.
На заре цветы по лугам сбиралаИ венки плела так искусно нимфам,А теперь кругом, куда взор ни кинуть, —Звезды да волны.
Вот на брег крутой многогранныйКрита Выбралась в слезах, восклицая:— Славу Добрую мою, о отец, и скромностьСтрасть победила!
Где? Откуда я? Только смерть искупитМой девичий грех. Наяву ли плачу,Вспоминая срам, или непорочнойДевой играют
Призраки, пустых сновидений сонмы,Пролетев порог из слоновой кости?Ах, что лучше: плыть по волнам иль в полеРвать повилику?
Если бы сейчас мне попался в рукиТот проклятый бык, я бы истерзалаМилого дружка, я б рога сломалаВ ярости зверю.
Стыд мне, стыд, увы! Позабыть пенаты!Стыд мне, жгучий стыд! Смерть зову и медлю.Лучше б мне блуждать среди львов, о боги,В полдень нагою.
Но пока еще не запали щекиИ бурлива кровь у добычи нежной,Красотой моей, о, молю, насытьтеТигров голодных.
— Жалкая, — твердит мне отец далекий, —Что ж не смеешь ты умереть, Европа?Пояс при тебе. Вот и ясень. Только —Петлю на шею.
Иль тебе милей об утесы биться,О зубцы камней? Так вверяйся буре,И раздумье прочь!.. Или ты, царевна,Предпочитаешь
Быть второй и шерсть теребить для ложаВарварки, твоей госпожи? — ГорюетДева, и, смеясь, так коварно внемлютПлачу Венера
И Амур-шалун с отзвеневшим луком.А повеселясь: — Берегись, — ей молвит, —Удержи свой гнев, коль рога преклонитБык примирение.
Знай, тебя любил, как жену, Юпитер.Так не плачь навзрыд и судьбу ЕвропыС гордостью неси. Твое имя приметВскоре полмира.
В праздник НептуналийКак отпраздновать веселейДень Нептуна? Открой, Лида, цекубское,Дар заветный, о мой провор,Искру жизни придай чопорной мудрости.
Полдень клонится в тень, а тыМедлишь, словно застыл в небе летучий день,Не выносишь из погребаНам амфору времен консульства Бибула.
Мы прославим Нептуна мощь,Нереид волоса густо-зеленыеИ на лире изогнутойМать Латону и бег Цинтии-лучницы.
Завершим же владычицей,Что над Книдом царит и над Кикладами:Мчат на Паф ее лебеди,Но достойна и Ночь горестной пении.
ПамятникСоздал памятник я, бронзы литой прочней,Царственных пирамид выше поднявшийся.Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихойНе разрушат его, не сокрушит и рядНескончаемых лет, время бегущее.Нет, не весь я умру, лучшая часть меняИзбежит похорон. Буду я вновь и вновьВосхваляем, доколь по КапитолиюЖрец верховный ведет деву безмолвную.Назван буду везде — там, где неистовыйАвфид ропщет, где Давн, скудный водой, царемБыл у грубых селян. Встав из ничтожества,Первым я приобщил песню ЭолииК италийским стихам. Славой заслуженной,Мельпомена, гордись и, благосклонная,Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.
К Юлу АнтониюТот, держась на крыльях, скрепленных воском,Морю имя дать обречен, как Икар,Кто, о Юл, в стихах состязаться дерзкоС Пиндаром тщится.
Как с горы поток, напоенный ливнемСверх своих брегов, устремляет воды,Рвется так, кипит глубиной безмернойПиндара слово.
Фебова венца он достоин всюду —Новые ль слова в дифирамбах смелыхКатит, мчится ль вдруг, отрешив законы,Вольным размером;
Славит ли богов иль царей, героев,Тех, что смерть несли поделом кентаврам,Смерть Химере, всех приводившей в трепетОгненной пастью;
Иль поет коня и борца, которыйС игр элидских в дом возвратился в славе,Песнью, в честь его, одарив, что сотниСтатуй ценнее;
С скорбною ль женой об утрате мужаПлачет, ей до звезд его силу славит,Нрав златой и доблесть, из тьмы забвеньяВырвав у смерти.
Полным ветром мчится диркейский лебедьВсякий раз, как ввысь к облакам далекимДержит путь он, я же пчеле подобенСклонов Матина:
Как она, с трудом величайшим, сладкийМед с цветов берет ароматных, так жеСредь тибурских рощ я слагаю скромноТрудные песни.
Лучше ты, поэт, полнозвучным плектромНам споешь о том, как, украшен лавром,Цезарь будет влечь через Холм священныйДиких сигамбров.
Выше, лучше здесь никого не далиБоги нам и рок, не дадут и впредь нам,Даже если б вдруг времена вернулисьВека златого.
Будешь петь ты радость народа, игры,Дни, когда от тяжб отрешится форум,Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрыйАвгуст вернулся.
Вот тогда и я подпевать отважусь,Если только речь мою стоит слушать,Цезаря возврат привечая: «Славься,Ясное солнце!»
«О, триумф!» — не раз на его дороге,«О, триумф!» — не раз возгласим, ликуя,И воскурит Рим благосклонным вышнимСладостный ладан.
Твой обет — волов и коров по десять,Мой обет — один лишь бычок, которыйУж покинул мать и на сочных травахВ возраст приходит.
У него рога — словно серп на небеВ третий день луны молодой; приметаЕсть на лбу — бела, как полоска снега, —Сам же он рыжий.
Манлию ТоркватуСнег покидает поля, зеленеют кудрявые травы,В буйном цвету дерева.Облик меняет земля, что ни день, то спокойнее в руслахШумные воды бегут.
Грация стала смелей, повела в хороводе — нагая —Нимф и сестер-близнецов.Что нам бессмертия ждать? Похищает летучее времяНаши блаженные дни.
Стужу развеял Зефир, но и лето весну молодуюГубит и гибнет само,Не принимая даров, что приносит нам осень. И сноваЗимние бури придут.
В круговороте времен возмещается месяцем месяц,Мы же, в загробную мглуКанув, как пращур Эней, или Тулл, или Анк, превратимсяВ пыль и бесплотную тень.
Кто поклянется тебе, о Торкват, что не будет последнимЗавтрашний день для тебя!Все, что при жизни скопил, да минует наследников жадных,Рук не минуя твоих.
Если ты завтра умрешь и Минос на суде преисподнемСвой приговор изречет,Ни красноречье твое, ни твоя родовитость, ни кротостьК жизни тебя не вернут.
Даже Диана сама не могла своего ИпполитаДевственный прах оживить,Даже Тезей не разбил на застывших руках ПиритояЛеты холодных цепей.
К ЛоллиюПоверь, погибнуть рок не судил словам,Что я, рожденный там, где шумит Авфид,С досель неведомым искусствомСкладывал в песни под звуки лиры.
Хотя Гомер и первый в ряду певцов,Но все же Пиндар, все же гроза — Алкей,Степенный Стесихор, КеосецСкорбный, — еще не забыты славой.
Не стерло время песен, что пел, шутя,Анакреонт, и дышит еще любовь,И живы, вверенные струнам,Пылкие песни Лесбийской девы.
Ведь не одна Елена ЛаконскаяГорела страстью к гостю-любовнику,Пленясь лицом его и платьем,Роскошью царской и пышной свитой.
И Тевкр не первый стрелы умел пускатьИз луков критских; Троя была не разВ осаде; не одни сражалисьИдоменей и Сфенел — герои
В боях, достойных пения Муз, приялСвирепый Гектор и Деифоб лихойНе первым тяжкие ударыВ битвах за жен и детей сограждан.
Немало храбрых до АгамемнонаНа свете жило, но, не оплаканы,Они томятся в вечном мраке —Вещего не дал им рок поэта.
Талант безвестный близок к бездарности,Зарытой в землю. Лоллий! Стихи моиТебя без славы не оставят;Не уступлю я твоих деяний
В добычу алчной пасти забвения.Тебе природой ум дальновидный дан,Душою прям и тверд всегда тыВ благоприятных делах и трудных;
Каратель строгий жадных обманщиков —Ты чужд корысти всеувлекающей;Ты не на год лишь консул в Риме —Вечно ты консул, пока ты судишь,
Превыше личной выгоды ставя честь,Людей преступных прочь отметаешь дарИ сквозь толпу враждебной черниДоблесть проносишь, как меч победный.
Не тот счастливым вправе назваться, ктоВладеет многим: имя счастливогоК лицу тому лишь, кто умеетВышних даянья вкушать разумно,
Спокойно терпит бедность суровую,Боитс
- Античная драма - Эсхил - Античная литература
- Критий - Платон - Античная литература
- Мера всех вещей - Платон - Античная литература / Науки: разное
- Лики истории в "Historia Augusta" - Маргерит Юрсенар - Античная литература
- Тишина - Аристофан - Античная литература
- О знаменитых иноземных полководцах - Корнелий Непот. - Античная литература
- Пестрые рассказы - Клавдий Элиан - Античная литература
- Горгий - Платон - Античная литература