ей возможности злорадно оскалить зубы: каждому вопросу муж без обдумывания противопоставлял простодушный, не содержащий и намека на преступление, недвусмысленный ответ. Но отсутствие улик – тоже улика, и это прекрасно понимала Люся.
Безуспешные попытки не сломили дух волевой натуры. Решение, которое зародилось после напряженных мыслительных усилий, выглядело единственно верным. Замыслила Люся одно хитроумное предприятие, а именно: еженощно требовать от него интимной близости. И по нескольку раз! Полагала, что подобным методом непременно разрешит проблему: у объекта ее притязаний возникнет дефицит пороха в пороховницах – где-то слышала, что все на свете поддается счету, все отмерено, то есть в какой-то момент настанет конец либидо – и в результате у благоверного выработается стабильное отвращение к адюльтеру. Задумка была обречена на успех, к тому же сочетать приятное с полезным редко когда удается. А возможность того, что мужа схватит тик в причинном месте – что намного хуже, – почему-то не предусмотрела. А ведь всякое в мире случается.
Если бы она хотя бы в малой степени обладала даром предвидения, то, бесспорно, в холодном поту отрешилась бы от зловредной задумки. Последствия оказались страшнее ада. Объект без возражений, вернее с воодушевлением, принимал заказы и усердно их исполнял. Чувствовалось, что готов действовать с опережением графика. Со временем он уже не испрашивал разрешения на допуск, как бывало раньше, решительно бросался в наступление.
А Люська от недосыпания и убытка жизненных сил таяла на глазах. «Приятное с полезным» превратилось в мучительную пытку. Вечером, когда входила в спальню, она встречалась с устремленным на нее решительным взглядом. На глаза навертывались горючие слезы, которые он принимал за слезы радости.
Но, несмотря на суровые испытания, родственница намеревалась держаться до конца. Высокая цель оправдывала жертвенный подвиг. Воинственный дух не угасал.
– Вытравить бы его кобелиный нюх, – скрежетала она зубами после того, когда исповедовала Валентине семейную драму.
– Да успокойся ты, понапрасну мучаешь себя. Ревнивая ты, вот и всякая дурь лезет в голову, – утешала Валентина.
– Как не заревнуешь? Видела бы ты его харю, светится, будто свиным жиром вымазана. На свадьбе чернее тучи был. С чего бы это, а? Скажи мне.
– Живется ему хорошо, вот и радуется. Хозяйка ты хорошая, готовишь вкусно. Ходит он обстиранный, всегда чистый – чего ж не светиться-то. Он как бы благодарен тебе, понимаешь, Люсь.
– Где ты, глупая, видела, чтобы эти козлы благодарили нас. Не-ет, чую, гадит паразит. Вынула бы его сердце из груди, оно повторило бы слово в слово.
Относительно «козлов» Валентина была солидарна с родственницей. Вслух решила приободрить:
– Люсь, не переживай. Очень редко случается, чтобы человек прожил всю жизнь счастливо. Чаще это происходит, если не в молодости, то в старости.
– Ну ты сказанула! Выходит, что я должна терпеть его фокусы, пока не согнусь сама? А может, я вперед него околею, не подумала? Спасибо тебе, не ожидала, – секрет счастья явно не вселил оптимизма в израненную душу.
– Люсь, милая, ты все представляешь в мрачном свете. Нельзя так, пойми, – Валентина не оставляла надежды переубедить родственницу. – Скажи, почему ты решила, что раньше него уйдешь? Брось такие мысли, они вредны.
– Как не уйти? – в голосе послышались жалобные нотки. – Он же это делает играючи, ему это сделать, что плюнуть, а я целый день как пьяная хожу. Думаю, вот сделаю еще один шаг – упаду и не встану больше. Паразит ненасытный, все мало ему.
Валентину пронзила жалость к потерпевшей. Она слышала, что жены с такими «ненасытными» горе «мыкали». Рассказывали, что бежали они от таких в чем мать родила.
– Ну и в передрягу ты попала! – искренне высказала сострадание Валентина. – Как ты выдерживаешь?!
Люська в ответ испустила горестный стон.
Необходимо было как-то обнадежить страдалицу.
– Люсь, слезами горю не поможешь, – сдерживая волнение, сказала Валентина. – Не вечно же ему быть молодцом. Годы пройдут, и пик его темперамента спадет, наберись терпения.
Родственница о том, что «передрягу» затеяла сама, и словом не обмолвилась. Сопереживание Валентины тронуло ее.
– Не верю, не упадет его пик, – заныла она.
– Поверь, обязательно спадет, вот увидишь, – попыталась переубедить Валентина, не сообразив, что имела в виду родственница.
– Не дождусь, нет. Быстрее я загнусь, но не его пик, – не находила та утешения.
Люся была тверда в своем мнении. Валентина сдалась.
– А может, ты с ним разведешься? – неуверенно предложила.
– Ты думаешь, что лучше будет, если я разведусь? – робко спросила.
Валентина с сочувствием смотрела на нее. Вдруг внезапная злость отразилась в лице Люси:
–Не-ет, отольются ему мои слезы! Я ему покажу, где раки зимуют. Отучу лыбиться, как голый зад на свету.
Угрозу она осуществила. Окольным путем – не обошлось без содействия родной сестры, разумеется – Люся донесла до ушей «паразита» о факте своей «измены».
Развязка оказалась душераздирающей. Войдя в дом, «рогоносец» прямиком прошел в гостиную, где «неверная» сидела на диване, и стал перед ее очами. Он не произнес ни звука. Говорили его глаза, полные слез, которые осуждали, обвиняли… и взывали к состраданию. Жалкое лицо безропотного существа пронзило сердце Люси. Оно готово было разорваться.
– Уйди, паразит! – с рыданием бросилась на подушки.
После, рассказывая Валентине о памятном событии, она крепилась, чтобы не расплакаться:
– Мне так стало жалко его, что хотела кинуться ему в ноги, лишь бы не видеть, как он страдает. Такое… невозможно забыть.
– Он так и не проронил ни слова?
Родственница утвердительно качнула головой.
– Не ожидала, – изумилась Валентина.– Любой на его месте закатил бы скандал или хотя бы возмутился.
– Да, – пискнула Люся, – он культурный. Благодарная слеза покатилась по щеке. Просящим тоном продолжила: – Если я выгоню из дома, кто его подберет? Он такой беззащитный, за себя не постоит. Он же многого не понимает, словно дите малое… паразит несчастны-ы-й, – дала волю слезам, – чтоб ему пусто было, изведу, все равно изведу его похоть, парази-и-т, – громко расплакалась.
Валентина молча недоумевала.
В последующем Люся так и не сообщила Валентине о том, добилась ли поставленной цели или нет. Она перестала звать ее к себе. Как-то при случайной встрече изобразила приветливую мину, произнесла «как ты?», спешно попрощалась. Пожалуй, остепенилась. Наверное, не видела проку в своих сетованиях. Сама Валентина не беспокоилась о судьбе родственников. Она была уверена, что семья не распадется и что скорее изменится Люся, но не зятек. Тот и впредь будет радоваться жизни, не утруждая себя ни волнениями, ни заботами.
Вообще, хитро-глупые самцы очень удачливые подкаблучники и очень счастливые мужья. Ибо их глупость берут в расчет и все им прощают, а хитрость признают за безобидную аномалию самой глупости. Этот привилегированный
