— Я бы на твоем месте не стала чересчур увлекаться Полем. — Началось, мелькает у Ренни. Сейчас она начнет из лучших побуждений, для моего же блага, нести такое… По своему опыту Ренни знает: все, что говорится из лучших побуждений, оказывается неприятным.
— Отчего же? — улыбается Ренни, стараясь, чтобы ее голос звучал совершенно равнодушно.
— Я же не говорю, что совсем не надо этого делать. Черт, почему бы и нет, у нас не тюрьма народов, мы в свободной стране. Только не слишком увлекайся, вот и все. У Поля странная манера общаться с людьми. Пришел, ушел. Здесь уже столько народу перебывало, сплошная круговерть.
Ренни не совсем понимает, что Лора хочет этим сказать. Ей угрожают или просто предостерегают?
— Ты, наверное, давно с ним знакома?
— Да, уже порядочно.
Раздаются чьи-то шаги, в окне мелькает тень. На этот раз пришел Поль. Он поднимается на крыльцо. На губах играет улыбка, при виде Лоры Поль прищуривается, но продолжает улыбаться.
— Я ходил за яйцами, — обращается он к Ренни. — Думал, ты проголодаешься, захочешь перекусить. — Он кладет на стол коричневый бумажный пакет, явно гордясь собой.
— Где, черт подери, тебе удалось их раздобыть? Их же не продают в такое время суток, — удивляется Лора. Она поднимается, но вопреки тайным надеждам Ренни, не уходит, а сливает себе остатки кофе вместе с гущей. Наконец она встает, и словно прочитав мысли Ренни, отодвигает чашку.
Поль ухмыляется.
— У меня есть связи, — говорит он Лоре на прощанье.
Поль делает яичницу-болтунью. У него здорово выходит, она получается как надо, в самый раз, не слишком сухая. Ренни без колебаний ставит ему отметку «хорошо». Они едят тосты с джемом. У Поля есть тостер, хотя по его словам, чтобы заставить тостер работать, нужно обычным разделочным ножом соединить проводочки. Он все собирается приобрести новый, но тостеры привозят контрабандисты, а они давно не появлялись.
После завтрака Ренни вызывается вымыть тарелки, коль скоро Поль занимался стряпней.
— Не дури. Кроме тебя, найдется кому помыть.
Он берет ее за руки, рывком заставляет встать, целует, у его губ вкус промасленных тостов. Они идут в спальню. На этот раз он сам раздевает ее, умело, не торопясь. Ренни берет его крепкие руки в свои, направляя их движения, они ныряют в постель. Все происходит без всякого напряжения, будто само собой.
Ренни кончает почти сразу, их тела влажны, это восхитительно, нега охватывает ее, Ренни покачивается на волнах нежности, ее переполняет ликование, мышцы бедер трепещут в сладостном ожидании. Он замедляет ритм, давая ей прийти в себя, потом начинает двигаться опять, проделывает это снова и снова, пока она не кончает еще раз. Да, опытности ему не занимать, он бережный и внимательный любовник. Что с того, что она для него, быть может, всего лишь очередная легкая победа, сиюминутная интрижка, случайная знакомая, оба они здесь случайно — не об этом ли говорила Лора. Но Ренни это не смущает, с этим можно примириться, в конце концов, это уже кое-что, а кое-что, как известно лучше, чем ничего.
Проходит довольно много времени, прежде, чем они поднимаются и идут в душ; идут вместе, но Ренни видит, что Поль о чем-то задумался, он намыливает ей спину, грудь, очень осторожно, стараясь не задеть шрам и не сделать ей больно, но думает о чем-то своем. Ренни проводит руками по его телу, изучая каждую клеточку, каждую ложбинку, пробуя пальцем мускулы. Она пытается найти его душу под этой оболочкой, но ей не удается достучаться до него, мысли Поля витают где-то далеко.
Когда они выходят в полосу ослепительного света, Поль берет Ренни чуть повыше локтя, поддерживая ее. Ей интересно, что они будут делать дальше, но она не задает никаких вопросов, в конечном счете это не имеет значения. «Плыви по течение», — сказала бы ей Иокаста, вот она и плывет. Ей некуда спешить, ей лениво; будущее, в котором среди прочих забот неминуемо придется столкнуться со сложностями в банке, где она вышла за рамки предоставленного кредита, представляется отсюда таким далеким и нереальным, что думать о нем не хочется. Ренни отдает себе отчет, что она впала в величайшую банальность, тысячу раз описанную в романах: ни к чему не обязывающий курортный роман с загадочным незнакомцем. Ренни ведет себя как заурядная секретарша, но самое худшее то, что она это знает, но это ее ничуть не заботит. А раз она влюблена, то ситуация не просто «секретарская», она просто недопустима. «Любовь или секс?» — могла бы спросить Иокаста, но на этот раз у Ренни готов ответ. Любовь понятие ложное, запутанное, тогда как секс прямолинеен и недвусмыслен. Вдобавок он «хай класс».
Они спускаются к морю и идут вдоль берега. Поль все еще несколько отстранен, но держится вполне дружелюбно, как гид, знакомящий туристов с местными достопримечательностями.
— Видишь этот дом? — Поль показывает ей на низенькую постройку, напоминающую сарай или гараж, выкрашенную в зеленый цвет. — В доме три двери. Он наделал много шума пару лет назад, вокруг него кипели страсти. Эллис выстроил его в надежде завлечь сюда побольше туристов, домик был предназначен служить для них приманкой.
— А что там сейчас? — Ренни не видит ничего привлекательного.
— Сейчас его приспособили под лавку, где продают рыболовные снасти. Но вообще-то здесь должен был быть сортир. Общественный сортир: для мужчин, для женщин, для туристов. Соль заключается в том, что туристы, сойдя на берег непременно жаждут облегчиться, а тут все, можно сказать, под рукой. Но местные жители рассудили иначе: им пришлась не по вкусу идея, что такой интимный процесс можно осуществлять прямо на берегу, можно сказать, под открытым небом. Это, видите ли, неприлично. И они завалили домик камнями. В первую очередь вход для туристов. — Поль улыбается.
— Они, что, не любят приезжих?
— Можно сказать и так. Когда приезжают туристы, подскакивают цены. В нынешних выборах одна из главных ролей принадлежит цене на сахар. Говорят, что она непомерно высока, люди не могут себе позволить покупать этот продукт.
— Как я понимаю, тебе это невыгодно, — говорит Ренни, которая верит в полезность грубой пищи.
— Это зависит от того, есть ли у тебя еще что-нибудь поесть.
С берега доносится бравурная музыка, деревянные флейты и барабан. Похоже на какой-то парад, по пляжу движется толпа. Несмотря на ясное утро в руках у них факелы — кусок тряпки, намотанный на палку и пропитанный керосином. Ренни не надо принюхиваться, воздух насквозь пропитан этим запахом. Вокруг взрослых в такт музыке, прыгая и танцуя, резвятся ребятишки. Они несут знамя, сделанное из старой простыни, на котором написано: «Принц Мира печется о вас, а не о себе». Впереди толпы с гордо вздернутым подбородком вышагивает Эльва; вид у нее такой, будто она прогуливается. В одной руке она держит белый детский горшок, в другой размотавшийся рулон туалетной бумаги. Со стороны можно подумать, что она демонстрирует свои трофеи. Ренни и Поль, стоя в сторонке пережидают, когда демонстрация удалится. Ее замыкает Марсон, в тех же сапогах; каблуки вязнут в песке, мешая идти. Он видит эту пару, но не высказывает признаков узнавания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
