Он заставил себя сделать сто шагов и только тогда сполз по стене на футон, жадно припал к бутыли, чтобы смочить сухое горло.
— Итак, я все еще жив, — его губы искривил оскал.
Возможно, в этот раз он был к смерти гораздо ближе, чем когда-либо. Зараженная кровь убила не одного воина; иные переживали тяжелые ранения, но занесенная грязь не позволяла им оправиться. Именно потому Такеши всегда был внимателен к своим пленным, если хотел сохранить им жизнь еще на некоторое время и получить необходимые сведения; он заставлял лекарей внимательно осматривать и обрабатывать их раны и делал между пытками перерывы, чтобы те успели восстановиться.
Или Нанаши был глуп, или хотел его убить.
— Или все и сразу, — сам себе возразил он вслух, устав от висящей вокруг тишины. — Но кто меня спас?
Хоши — пришла первая мысль, но Такеши отмел ее почти сразу же. Едва ли девочка решилась бы… ведь за этим однозначно последовало бы наказание. И даже если она сказала кому-нибудь, стали бы ее слушать? Кто она, а кто Нанаши?
Значит, скорее всего, в родовое поместье вернулся Нобу. Вернулся и озаботился здоровьем ценного пленника, до чего не смог додуматься его племянник.
Такеши хмыкнул и оперся ладонью о стену, чтобы встать. Он должен был двигаться, чтобы быстрее побороть поселившуюся в теле слабость. Чутье подсказывало ему, что очень скоро его навестит кто-то из Тайра, и он не собирался беспомощно валяться на полу, пока Нобу или Нанаши будут над ним возвышаться.
Во время очередного круга по клетке Такеши наткнулся на зарубки, сделанные им когда-то. Он давно сбился со счета дней, проведенных здесь, и мог только предполагать, что прошло чуть больше трех недель. За это время он успел обзавестись не подобающей самураю бородой.
По его представлениям, прошло несколько часов с момента, как он очнулся, когда из глубины коридора раздался скрип железной двери и шум шагов. Такеши отступил от стены, от которой он пытался отжиматься, и повернулся к решетке. Он ждал этого.
Привычный полумрак разрезал свет нескольких факелов, и он смог разглядеть с той стороны прутьев Нобу Тайра, окруженного вооруженными воинами.
«Значит, я был прав. Это не Хоши».
— Уже очнулся? — спросил тот, не попытавшись скрыть своего удивления.
— Уже поговорил с Нанаши? — огрызнулся Такеши, щурясь.
Даже столь неяркий свет слепил его неимоверно, и он с трудом мог разобрать детали одежды мужчин, стоящих от него на расстоянии пары шагов.
— Скоро придет лекарь и сменит тебе повязки, — проигнорировав его вопрос, сказал Нобу.
Такеши напрягся, почувствовав исходящее от него спокойствие и уверенность. По хребту волной пробежали неприятные мурашки. Он ничего не знал о происходящем снаружи, не знал об успехах и поражениях отца, но Тайра не выглядел обеспокоенным или опечаленным. Не выглядел человеком, который терпел поражения.
Нобу, словно прочитав его мысли, приблизился к решетке вплотную. Он скользил по Такеши брезгливым, слегка недоуменным взглядом, будто никак не мог поверить своим глазам.
— Я только что вернулся от Ода, — сказал он. — Кажется, они скоро вторгнутся на земли твоих союзников.
На лице Такеши не дрогнул ни один мускул. Он сцепил зубы, радуясь темноте, что скрывала его сейчас и не позволяла Нобу увидеть то, что он так желал. Увидеть его слабость.
«Фухито их уничтожит. Ода не смогут одолеть его войско».
— Очень любезно с твоей стороны рассказать мне об этом, — немного помолчав, все же ответил Такеши.
Тайра фыркнул, не скрываясь.
— Только очнулся, а уже гневишь Богов, испытывая мое терпение.
— Я думал, этим занимается Нанаши. Что ты почувствовал, когда узнал, что твой ценнейший пленник в шаге от смерти?
— Ценнейший? — Нобу вздернул бровь. — Твоя жизнь не много сейчас стоит.
— Вот как? — Такеши усмехнулся. — Тогда почему я все еще жив? Я нужен тебе, чтобы заставить отца отступить.
— Твоего отца не нужно заставлять отступать, — голос, которым это было сказано, против воли заставил Такеши поверить каждому слову.
Ему показалось, под ногами зашатался земляной пол. Чтобы сохранить равновесие, он шагнул назад и уперся лопатками в шершавый, прохладный камень стены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нобу ушел, ничего больше не прибавив, и Такеши вновь остался в темноте и одиночестве. Только в этот раз воспаление не дурманило ему голову, он был в сознании, мог четко и ясно мыслить.
От этого хотелось выть.
Отец проигрывал. Как и Фухито.
Такеши медленно доковылял до своей подстилки, опустился на нее, лег боком, отвернувшись к стене, и укрылся каким-то тряпьем. Он закрыл глаза и протяжно выдохнул. Он почти жалел, что не умер от лихорадки. Почти жалел, что кто-то его спас.
Отец проигрывал.
Эта мысль билась в голове, не давая покоя измученному сознанию.
Когда-то отец был для него все равно что Бог.
Такеши верил в его непобедимость так, словно она была одним из законов, на которых держится мир.
«Я подвел его», — он заскрипел зубами.
Весь их тщательно обдуманный план давно скатился в пропасть. Разрозненные отряды их союза противостояли сейчас войску Тайра, за которыми, помимо вассалов, стоял теперь и Император.
Такеши натянул повыше тряпье, укрывшись чуть ли не с головой. Услышанное от Нобу подкосило его сильнее, чем он мог бы подумать. Вести о неудачах отца и союзников сделали то, чего никогда не достиг бы пытками Нанаши — надломили что-то глубоко внутри.
И для Такеши вновь потянулись бесконечные дни. К нему не приходил никто, кроме лекаря и солдат, что приносили еду и лепешки. Хоши не появилась ни разу, и он уже начал думать, что девочка стала игрой его воспаленного подсознания. Что он выдумал ее, когда умирал от лихорадки.
Раны на груди затягивались медленно, но они были последним, о чем волновался Такеши. Он проводил день за днем, скрываясь от тусклого пламени факела под горой тряпья. Он мало двигался и редко вставал, и причиной была не боль в груди. Ее-то он почти не чувствовал, погруженный в свои мысли.
Большую часть времени Такеши спал, а когда бодрствовал, то пребывал в дурном оцепенении. Мысли текли вяло-вяло, совсем неторопливо. Ведь ему и вправду было некуда теперь спешить.
Он думал о своем клане, который скоро перестанет существовать. Сотни поколений жили до него. Сотни. Но прервется все на нем. Как он встретится с предками после смерти? Как посмотрит им в глаза?
Раньше Такеши не знал отчаяния. И потому сейчас не мог понять, что именно оно завладело им; прижилось, проникнув в самое сердце.
В последний раз в заточении у Тайра его питали ярость и месть. И вера. Он знал, что отец освободит его. А если нет — то перебьет всех, до последнего солдата.
Теперь же в Такеши не было ни ярости, ни веры. Его смерть останется неотмщенной.
Он закрывал глаза и проваливался в холодную черную пустоту.
***
Несмотря на бессонную ночь, Наоми проснулась на рассвете. Она привыкла вставать рано в последние недели — в поместье следовало многое успеть сделать. Служанки, которых она оставила, не справлялись в одиночку, и ей приходилось им помогать.
Она подошла к окну и шире раскрыла деревянные ставни, впустив в комнату прохладный утренний воздух. Рассвет уже раскрасил небо яркими цветами: вблизи оно казалось огненно-оранжевым, а вдалеке у горизонта — насыщенно розовым.
«Кровавым», — пришло в голову неуместное сравнение, и Наоми разозлилась на саму себя. Наскоро ополоснув лицо и убрав в прическу волосы, она надела простое ежедневное кимоно, с которым могла справиться даже в одиночку, и вышла из комнаты.
В помещении для приготовления пищи служанки уже зажгли очаг и поместили над ним греться воду в котелках, когда Наоми присоединилась к ним.
— Кенджи-сама уже встал, госпожа, — сказали ей. — Ему в спальню отнесли чай.
Она мимолетно нахмурилась, закусив губу, и принялась пересыпать рис, чтобы понять, сколько его осталось. По ее расчетам они еще вчера превысили объем, который обычно Наоми выделяла на неделю.
