Как приданое к молодым отходила и злополучная ферма. Нет, не для развлечения теперь ездила сюда ее будущая владелица, а для того, чтобы хозяйским взглядом проверить каждую мелочь, каждое свое распоряжение, направленное на развитие и процветание этого маленького имения. И плеть, когда-то подаренная ей Бертиной, такая гибкая и тяжелая, чтобы висеть на стене без употребления, снова была снята со стены. Лора объяснила матери, что она прекрасно дополняет ее рабочий костюм. Этот туалет был произведением лориной фантазии, и, уезжая на ферму, она всегда была одета одинаково короткая до пояса кожаная курточка, полугалифе, так искусно сшитые, что они скрадывали чересчур пышные формы будущей баронессы, лакированные сапожки с короткими голенищами, на голове - маленькая меховая шапочка. Фрау Эльза вынуждена была признать, что плеть действительно подчеркивает своеобразие этого полуспортивного костюма. Воспоминания о прошлых "развлечениях" дочери ее больше не волновали ведь Лора стала такой уравновешенной. Да и занята она теперь исключительно делами хозяйственными. Настоящая немка, которая заботится не только о своем уютном гнездышке, но и о том, чтобы не иссяк источник, питающий этот уют.
И Лора действительно некоторое время сдерживала свои странные наклонности. Но по мере того как удлинялось время разлуки с женихом, укорачивалось и ее терпение по отношению к этим "ленивицам", которые так пренебрегали интересами своей госпожи. И плетка свистела все чаще, все с большим ужасом ждали несчастные пленницы появления своей ненавистной фрейлейн.
Особенно злобно карала фрейлейн Бертгольд тех, кто хоть раз позволил себе оскорбить ее непослушанием или просто улыбкой, взглядом. Когда фрейлейн впервые появилась на ферме в своем спортивном коспоме, одна из девушек, семнадцатилетняя Марина Брыль, не выдержала и тихонько фыркнула в кулак. Лора сделала вид, что ничего не заметила, но все утро искала подходящего случая, чтобы отомстить за обиду. Случай представился очень скоро: Марина несла воду для запарки кормов, споткнулась, упала вместе с ведром, да так неудачно, что обварила руку. Не успела она подняться, как снова упала, сбитая с ног ударом плети. С тех пор Лора не спускала глаз с тоненькой девичьей фигурки. А Марина, сгибаясь под тяжестью двух огромных ведер, целый день таскала воду и корм. Обожженная рука не заживала, ежедневная работа растравляла рану, и девушке все труднее было не то что работать, но даже передвигать ноги. И плеть каждый день взвивалась над ней, удары сыпались на плечи, на спину, на больную руку.
Измученная непосильной работой, болью, постоянными издевательствами, девушка почти лишилась разума. Услышав длинный гудок автомобиля, она начинала дрожать, как в лихорадке, пряталась за спины подруг, старалась не попадаться на глаза фрейлейн. Но та все равно ее находила. Охота за девушкой превратилась для Лоры в своеобразную азартную игру, где ставками были Лорина непреклонная воля и молчаливое сопротивление всех девушек, которые во что бы то ни стало старались спасти жизнь своей несчастной подруги.
Однажды утром Марина совсем не смогла подняться, и подруги решили спрятять ее на время приезда фрейлейн. В помещении, где готовились корма, за огромной плитой, на которой кипела вода, они набросали кучу хвороста и накрыли им скорчившуюся фигурку девушки. Но Лора, не встретив своей жертвы, пошла ее искать и сразу поняла, что под хворостом кто-то прячется. Это было неповиновение, бунт, неслыханная дерзость. О, на этот раз Лорхен докажет, что они все целиком в ее власти. Даже если придется до смерти избить бездельницу, нарочно искалечившую себе руку, чтобы поменьше работать. Разбросав ногами хворост, Лора изо всей силы замахнулась плетью, и это был единственный случай, когда она не опустилась на спину девушки Одна из пленниц, уже пожилая женщина, ближе всех стоявшая к плите, не помня себя от жалости к несчастной Марине, сбила с ног фрейлейн и, схватив с плиты выварку, выплеснула кипяток на Лорхен.
Когда Бертгольд через час прибыл на ферму, виновницы покушения на жизнь его дочери, крепко связанные надсмотрщиком, лежали на куче хвороста. А почти рядом с ними на земляном полу корчилась от боли и неистово орала его единственная любовь и надежда на земле Лорхен.
Двух пуль хватило, чтобы покарать виновных, - у Бертгольда не было времени возиться с ними: прежде всего надо было подумать, как транспортировать Лору домой. В Мюнхен они возвращались не в собственной машине, а в санитарной карете, и каждая выбоина на дороге причиняла больной нестерпимые муки. Бертгольд, слушая стоны дочери, едва не поседел за дорогу. Напрасно доктора утешали его, убеждали, что все могло кончиться значительно трагичнее, если бы не кожаная куртка и сапожки, которые защитили девушку от кипятка: обожжена была лишь нижняя часть тела, от талии до колен. Больная не могла ни стоять, ни сидеть, только лежала ничком.
И произошло это за два дня до желанного и долгожданного обручения.
Семья Бертгольда остро переживала это неожиданное осложнение. И каждый страдал по-своему. Лора с утра до вечера плакала от боли и стыда. Она не представляла, как в таком виде покажется жениху. Бертгольд выходил из себя при одной мысли, что их семейная драма может кое-кому показаться смешной. Фрау Эльза боялась, что обвинят во всем ее: снова недосмотрела за дочерью. И теперь обручение нельзя будет провести с той пышностью, о которой она мечтала.
Итак, канун большого семейного торжества в семье Бертгольдов никак нельзя было назвать веселым.
Генрих приехал в половине пятого утром. Его ждали: не успел часовой позвонить у парадной двери, как в вестибюль вышел сам Бертгольд, а вслед за нам выплыла фрау Эльза. Генрих был немного удивлен, что не видит Лорхен, и Бертгольду пришлось, не вдаваясь в излишние подробности, сказать, что Лорхен немного нездорова и сейчас спит.
- Ну, обо всем поговорим потом! А теперь умойся, переоденься с дороги, немного отдохни. Завтракать я привык по-солдатски рано. Если не возражаешь, встретимся часа через два в столовой, - предложил Бертгольд.
Генрих с радостью принял предложение, он чувствовал себя разбитым после бессонной ночи, проведенной в переполненном офицерском вагоне.
Ванна освежила и прогнала сон. Полежав часик, он оделся и ровно в семь вошел в столовую. Завтрак был уже на столе. Бертгольд и фрау Эльза сидели на своих обычных местах. Стул Лорхен был пуст.
- Как, Лорхен еще спит? - удивился Генрих.
- Я не хотел сразу ошеломлять тебя неприятной новостью. Лора больна и очень тяжело.
- Вы меня пугаете, это что-то серьезное? Генриха дрожал от радости: обручение можно отложить!
Фрау Эльза и Бертгольд поняли это по-своему.
- Не волнуйся, не волнуйся, ничего опасного для жизни нет!- успокаивал Бертгольд.- Хотя должен сказать, что лишь случайное стечение обстоятельств спасло Лорхен. Понимаешь, два дня назад она поехала на ферму, которую мы с Эльзой хотим вам подарить. Одна из работниц допустила небрежность. Как девушка, любящая идеальный порядок, Лора, кажется, замахнулась на нее плетью, которая случайно попала ей в руки. И тогда - представляешь ужас? одна иэ этих дикарок набросилась на Лорхен, сбила ее с ног, а потом вылила на нее чуть ли не полную выварку кипятка. Ты даже не можешь себе представить, в каком состоянии я нашел нашу несчастную девочку!
Возможно, воспоминание о том, как свистела в руках Лоры плеть, возможно, бессонная ночь послужили причиной того, что Генрих не выдержал. Он вскочил, странным взглядом окинул Бертгольда и его жену, ногой оттолкнул стул Лорхен и неожиданно для всех и для себя самого выбежал в другую комнату и упал в кресло.
Впервые за все время работы в тылу врага он сорвался! Так по-глупому сорвался! Выдержать нечеловеческое нервное напряжение в Бонвиле, когда секунды отделяли его от смерти, ничем не выдать себя во время допроса в гестапо, столько сил употребить, чтобы найти подземный завод, и вдруг попасться на мелочи! И особенно теперь, когда каждое невыполненное им задание имеет особое значение! Нет, эту ошибку надо исправить, объяснить взрыв бешенства какой-то естественной причиной... Ну, хотя бы сослаться на то, что после нападения маки у него время от времени бывают припадки... особенно если он переволнуется... а известие о нападении на Лору так его взволновало!
Генрих поднялся с кресла и решительно направился к двери. Но фраза, донесшаяся из столовой, заставила его остановиться.
- Как он любит Лорхен! Ты только подумай, как его взволновало известие о ее болезни! - в умилении говорила фрау Эльза.
- Да, он, очевидно, любит ее по-настоящему,- поддержал ее Бертгольд Но мне не нравится, что он такой горячий. Конечно, молодость, любовь - все это я понимаю...
Генрих на цыпочках отошел от двери и снова сел в кресло "Это тебе наука, - тихонько прошептал он, - чуть было не допустил второй ошибки!"
