— Положись на грозу.
Стужа резко обернулась. Призрак Кимона опять стоял в тусклом свете лампы. Ее первым желанием было броситься к нему, но он предупреждающе поднял руку. Свою правую руку. Все пальцы были снова на месте.
Она бросила удивленный взгляд назад, на подоконник. Отрубленный палец все еще лежал там, но именно в эту минуту, когда она посмотрела, необыкновенный порыв ветра, кружась, влетел в комнату. Палец покатился и, оказавшись на самом краю, закачался, готовый вот-вот упасть. Но затем, вопреки всем представлениям, ветер вылетел из комнаты, унося с собой в ночь драгоценный кусочек плоти.
Стужа зажала рот рукой, едва удержавшись, чтобы не вскрикнуть.
— Найди себя в грозе, Самидар, жена моя, — произнес Кимон; его голос был мягким, как любовное прикосновение. — Ты не принадлежишь стуже и огню, ты — воплощение грома и молнии. — Он показал на окно — очередная змеистая молния, казалось, придала особое значение его словам. Он опустил руку, и на мгновение его глаза стали прежними — нежными и голубыми глазами, которые она так любила. — Ты моя возлюбленная, по-прежнему и навсегда. — Его слова глухо отозвались в маленькой камере, как будто их разделяла огромная пропасть и он говорил из далекого далека. — Навечно и навсегда, — повторил он.
Весь ее гнев и ненависть к Келу не могли вытеснить ее страдания. Она упала на колени и зарыдала, ей страстно хотелось подержать его в своих объятиях; она не отрываясь смотрела, как он медленно исчезает у нее на глазах.
Когда Кимон превратился в бледную тень, она снова услышала его голос:
— Прощай, Самидар, Самидар, Самидар… Я любил нашего сына…
Снаружи взвыл ветер тонким и одиноким плачем.
Она сидела на полу и ждала, когда у нее кончатся слезы, они должны когда-нибудь кончиться, она знала это. Одеяло соскользнуло с ее плеч, от холодного воздуха руки покрылись гусиной кожей, но она даже не пыталась согреться или встать. Она чувствовала только, как сильно устала — и телом и душой, боль потери совсем лишила ее сил.
Но постепенно что-то в ней зашевелилось. Слова Кимона вновь и вновь звучали в ее голове. Он ведь вернулся в последний раз, чтобы донести до нее какую-то весть. О чем она? Женщина с трудом поднялась на ноги и подошла к окну.
Сверкающие молнии плели блестящие кружева на черных облаках. Гром гремел и перекатывался.
Ты — воплощение грома и молнии, — сказал ей Кимон. О чем это он? Она легла на подоконник и стала вглядываться в грозу. Дождь бил ее по лицу. Вспышки молнии, одна за другой, ослепляли ее. Каждый раскат грома повторял голосом Кимона: Положись на грозу, найди себя в грозе.
Она стояла так, пока не начало сводить ноги, пока вода не полилась с кончика носа и с густых прядей ее волос.
Вдруг, далеко внизу, из леса выскочил Ашур и помчался по темной равнине. Она ведь даже не заметила его отсутствия. Куда он убегал?
С диким криком единорог снова набросился на ворота. Она затаила дыхание, однако на этот раз ответного града стрел не последовало. Он наносил удары своими копытами по бревнам, но укрепленные железом ворота держались.
Рев бушевавшего Ашура заглушал звуки грозы. Единорог становился на дыбы, храпел и тщетно бил копытами, как будто бросал вызов лучникам, подставляясь под их стрелы. Он ревел, но из башни так никто ему и не ответил.
Тогда он увидел, как она выглядывала из окна, и остановился. Замерев, он поднял к ней свои неземные глаза. Внезапно вскинулся, рванулся назад, на середину поля, повернулся и снова выжидательно посмотрел на нее.
Небеса разверзлись с новой силой. Ослепительная молния полетела вниз и ударила в ворота.
Стужа прикрыла глаза краем одеяла. Гром чуть не отбросил ее на пол, как будто сам воздух пытался сокрушить ее. Она ухватилась рукой за подоконник, когда сотряслась башня. Едкий запах заполнил ночную мглу.
Аушур бегал взад и вперед, в безумном неистовстве тряся спутанной гривой.
Но ворота устояли.
Невероятно, но вторая молния ударила с неба. Башня покачнулась от этого удара. Ашур встал на дыбы и пронзительно закричал. Пламя в его глазах горело так ярко, что освещало огромный рог на его лбу по всей его длине.
Стужа прижала руку ко рту, ее зубы вонзились в мягкую ладонь. Слова Кимона громыхали в ее сознании так же громко, как раскаты грозы. Ты — воплощение грома и молнии, — так он сказал.
Это невозможно, но так оно и было. Должно быть, так оно и есть!
Как многое прояснилось для нее в один миг. В «Сломанном Мече» карты предсказали ей появление Терлика. В Соушейне степной ветер странным образом откуда-то налетел и раздул погребальный костер. И вот теперь — эта гроза. Может, это как-то связано с ее состоянием? Она вспомнила другие грозы — а их было немало в последнее время, — и все они начинались, когда ей было плохо или когда она гневалась…
Она высунулась из окна так сильно, насколько ей хватило духу. Ворота были прямо под ней. Правда, сам вход она не увидела из-за парапета и выступавшей под ним каменной кладки. Она с сомнением обвела взглядом небо. Затем сделала глубокий вдох.
Да, теперь она почувствовала, как бушующая гроза захватила ее. Это звенящее, постепенно возникающее созвучие было едва слышно в самой глубине души, но с каждым ударом сердца оно становилось все громче.
Она распростерлась за окном навстречу грозе и махнула рукой так, как будто хотела что-то сорвать.
Фиолетовая вспышка устремилась вниз, расколола выступающие камни и попала в парапет, образовав зияющую дыру. Ужасный запах поднялся вверх вместе с плотными клубами. Куски дерева и камня разлетелись вокруг.
Но ворота, обуглившиеся и почерневшие, все еще держали ее взаперти. Она снова протянула руку и вырвала молнию с неба. За одно мгновение мгла побелела до боли. Башня угрожающе покачнулась от сильного взрыва.
На том месте, где находились ворота, теперь чернела яма, а обожженная земля вокруг дымилась.
Ашур победно взревел и ринулся в открывшееся пространство.
К ней вернулись ее магические силы. Она обессиленно прислонилась к стене и крепко зажмурилась. Как такое возможно после стольких лет? Она вдруг ощутила, как эти силы вливаются в нее и так же, как мощная песня в душе, готовы извергнуться наружу. Она снова повернулась к окну и, сильно дрожа, стала вглядываться в грозу. И потом, просто для того, чтобы убедиться, что она способна на такое, направила еще одну молнию вниз, к земле.
— Ведьма!
Она снова и снова повторяла это слово, качая головой, отказываясь верить. Давным-давно мать отняла у нее магические способности, и, сказать по правде, Стужа никогда не жалела об этом, была почти рада, когда они исчезли. И вот теперь, по прихоти богов, они к ней вернулись. Теперь она снова — ведьма. На самом деле она уже была ею некоторое время, даже не подозревая об этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});