Последовали официальные представления. Хаскинг нё предложил руки ни Сэму, ни Джону, ограничившись легким наклоном головы. Оба вождя Пароландо были предупреждены Файбрасом, что Хаскинг обменивается рукопожатиями только с теми людьми, которых считает старыми испытанными друзьями.
Они беседовали о разных пустяках, пока чаши Хаскинга и его людей выставлялись на вершину ближайшего грейлстоуна.
После полудня, когда наполненные едой чаши были сняты с камня, главы государств, сопровождаемые их телохранителями и почетной стражей, направились во дворец Джона. Джон настоял, чтобы первая встреча происходила на его территории — несомненно, чтобы показать Хаскингу, кто первенствует в дуумвирате Пароландо. На этот раз Сэм не возражал. Файбрас, несомненно, проинформировал Хаскинга, как обстоят дела между Клеменсом и Джоном Ланкастером.
Итак, в ближайшие часы Сэм с угрюмым изумлением наблюдал, как экс-короля Англии поносили в его собственном доме. Хаскинг перехватил инициативу и завел скучнейшую язвительную речь о всех несчастьях, которые белые причинили черным. Было мучительно признавать, что обвинения Хаскинга во многом являлись справедливыми. Он говорил правду — Сэм был готов согласиться с этим. Дьявол, он сам видел что такое рабство, и он видел последствия Гражданской войны. Он родился и вырос в обществе рабов и рабовладельцев — намного раньше, чем Хаскинг появился на свет. Дьявол, ведь это он написал «Гекльберри Финна», «Простофилю Вильсона» и «Янки из Коннектикута».
Не имело смысла говорить Хаскингу о подобных материях. Хаскинг просто не обращал на него внимания.
Его голос зудел и зудел, мешая в кучу непристойные вымыслы и факты, преувеличенные фантазии и реальность, излагая мрачную историю нищеты, угнетения, убийств, унижений, издевательств и так далее, и так далее.
Сэм чувствовал вину, стыд — и, в то же время, гнев. Почему счет предъявлен именно ему? Что означает этот бессмысленный обвинительный акт?
— Вы все виновны, все! — кричал Хаскинг. — Виновен каждый белый человек!
— До самой своей смерти я видел не больше дюжины черных, — сказал Джон. — Какое отношение могу я иметь к вашей истории о несправедливости?
— Если бы вы родились на пятьсот лет позже, вы стали бы величайшим хонки из всех белых! — произнес Хаскинг. — Я все о вас знаю, Ваше Величество!
Внезапно Сэм вскочил на ноги и крикнул:
— Вы пришли сюда рассказать нам о том, что случилось на Земле? Мы все это знаем! И все это — в прошлом! Земля мертва для нас! Надо считаться только с тем, что происходит здесь!
— Да, — сказал Хаскинг. — Но то, что происходит здесь, происходило раньше на нашей старой доброй Земле. Вещи не изменились — даже на крошечную долю дюйма! Я смотрю вокруг — и что же я вижу? Кто правит в этой стране? Пара хонки! Здесь есть черные люди — почти одна десятая вашего населения.
Вы должны были включить как минимум одного чернокожего в ваш Совет из десяти человек. Могу я его увидеть? Хотя бы одного?
— В Совет входит Кабер, — ответил Сэм.
— Да! В качестве временного члена — и только из-за моего требования, чтобы Пароландо представлял в моей стране черный посол!
— Арабы составляют у вас шестую часть населения, — произнес Сэм, — и я не припоминаю, чтобы в вашем Совете был кто-нибудь из них. Почему?
— Они белые, вот почему! И я собираюсь избавиться от них! Не пытайтесь меня уязвить! Многие арабы — хорошие люди, люди без предубеждений! Я встречал таких, когда скрывался в странах Северной Африки. Но эти арабы, здесь, — религиозные фанатики и они не прекращают доставлять мне неприятности! Следовательно — пусть они убираются прочь! Мы, черные, хотим, чтобы наша страна стала полностью черной; мы будем в ней духовными братьями. Мы будем жить в покое! Мы создадим свой собственный мир, а вы, хонки, можете создавать ваш! Мир Сегрегации — с заглавного «С»! Тут большое «С» тоже может работать, и поэтому мы не должны зависеть от белых ни в чем — ни в нашем труде, ни в пище, ни в одежде, ни в нашей безопасности! И мы добьемся этого, белые! Все, что мы должны сделать — только сказать вам: убирайтесь к дьяволу! Держитесь подальше от нас!
Файбрас сидел за столом, склонив голову в завитках темнокаштановых волос, опустив глаза вниз и прикрывая бронзовыми ладонями лицо. Сэму казалось, что он пытается сдержать смех. Над кем он хохотал про себя — над Хаскингом или над теми, кого тот столь яростно обличал? Сэм не мог догадаться. Вполне возможно, что Файбрас смеялся над всеми участниками этой нелепой полемики.
Джон пил виски, лицо его краснело и наливалось кровью. Похоже, он мог взорваться в любое время. Нелегко молча проглотить оскорбления, связанные с твоей виной перед черными, с которыми ты в своей земной жизни не имел никаких дел. Однако Джон был повинен в стольких чудовищных преступлениях, что мог принять на совесть еще несколько без большого ущерба для себя. И, как верно заметил Хаскинг, в другом месте и в другое время Джон не пренебрег бы возможностью пустить кровь черным.
Но какую цель преследовал Хаскинг? Если он хотел добиться сближения с Пароландо, то выбрал для этого странный путь.
Вероятно, глава Соул Сити ощущал непреодолимую потребность ставить на место любого белого — кем бы тот не был. Он хотел ясно показать, что он, Элвуд Хаскинг, черный, был не хуже любого белого.
Душу Хаскинга разрушила та же система, что в той или иной степени разрушила души почти всех американцев — черных, белых, красных или желтых.
Неужели этот путь — единственный? Вечная ненависть, свирепая борьба на протяжении бог знает скольких тысячелетий жизни в долине Реки.
В этот момент, только на одно мгновение, Сэм готов был уверовать в справедливость доктрины Второго Шанса. Если им известен путь из этой тюремной клетки ненависти, нужно слушать только их. Ни Хаскинга, или Джона Ланкастера, ни Сэма Клеменса и никого другого, кто потерял мир и любовь. Пусть миссионеры Второго Шанса будут вести...
Но он не верит им, напомнил он себе. Они подобны всем другим религиозным исцелителям Земли. Нет сомнения, что некоторые из них стремились к добру. Но истина была недостижимой для них, поэтому не имеет значения, что они провозглашали на словах.
Внезапно Хаскинг прервал свою речь. Сэм сказал:
— Ну, хотя мы и не планировали послеобеденный обмен речами, я благодарю вас, синьор Хаскинг, за то, что вы вызвались добровольцем. Мы все также благодарны вам за отсутствие явного намерения получить с нас плату по всем пунктам счета. Наша казна в данный момент пуста.
— Вы любите делать шутки из всего, не так ли? — заметил Хаскинг. — Ну, ладно. Как насчет небольшой прогулки? Мне любопытно взглянуть на ваш большой корабль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
