Виктор уже стоял перед столиком. Сзади подошли еще несколько мужчин.
– Смотрите, показываю! – сладко предупредила девушка.
Она взяла большой ложкой из турочки кофейный осадок, грациозно опустила в чашечку. Потом перевернула чашечку вверх дном и опустила на блюдце. Подождала минутку в позе фокусника, потом подняла чашечку и показала ее мужчинам – внутри, на тонких фарфоровых стенках явно прочитывался знакомый Виктору эротический рисунок. Точно такой же показывала ему в Москве, гадая на кофейной гуще, Марина Цой.
Виктор усмехнулся.
– В наборе шесть чашечек с блюдцами, – продолжала девушка. – В каждой чашечке – свой сюрприз! Можно гадать на любовь, на деньги, на счастье!
«А что, любовь и счастье – это разные вещи? – подумал вдруг Виктор. Подумал и неожиданно согласился со словами девушки: – Да, это разные вещи».
– Извините, – сказал Виктор. – А отдельно чашки продаются?
– Конечно! Одна с блюдцем – семь гривен, а набор из шести – сорок две. Вам какую?
– С любовью, – попросил Виктор.
У девушки были удивительно тонкие и длинные пальцы. И так ловко они заворачивали блюдце с чашкой в яркую подарочную бумагу, что Виктор взгляда не мог от них оторвать.
– Вот, пожалуйста, – передала она Виктору красивый праздничный сверток. – С Новым годом!
– И вас! – ответил Виктор.
Вспомнил о Лехе. Сначала хотел было ему купить красивую баварскую пивную кружку, но остановила Виктора не цена в двести гривен, а назначение кружки. Нет, подумал он, надо что-то нейтральное, не имеющее к пьянству никакого отношения. Такой предмет он нашел, и стоил он к тому же дешевле. Коричневая кожаная барсетка с маленьким ежедневником и калькулятором.
И снова выплыла из памяти Светик. Но покупать ей подарок Виктор не стал. Просто не хотел ее больше искать. По крайней мере сейчас.
А в это время дома Соня поила Леху чаем. Соне нравилась его очевидная беспомощность, и хотя на самом деле беспомощным он не был, но подыграть ребенку не противился.
– Только сахара две ложки, – просил он. – Даже лучше три!
– Это вредно, – строго замотала головой девочка. – Я тебе дам полторы и еще скажи спасибо, что не одну! Знаешь, сколько от сахара болезней?!
– Одну знаю, диабет.
– Это в животе?
– Нет, в крови.
– Тогда я знаю другую, это когда живот сильно болит! От сахара, от шоколада!
Получив чашку с чаем, Леха отпил глоток и посмотрел в окно. Сидеть за кухонным столом ему было не очень удобно. Получалось, что он и Сонька, если она сидела рядом, оказывались одного роста.
А за окном опять шел снег. Ранний зимний вечер зажигал окна в доме напротив, и у них в кухне тоже горел свет. Леха вздохнул, повернул голову к Соне, сидевшей у плиты, и заметил на подоконнике зеленую, покрытую патиной урну.
– А это что за кувшин? – спросил он, показывая взглядом.
– Это друг дяди Вити, – спокойно ответила девочка. – Он где-то в Москве погиб, а теперь вот здесь стоит. Теть Нина убирала его на балкон, а когда дядь Витя вернулся, то снова сюда поставил.
Леха замолчал. Нахмурился. Снова вспомнились «служебные» похороны, поминки, дорогие гробы и чудесная кладбищенская тишина. Безрадостная красота и спокойствие.
– Ты чай пей, а то остынет! – окликнула его Соня. – Может, тебе бутерброд сделать? У нас колбаса есть полезная – «докторская».
– Сделай, – попросил Леха.
Вечером, когда они все уже поужинали и сидели перед телевизором, зазвонил телефон.
Виктор дернулся – так отвык он от этой электронной трели звонка. Нина сняла трубку. Оглянулась на Виктора.
– Витя, тебя!
– Это Виктор? – спросил незнакомый мужской голос.
– Да, я.
– Мы вам кое-что привезли… Готовьте десять штук и будем меняться.
– Десять штук? – повторил Виктор. – Это десять тысяч?
– Ну да, десять штук баксов. Завтра я вам перезвоню в двенадцать и договоримся о встрече. Только не делайте никаких глупостей! До свидания.
Виктор еще держал трубку в руке, а из нее уже минуты две доносились короткие гудки.
– Кто это? – взволнованно спросила Нина.
– Пингвин Миша приехал… – выдохнул Виктор.
– Ура!!! – закричала Соня и тут же замолкла, поймав на себе растерянный взгляд Виктора.
А он снова вздохнул, думая о десяти тысячах долларов, которые надо было подготовить на завтра.
Оставалась одна надежда на кредитку Брониковского, но с ее помощью он мог снять только гривни. Гривни, конечно, можно поменять на доллары, но это ведь сколько гривен надо! Больше тридцати тысяч!
И Виктор представил себе, как ходит с кульком родной украинской валюты от одного обменного киоска к другому и выменивает себе доллары.
– Что случилось? – осторожно спросила Нина.
– Нужны деньги, – проговорил он уже спокойно. – Я думал, его бесплатно привезут…
– Мишу? – спросил Леха.
Виктор кивнул.
И вдруг в глазах его мелькнула решительность.
– Я вернусь поздно, часа через три, – сказал он и вышел.
73
Голосеево в свете вечерних фонарей было похоже на сказочную деревушку. Снег ровным слоем лежал на покатых крышах частных домов. Тут и там росли ели, и в некоторых дворах они уже были укутаны электрическими пятнами цветных гирлянд.
Такая же трехметровая ель стояла и горела гирляндами во дворе у Сергея Павловича. Но самого Сергея Павловича дома не оказалось. Зато знакомый джип стоял на присыпанном снегом гравии и охранник Паша был на месте. Он и открыл Виктору калитку, когда тот нажал на кнопку звонка, спрятанную от непогоды под небольшим жестяным козырьком.
– О! Ты! – обрадовался Паша. – А тебя недавно шеф вспоминал!
Паша завел Виктора в дом. Уселись они на кухне.
– Кофе? – спросил охранник.
Виктор кивнул.
– Шеф через полчасика будет, он сейчас вообще раньше двенадцати редко бывает. Он же теперь депутат.
– Депутат? – переспросил удивленный Виктор. – Он же помощником был!
– Были выборы по новой, и народ его поддержал, – закивал Паша. – И знаешь, ему нравится. Говорит, там классные мужики есть. Есть, конечно, говорит, и те, которых надо по ночам с мостов сбрасывать… Но где их нет!
За воротами дома засигналила машина, и Паша выбежал во двор. Виктор видел, как охранник открывал ворота, как во двор въехал черный «мерседес» с государственными номерами, как из него вышел Сергей Павлович в элегантном, длинном, почти до пят черном пальто. Машина выехала за ворота, и Паша запер их.
«Мог бы и на улице выйти», – подумал Виктор.
– О!! – воскликнул, заглянув на кухню, Сергей Павлович. – А мне Паша говорит: там гость сидит! С приездом! – Он снял пальто и остался в стильном костюме черного цвета с синеватым отливом. – Сейчас мы с тобой по-мужски поздоровкаемся!
Исчез на минуту. Потом вернулся. Выключил чайник.
– Кофе будешь утром пить, а к полуночи надо пить коньяк! Здесь? Или наверх пойдем?
– Здесь демократичнее, – произнес Виктор, которому казалось, что его просьба лучше и проще прозвучит на кухне, чем в дорогой гостиной.
– Паша! Принеси коньячку, – крикнул Сергей Павлович. Потом присел за угловой столик и обернулся к Виктору. – Правильное слово, я ведь тоже теперь демократ! Сначала в национал-демократы пошел, но там у них украинская «мова» важнее независимости и экономики вместе взятых, так что пришлось стать чистым демократом. А что ты так долго в Москве торчал?
– Я в Чечне торчал, а в Москве только проездом побывал, – ответил Виктор и коротко рассказал о своих чеченских похождениях, о Хачаеве и его обещании, и о сегодняшнем телефонном звонке.
– Десять тысяч! – повторил Сергей Павлович. – А может, грохнуть их, освободить пингвина, взятого в заложники, а деньги отдать на благотворительные цели?..
Виктор молчал. А хозяин дома задумчиво жевал губами.
Тут и Паша появился с коньячными бокалами и бутылкой «Хеннесси». Услужливо налил. Тихо вышел из кухни.
– Ну а как ты себе это представляешь? – Сергей Павлович уставился прямо в глаза Виктору. – Это ты в долг просишь или в подарок?..
– В долг.
– А отдавать у тебя есть чем? Может, у тебя какие-нибудь акции, желательно, контрольный пакет? – на лице у Сергея Павловича заиграла шаловливая улыбка.
– Кредитка есть с ПИН-кодом, но я не знаю, сколько на ней… Золото есть, много…
– Чистое или грязное?
Виктор тяжело вздохнул.
– Грязное.
– Нельзя же такое народному депутату предлагать, – Сергей Павлович покачал головой. – Ладно, давай глотнем, а там и мысли какие-нибудь появятся!
Выпили, и Виктору показалось, что взгляд хозяина дома словно бы «заострился», стал сосредоточеннее.
– А что это у тебя за шрам? – спросил Сергей Павлович, прищурившись и склонив голову к левому плечу.
