– Держите этих! – скомандовал Рэмбо. – Доска и Кент – со мной! Стараясь не шуметь, они вошли в дом. Здесь горел свет, тихо играла
музыка, пахло жареным мясом. За высокой дверью разговаривали несколько человек. Держа оружие наготове, Рэмбо стал подкрадываться к двери. В это время со двора раздался отчаянный крик:
– Атас, менты!
За дверью упало что-то тяжелое. Рэмбо бросился вперед, с силой ударил в незапертые створки, так что они, распахнувшись, грохнули о стены. Что-то было не так.
– Тихо, стоять, лапы наверх!
Съемщик с перекошенным лицом тянулся в угол за помповым ружьем, Рыба и Дятел ошарашенно прижались к стене. Увидев ворвавшихся. Съемщик выругался.
– Рэмбо! Ты что, охерел?!
– Ты?! – Рэмбо опустил пушку. – Тебя же нет в городе!
Съемщик повалился на диван. Руки у него дрожали.
– Я же от ментов ховаюсь! А чернуху запустил, что вообще уехал!
Рэмбо сделал знак Кенту.
– Быстро во двор, а то еще перемочат друг друга!
– А ты чего сюда?! – рявкнул Съемщик. – Что за дела?
Рэмбо спрятал пистолет под куртку.
– Баранины много хаваешь!
– Ну и что? Я вообще баранину люблю! И ребята часто приходят...
– А то, что в городе ящур. Кто баранину жрет – в карантин!
Съемщик смотрел непонимающим взглядом.
– Ящур, карантин... Ты-то при чем? Ты что, мент?
– Нет. Север санитарную инспекцию приватизировал. Теперь мы за чистоту боремся. И против эпидемий...
У Съемщика было такое лицо, что Рэмбо не смог сдержаться и засмеялся. Вторя ему, зашелся в смехе Доска.
– Санитарная инспекция! Ну дал... Уссаться можно!
Глядя на них, истерически захохотал и Съемщик. Пережитое напряжение требовало выхода и находило его в диком смехе. К ним присоединились Рыба и Дятел. С улицы зашли остальные. У Крючка был расквашен нос, и он зажимал его ладонью. Это вызвало новый приступ хохота.
– А я думал – пиздец, менты! – с трудом выговорил Съемщик, вытирая слезы.
– А кто же так налетает! Я потому и крикнул: менты! – обиженно просипел Крючок. – А он мне сразу в рожу!
Эту историю Рэмбо смачно, в лицах, пересказал Северу. Тот в свою очередь – Кресту, но веселья в его рассказе не было, скорей озабоченность и печаль.
– Да... – только и сказал пахан.
– Да... – повторил Север.
Они испытывали неприязнь друг к другу.
Все было ясно без слов, и настроение испортилось у обоих. Получилось, что они чуть не сдали своих. Если бы Крест распорядился и этот адрес засветить Лису, то сейчас они были бы стопроцентно ссученными стукачами!
– Урок будет мне, старому... – наконец тяжело выговорил Крест. – От ментов надо держаться подальше, как «закон» требует... А то сам не заметишь, как окажешься у них в «шестерках».
Север кивнул. Негласное соглашение с Лисом расторгалось.
Второй адрес любителей баранины проверяли на рассвете. Два отделения СОБРа с разных сторон подобрались к стоящим над обрывом домикам. Самое простое и безопасное дело закидать их гранатами и изрешетить очередями. Именно так проводятся подобные операции в зоне боевых действий. Но в мирном Тиходонске так действовать нельзя. Надо соблюдать законность и конституционные права граждан. Правда, это может стоить жизни бойцам. Тем, которые, прижавшись к земле, ждали приказа своего командира. Взглянув на часы, Литвинов сказал в микрофон только одно слово:
– Пошли!
Затрещали непрочные двери, зазвенели стекла, и страшные фигуры в камуфляже с черными масками вместо лиц влетели в отрабатываемые дома. Караульную службу здесь никто не нес, и спящие люди оказались застигнутыми врасплох.
– Лежать! Руки за голову! – для лучшей доходчивости команды дублировались «расслабляющими» ударами прикладов и кованых ботинок. СОБР всегда работает на «расслабляющих», поэтому ему обычно и не пытаются сопротивляться. Но сейчас ситуация была иной. Когда опытный боец спит с пистолетом под подушкой, он очень быстро успевает им воспользоваться.
– Бах! Бах! – грохнуло в одном домике.
– Бах! – донеслось из другого.
В ответ сыпанула пара очередей. Из окна выскочили несколько фигур в гражданской одежде и бросились к обрыву.
– Стой! – крикнул стоявший ближе всех Литвинов, вскидывая «стечкин». Но окрик, как и следовало ожидать, не подействовал.
Чуть присев и держа пистолет двумя руками, он повел стволом, сопровождая одного из бегущих, и, нащупав мушкой цель, открыл огонь.
– Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!
Пистолет упруго дергался, смачно выплевывая гильзы. Двадцатизарядный магазин позволял не экономить патроны и вести огонь в непривычной манере, известной только по американским боевикам, когда поправки и корректировки вводятся по следам предыдущих попаданий и рикошетов.
– Бах! Бах! Бах! Бах!
Бегущий взмахнул руками и со всего маху грохнулся на землю. Попал! Притвориться так невозможно.
– Проверьте его! – не оборачиваясь, выкрикнул все же Литвинов, бросаясь в погоню за вторым.
Тот добежал до откоса и помчался по крутизне огромными звериными прыжками. Человек не умеет так бегать. Самое умное – стать на колено и расстрелять его, как бегущую мишень в тире. Но слишком много трупов при задержании вызывает крайнее раздражение начальства.
«Ты все еще воюешь? Хватит, отвоевался! Твоя задача не уничтожать противника, а задерживать преступников! Ясно?!» Так точно, ясно!
Литвинов бросился следом. На ходу он засунул пистолет во вшитую нагрудную кобуру комбеза и застегнул клапан. Иначе при падении пушка выскочит из руки и улетит неизвестно куда, а ты окажешься перед преследуемым безоружным. Этот жест, как и все, что он делал, выполнялся непроизвольно, без обдумывания и логического обоснования. Если человек не имеет большого боевого опыта и не думает телом, он никогда этого не сделает и обязательно потеряет оружие.
Убегающий опередил его метров на сорок, но он выбрал неправильное направление: впереди строится мост и откос переходит в десятиметровую вертикальную стену из гладкого бетона, спуститься по ней нельзя, а прыгать высоковато даже для такого ухаря...
– Стой! Стреляю! Стой! – крикнул Литвинов, хотя не собирался этого делать. Просто так крикнул, для порядка. Может, испугается и допустит ошибку.
Беглец, не оборачиваясь, выстрелил через плечо и тем действительно допустил ошибку, ибо потерял равновесие, упал и покатился вниз, отчаянно пытаясь зацепиться за что-нибудь. Пистолет, как и следовало ожидать, выпал, если у него нет второго, то дело здорово упрощается. Зацепившись за голый куст, беглец остановил падение и поднялся на ноги. Теперь он бежал не так резво и чуть заметно прихрамывал. Задача еще упростилась.
Вот убегающий остановился на бетонной кромке, глянул вниз, обернулся. Литвинову показалось, что он услышал скрежет зубов. Балансируя на сорокасантиметровой бетонной полоске, беглец двинулся вдоль обрыва к виднеющемуся вдали остову строящегося моста.
Осторожно, на полусогнутых напряженных ногах спускаясь по осыпающейся земле, Литвинов тоже добрался до верха опорной стенки. Далеко внизу виднелся маленький, как игрушечный, бульдозер и такой же игрушечный вагончик бытовки. Идти по ровному бетону было легче, чем по крутому осыпающемуся склону, но бездна слева, казалось, притягивает, как магнит.
Несмотря на то что Литвинов многократно проходил специальную полосу препятствий с узкой доской на восьмиметровой высоте, десантировался по тросу с вертолета, зависшего в сорока метрах над землей, прыгал с парашютом – все равно ему было не по себе. Хотелось присесть на корточки, достать пистолет и прекратить бессмысленное и опасное преследование. Тем более что он совершенно не представлял, как в таких условиях, не сорвавшись вниз, можно произвести захват преследуемого. Но он продолжал упорно двигаться вперед, неумолимо настигая беглеца.
Тот ли он, кого они надеялись захватить? Не факт, ох, не факт... Вместо чеченских террористов они вполне могли нарваться на любую уголовную сволочь, любую из расплодившихся в последнее время банд. Впрочем, сейчас разберемся...
Беглец добрался до начала будущего путепровода, осматриваясь, повертел головой. Дальше дороги не было. И моста, как такового, тоже еще не было. Пока были проложены только бетонные направляющие, на которые в будущем должны лечь плиты перекрытия. Каждая имела ширину полтора метра, расстояние между ними составляло около десяти. Направляющие уходили вдаль на два пролета, пересекали железнодорожные рельсы и заканчивались в пятидесяти метрах от обрыва. Дальше можно было только лететь.
Неизвестно, на что рассчитывал беглец, но он взобрался на неровный бетон и быстро пошел по дороге, ведущей в никуда. Литвинов последовал его примеру. После узкой кромки опорной стенки бетонная направляющая казалась широкой дорогой, Литвинов побежал, быстро сокращая дистанцию.
– Стой, стрелять буду! – на этот раз он не блефовал – «стечкин» вновь уверенно сидел в привычной к оружию ладони.
