– Что, завидно? – весело крикнул Рам, поймав взгляд Гельда. Стоя над поваленным стволом, он так ловко раскалывал его, что только щепки летели. – А все оно – «злое железо»!
– Да ну?
– Да ну! – передразнил Рам. – Смотри!
Он подошел к Гельду и показал ему свой топор, захваченный из дома.
– Смотри! – Рам положил свое орудие рядом с топором Гельда, который тот возил с собой. – Видишь?
Топор Рама казался темнее, он был почти черным с каким-то особенно острым синеватым отливом.
– «Злое железо» – вот такое, – пояснил кузнец. – Как зуб дракона. Только с ним надо уметь обращаться. Не знаю, сумеешь ли ты с ним совладать, даже если уговоришь хозяйку продать.
– Я надеюсь, крицы не кусаются, – засмеялся Гельд. – А ковать его буду не я, и воевать им тоже не я.
Он уже думал об этом, но полагался на Стуре-Одда. Ради такого случая тролль из Дымной горы не откажется помочь соседу, верно?
– Крицы не кусаются, – согласился Рам. – Но любят придавливать ноги. Так что ты поосторожнее все же.
Вернувшись в усадьбу, барландцы разожгли огонь на ближайшем к двери очаге, вставили факелы в уцелевшие на стенах железные кольца и при их свете принялись устраиваться: выбрали места, над которыми не текла крыша, разломали совсем негодные помосты, на землю положили доски, на доски – еловый лапник, а сверху – свои походные постели. Щедрая хозяйка прислала хлеба и сушеной брусники в добавление к их собственным запасам, так что в конце концов, ложась спать, барландцы чувствовали себя не хуже обычного.
Гельд заснул не сразу: за день у него набралось столько впечатлений, что их требовалось осмыслить. Можно считать, что после двухмесячных поисков он наконец-то у цели. Железо, такая простая вещь, нужная как воздух и войне, и миру, меч воина, серп земледельца, стрела охотника, крючок рыбака, игла женщины – оно здесь, рядом. Но получится ли взять его из-под охраны здешнего Фафнира – тщедушного и залысого?
Рам лежал поблизости; он не ворочался и не вздыхал, но Гельд почему-то знал, что тот тоже не спит.
– Послушай, Рам! – тихо окликнул он кузнеца. Ему не давал покоя самый главный вопрос. – Я пока еще не понял: кто у них в доме хозяин?
Рам насмешливо хмыкнул:
– Тебе нужно знать, с кем иметь дело? Можно и с тем, и с другим: при случае каждый из них в силах переспорить другого. И Кар, и Далла – большие хитрецы. А хитрецы бывают разные. Кар хитер и всех вокруг подозревает в разных плутнях. А Далла хитра и считает себя хитрее всех: ее, дескать, никто не обойдет, она всех насквозь видит. Кар тебе ни за что не поверит, потому что не верит даже самому себе. А Далле ты можешь понравиться, если постараешься притвориться простачком.
– А у меня получится? – с сомнением спросил Гельд.
– Еще как. Покажи, что тебе нет дела ни до чего, кроме ее красоты. В это любая поверит, а Далла всегда была тщеславна, как пять женщин и пять конунгов разом. Ну, ты знаешь, ты ее раньше встречал.
Гельд кивнул в темноте, хотя Рам не мог этого видеть.
– Определяйся быстрее, – прибавил кузнец. – Мне пора домой, в Речной Туман. Я не так уж люблю Кара, чтобы гостить у него целую зиму. Если она пригласит тебя зимовать, то я сразу уеду. А если нет, то вам хорошо бы успеть со мной обратно.
– Ну, обратную-то дорогу мы найдем.
– Как сказать! Здесь это не так просто. Если ты благополучно проехал туда, это не значит, что обратный путь сойдет так же гладко. Что ты вообще найдешь его, этот обратный путь, а не будешь блуждать кругами, пока хватит ног. Ведь это – Медный Лес!
Сказав это, Рам замолчал, и Гельд больше ничего не спрашивал. Он своими глазами видел одного такого, что блуждал по Медному Лесу и не находил выхода. Помнится, звали его Гутхорм Длинный.
Наутро Гельд взялся за дело. После утренней еды он предложил хозяйке посмотреть их товары и, когда она согласилась, велел перенести сундуки в хозяйский дом. Челядь отогнали от очагов, несколько сундуков поставили рядом. Пока Бьёрн отпирал замки, Далла стояла рядом и притоптывала от нетерпения. Ее маленькое личико оживилось, глаза заблестели, белые зубки покусывали нижнюю губу.
Давно уже древний дом не видел такого великолепия. Гельд нарочно отбирал в эту поездку те товары, которые занимали немного места, но стоили дорого. Вскоре ближайшие две лежанки оказались завалены цветными тканями, связками блестящих мехов – черных, огненно-рыжих, белых, бурых с легким золотистым отливом. На приступках спальных помостов стояли бронзовые светильники, чаши, блюда, резные деревянные ларчики с бусами из стекла и цветных камней. Челядь толпилась вокруг, раскрыв рты от изумления: привычный и неприглядный дом разом превратился в жилище богов, полное сокровищ.
Сама хозяйка была потрясена не меньше рабынь: она кидалась к каждой новой вещи, что появлялась из сундука, хватала то одно, то другое, восклицала и охала; пальцы еще сжимали плетенный из цветной тесьмы пояс, а глаза уже бежали к серебряным застежкам в руках Гельда.
– Это откуда? Это чья работа? А за это сколько просишь? – тараторила Далла.
Ей все нравилось, она хотела все и не могла выбрать ничего. К ней слишком давно не заезжали торговцы издалека, и уже несколько лет она довольствовалась тем, что привезла с собой с Острого мыса, или даже тем, что соткали руки ее собственных рабынь. Ее крашеные платья выцвели, вышивка полиняла, тесьма пообтерлась, меха повылезли, и сейчас, увидев новые вещи, она преисполнилась отвращением к старым.
– Я возьму это! – твердила Далла, но тут же меняла решение: – Нет, это!
Наконец она успокоилась и села на лежанку, держа на коленях развернутый кусок шелка. Эта ткань поразила ее больше всего прочего: так и казалось, что ее сотворили руки волшебников, ибо неуклюжие человеческие руки такого чуда сотворить не могут, сразу ясно. Тонкий, как полоски невесомой пленочки с поверхности березовой коры, гладкий и блестящий, как свежий лед, шелк пламенел ярчайшим красным цветом, по которому вились мелкие узоры из золотисто-желтых нитей: какие-то невиданные цветы, травы, бутоны, почки. Сады Асгарда, не иначе!
– Это самое дорогое, что у меня есть, и это достойно только тебя! – приговаривал Гельд. – Я всю свою поездку берег этот шелк для истинно знатной женщины. Ты знаешь, это привозят через говорлинские земли с другого конца света, где всегда тепло и люди черные, как свартальвы. Я одного такого встречал в Ветроборе: он все смотрел вокруг и изумлялся. «Какой тут странный народ! – говорил. – Все до одного родятся седыми!»
Гельд тряхнул собственными волосами, светлыми до серебряного отлива. Далла тоже засмеялась, но едва ли она слышала больше половины: все ее внимание было поглощено шелком.
– Сколько ты за него просишь? – жадно спросила она, подняв глаза, но цепко держа ткань обеими руками. На лице ее отражалась решимость не расставаться с этим чудом ни за что!
– Как всегда. – Гельд пожал плечами, показывая, что лишь подчиняется общему обычаю. – За шелк такого рода везде берут за локоть сотню локтей простого шерстяного полотна. Или ту же цену в серебре, в зерне, в железе, в мехах и шкурах – в чем хочешь. В серебре, конечно, мне было бы лучше – легче везти. Ты, понимаешь ли, далеко забралась – только до моря тут три дня ехать. Если ты захочешь заплатить мне ячменем, я, конечно, с удовольствием возьму, но вывезти его отсюда мне будет трудновато – у меня ведь всего десять человек и четырнадцать лошадей. И то лошади не мои, а Эйвинда Гуся, так что излишне их нагружать мне может встать себе дороже. Но ты, конечно, сама все это понимаешь.
Далла молчала, разглаживая ладонями и без того гладкий шелк. Гельд учтиво ждал, давая ей время подумать. Он лучше нее самой знал, что ей негде взять столько серебра, полотна или мехов, и даже зерна. У нее маловато людей, и в окрестностях усадьбы он заметил не так уж много полевых наделов. Правда, овец на зимних пастбищах может быть предостаточно, но ткацких станов всего три, и едва ли кюна припасла ненужных десять сотен локтей полотна. Но повторять намек на железо ни к чему: она сама услышит, если здесь это имеет смысл.
– Посмотри, какая красота! – голосом соблазнителя добавил Гельд чуть погодя, устав ждать ответа. – Посмотри, как блестит! Сам огонь побледнеет со стыда рядом с этим шелком!
Он наклонился и потянул за край шелкового полотна, чтобы показать Далле его блеск в движении. Вдруг она схватила его за руку.
– Что это? – охнула она.
– Что? – удивленно повторил Гельд. Она не давала ему разогнуться, и ему пришлось смотреть ей в лицо с очень близкого расстояния.
– Вот это! – Далла перехватила его руку чуть повыше запястья и ткнула пальцем в обручье. – А! Я подумала… Мне показалось… – не слишком вразумительно забормотала она. – Я однажды видела похожее обручье.
