им было по семь лет, в нашем доме в Рокбийере… Девочки вдвоем ушли играть в долину. Кармин так и не вернулась. Ее нашли через два дня на дне колодца. Мертвой.
Старый призрак тихо плачет. На этот раз он не сдерживает слез. Фелисите кажется, что она ослышалась.
– Простите… Вы говорите о Карин, не так ли? Карин упала в колодец.
Он качает головой:
– Карин нашли рядом с ней, она прижималась к телу сестры. Холодная, без сознания, но живая.
Над ними кругами летают две чайки.
– Моя жена не хотела в это верить. Или не могла. Она, как и вы, думала, что Карин умерла, а Кармин осталась.
Фелисите встает. Ей не хватает воздуха. Хочется выйти и подышать. Она решила покопаться в грязи, и теперь правда всплывает наружу, от ее зловония тошнит.
– Вы знали? Знали и…
– Нет, я ничего не сказал. Зачем?
Голос призрака ожесточается, а глаза полны горя.
– Чтобы вдобавок к дочери потерять жену? Аделаида должна была поверить в это, мир нуждался в ней. Я бы назвал Кармин всех девушек в долине, если бы это вернуло любимой желание жить. Но потом люди начали болтать. И тогда…
– Вы отправили дочь в Испанию, – догадывается Фелисите.
– Я хотел защитить всех нас. Ее мать – от правды, а саму Карин – от матери. Понимаете?
Он говорит с мольбой, но у Фелисите не осталось к деду ничего, кроме безмерного отвращения.
– Именно ту Кармин, Кармин, которая умерла задолго до нас, ждала Аделаида. Так долго ждала, что в конце концов устала от бесконечной жизни. А поскольку бессмертие держало ее, как проклятие, она попросила меня помочь ей уйти. Но я не хотел оставаться без нее, а жена запретила мне умирать: я должен был продолжать ждать на случай, если Кармин вернется… Вот я и собрал все необходимое для вечного бдения. Сигареты, осязаемые для призраков, немного посуды, пару предметов мебели. И яд, который мы приняли вместе, продолжая признаваться друг другу в любви.
С тех пор Аделаида ждет здесь свою Кармин, ту, что родилась с буквой «м» в середине имени. Я больше ничего не знаю. Я жду свою дочь. Больше ничего. Неважно, под каким именем она родилась; я хотел бы увидеть ее снова, хотя бы раз, такой, какой она стала.
На прощание Эгония оставляет призрачный ключ на полу перед гардеробом. Закарио сможет прийти и освободить жену, если та сумеет найти выход из множества своих отражений.
Два часа спустя, в машине, направляющейся в долину Везюби, резко вписываясь в повороты и заставляя двигатель рычать от напряжения, Фелисите пересказывает сестре все, что услышала от призрака.
Эгония где-то между двумя приступами рвоты вспоминает.
Дневник Кармин.
На обложке только буква «м» была выведена свежими чернилами.
Спуск под землю
Спешить на самом деле некуда. Где их мать сейчас, там она и останется. Но после двух месяцев поисков и ожидания даже в голову не придет просто развернуться и уйти. Это все равно что лечь спать и оставить последнюю минуту фильма на следующий день.
Разгадка рядом, буквально в шаге. Еще несколько поворотов.
Вдобавок быстрая езда, торопливая болтовня помогают не думать обо всем остальном. О неизбежном разговоре, который должен состояться, когда их поиски закончатся. Когда у сестер больше не останется очевидных причин держаться вместе.
А пока близнецы едут через долину, далеко позади, в Ницце, на верхнем этаже дворца Каис-де-Пьерла, звонит телефон. Срабатывает автоответчик. Звуковой сигнал запускает диктофон, и в пустой квартире раздается голос:
– Да, здравствуй, Эгония, это Марин… Не знаю, что там делает Фелисите, бодрствует, спит, смотрит телевизор… Кле, ты здесь? Если ты меня слышишь, вот зачем я звоню: узнав, что твоя мать провела некоторое время в Рокбийере, я попросила Патрика разузнать об этой деревушке. Не стала объяснять ему, что это для вас, иначе бы до сих пор его ждала. В общем, Патрик порылся в каких-то коробках – не знаю, по какому принципу он их выбрал, просто чудо, – и вот, послушайте, что он нашел. Статья от 26 мая 1909 года в «Юном ниццаре». Тут говорится: «Решив отныне более не оседать где-либо и всегда держаться начеку, жители Рокбийера обосновались на левом берегу, беспорядочно, сумбурно, потому что не полагаются на будущее: это временное пристанище – вот и хорошо, у нас временное длится дольше, чем постоянное, намного дольше». И далее рассказывается, что деревня переезжала по меньшей мере шесть или семь раз из-за оползней, землетрясений, наводнений и так далее… Я дам вам название статьи, если захотите прийти и прочитать ее полностью: «Рокбийер, кочующая деревня: бегство от катаклизмов». Интересная заметка, есть где покопаться; возможно, что-то всплывет о вашей маме. Ну же, выйди подыши воздухом, тебе пойдет на пользу. До свидания, Эгония, постарайся все-таки расшевелить сестру. Обнимаю.
Бип.
В тот же миг высоко над Везюби на обочине хлопают дверцы автомобиля. Эгония и Фелисите миновали Рокбийер-Вьё с его глухими фасадами и заколоченными окнами. Проехали мимо скалы, где до сих пор белеют детская фотография и засохший букет. Свернули в сторону гор и отсчитали еще один, два, три поворота. И на этот раз, увидев в зеркале заднего вида маленький силуэт, Фелисите остановилась.
Там, посреди рощицы диких оливковых деревьев, стоит старый, полуразвалившийся колодец. За ним притаился призрак маленькой девочки, наблюдающей за гостьями издалека. Ее глаза едва видны над кладкой.
Это глаза Кармин. Веры. Эгонии без маски ведьмы.
– Не спугни ее, – шепчет Фелисите. – Она очень боязлива.
– С чего бы мне пугать детей?
Проводница достает из сумки осязаемую для призраков деревянную куклу:
– Здравствуй, Кармин. Меня зовут Фелисите. Я принесла тебе подарок, смотри…
Маленькая головка исчезает за колодцем.
– Я хочу задать тебе один вопрос. Меня прислал твой отец, Закарио. Он хотел бы знать, где ты и твоя сестра.
«Строго говоря, это не ложь», – твердит себе Фелисите.
Из-за груды камней медленно появляется крошечная рука, пару раз сгибает и разгибает указательный палец и снова прячется. Фелисите шепчет:
– Она зовет меня. Я пойду, а ты…
– Я тоже пойду.
– Кто-то должен остаться здесь на случай, если придет мама.
– И как я об этом узнаю?
– Я оставлю тебе кое-что, с помощью чего она выдаст свое присутствие.
– Неужели ты думаешь, что она придет ко мне?
– Говори тише, Эгония, ты спугнешь ребенка…
– Серьезно, Фелисите. Наша мать всю жизнь меня игнорирует – и вдруг после смерти решит: «А почему бы не пойти и не поболтать с малышкой Агонией?»
Раздается взрыв жестокого детского смеха, но Эгония его не слышит. Проводница видит, как девочка забирается на камни, корчит гримасу и исчезает в колодце. Фелисите мчится между оливковыми деревьями и склоняется над отверстием – колодец оказывается глубже, чем она предполагала.
– Эгония, иди и открой сумку. Достань два фонарика и веревку. Только отвяжи ее от металлического ящика.
– Что?
– Иди! Кармин? Кармин, ты здесь?
Раздается новый взрыв смеха. Он доносится из глубины.
– На дне. Она на дне колодца: там, наверное, пещера или камера…
Эгония, запыхавшись, передает ей вещи, которые принесла из машины. Ведьма смотрит, как сестра привязывает веревку к ближайшему оливковому дереву. Проверяет ее на прочность. Бросает конец в яму.
– Ты же не будешь туда спускаться?
– Конечно буду. И ты тоже – разве не хочешь найти свою мать?
У ведьмы нет никакого желания лезть под землю за призраком, которого она даже не видит. Эгония выросла под балками крыши. А не в подвале.
– Но мы даже не знаем, вдруг…
– Послушай, Нани.
Фелисите поворачивается к ней, уперев кулаки в бедра.
– Ты покинула свой лес после тридцати лет изгнания, гуляла по кладбищам Ниццы в адскую жару, ненавидела меня и прощала, забралась в пустыню и вернулась из нее, заперла собственную бабушку в зеркальном шкафу – и хочешь сказать, что теперь, преодолев столько трудностей, откажешься спуститься в дурацкий колодец?
Эгония зажмуривается. Фелисите напрягается, готовясь тушить зарождающийся взрыв. Но, не открывая глаз, ведьма сует два фонарика в руки сестре, хватается за веревку, лежащую
