7 декабря того же года коммунист Н. Щелоков с 53-летним стажем лишается своего партийного билета. 12 декабря следует еще один удар — Н. Щелокова лишают звания Героя Социалистического Труда (получил он его в 1980 году) и отбирают все награды, кроме тех, что он заработал на фронте, причем без предварительно вынесенного приговора. Все это преследовало только одну цель — подвести Щелокова к мысли о самоубийстве. Щелоков никогда не был трусом, и те, кто преследовал его, прекрасно знали, что гордость этого человека, его чувство собственного достоинства не позволят ему устроить над собой судебный спектакль, как это сделали Соколов и Трегубов.
Днем 13 декабря 1984 года Н. Щелоков надел на себя парадный мундир генерала армии с медалью "Серп и Молот" (это был муляж), 11 советскими орденами, 10 медалями, 16 иностранными наградами и знаком депутата Верховного Совета СССР, зарядил двустволку 12-го калибра «Гастин-Раннет» и выстрелил себе в голову. В 14.15 сын Н. Щелокова Игорь позвонил в Главную военную прокуратуру и сообщил о самоубийстве отца.
Когда следователи ГВП прибыли на место происшествия, мертвый Н. Щелоков лежал лицом вниз в холле. Его сын Игорь представил следователям два письма покойного: одно было адресовано детям, другое предназначалось К. Черненко. В последнем письме Щелоков прощался с членами Политбюро, заверял их, что не нарушал законности, не изменял линии партии, ничего у государства не брал и молил только об одном — чтобы его ни в чем не виноватых детей не преследовали и не терзали напрасно. Заканчивал свое письмо Щелоков словами: "Прошу Вас, не допускайте разгула обывательской клеветы обо мне, этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, а это в свое время испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все доброе. Прошу меня извинить. С уважением и любовью Н. Щелоков". Под письмом стояла дата — 10 декабря 1984 года, то есть за три дня до самоубийства.
Между тем следственные органы Главной военной прокуратуры, расследовавшие преступные действия Н. Щелокова в бытность его министром внутренних дел, в своем постановлении констатировали: "Всего преступными действиями Щелокова государству причинен ущерб на сумму свыше 500 тысяч рублей. В возмещение ущерба им и членами его семьи возвращено, а также изъято органами следствия имущества на сумму 296 тысяч рублей, внесено наличными деньгами — 126 тысяч рублей.
Таким образом, Щелоков Н. А. систематически из корыстных побуждений злоупотреблял своим ответственным служебным положением, причинив государству существенный вред, чем совершил преступление, предусмотренное ст. 260 п. «а» УК РСФСР.
13 декабря 1984 г. Щелоков Н. А. покончил жизнь самоубийством, поэтому уголовное дело в отношении его не может быть возбуждено".
Через несколько дней состоялись «тихие» похороны Н. Щелокова. Их невольным свидетелем стал кремлевский врач Е. Чазов, так описавший их в своих воспоминаниях: "Меня, человека, далекого от Щелокова, поразили его похороны, начавшиеся в Кунцевской больнице, случайным свидетелем которых я оказался. Что-то мрачное и тоскливое было в этот сумеречный декабрьский день в собравшейся небольшой группе родственников и близких в виде старушек, пытавшихся выполнить какие-то религиозные обряды в обстановке какой-то молчаливой сосредоточенности. Страшный конец блестящей жизни преуспевающего человека. Не дай Бог, как говорят в России, такого конца".
Пройдет несколько лет, и в период так называемой "горбачевской гласности" Н. Щелоков благодаря стараниям отечественной прессы повторит путь Л. Берии, став, как и он, чуть ли не "врагом нации № 1".
Робкие попытки разрушить в народном сознании образ "врага народа", который приклеили к Н. Щелокову в период перестройки, предпримут его друзья уже после смещения М. Горбачева. К примеру, Г. Вишневская в октябре 1993 года скажет о своем соседе по дому на Кутузовском проспекте следующее: "Щелоков был нашим другом, его жена Светлана Владимировна — моей подругой. Все, что я сегодня о нем читаю, — вранье. Я этому не верю. Я была у них в доме, ничего особенного там не видела, никаких полотен кисти Айвазовского. Я не верю тому, что о нем говорят. У Щелокова с Андроповым были ужасные отношения. И когда нас выставляли из страны, Светлана сказала тогда мне: "Это все голубые (т. е. КГБ — фуражки с голубыми околышами) наделали". Щелоков был другом Брежнева, а с Андроповым они друг друга ненавидели… Зная Светлану Владимировну, я не могу представить, чтобы она застрелилась. Думаю, мы еще узнаем правду обо всей этой истории".
Несколько иначе, чем у Н. Щелокова, сложилась судьба Юрия Чурбанова. В ноябрьские дни 1984 года, когда Н. Щелокова лишили звания генерала армии и провели обыск у него в доме, приказ об увольнении Ю. Чурбанова из МВД был уже практически подготовлен. Но тут в дело вмешалась его теща, жена Леонида Ильича Виктория Петровна. Напросившись на прием к В. Федорчуку, она просила его не ставить крест на карьере зятя. Эта мольба старой женщины возымела действие, и Ю. Чурбанов был оставлен в стенах МВД и получил должность заместителя начальника внутренних войск МВД СССР.
Добровольно уйдя из жизни, Н. Щелоков, в сущности, лишил многих своих бывших «товарищей» удовольствия поприсутствовать на судебном процессе над ним. С 1953 года, с момента суда над Л. Берией, на скамье подсудимых больше ни разу не сидели высшие чины союзного Министерства внутренних дел. Н. Щелоков мог возобновить эту традицию, однако предпочел публичному позору выстрел в голову.
В декабре 1953 года в Москве был приведен в исполнение смертный приговор над Л. Берией и группой высших чинов союзного МВД. В числе казненных был и заместитель Берии генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе.
Через 50 с лишним лет — 29 октября 1984 года — не менее страшная участь постигла жену и дочь расстрелянного генерала. В тот день трупы двух этих престарелых уже женщин были найдены в их доме в подмосковном поселке Малаховка. Оперативная группа, которую возглавлял заместитель начальника управления уголовного розыска ГУВД Мособлисполкома А. Бутырских, прибыла на место происшествия после того, как там уже поработали эксперты. Последние установили, что смерть обеих женщин наступила в результате сильных ударов по голове тупым тяжелым предметом. С первого взгляда стало видно, что преступники что-то искали в квартире, хотя большое количество ценной утвари буквально бросалось в глаза. Дом, что называется, ломился от уставленных хрусталем горок, фарфоровых сервизов, ваз и прочего антиквариата. На стене висела гравюра, которая могла бы вполне обеспечить грабителям безбедную жизнь на долгие годы. Однако ни один из этих предметов не был тронут. Преступникам нужно было что-то другое, видимо, не менее ценное, чем эта роскошь. После тщательного осмотра квартиры сыщики установили: бандиты проникли в дом через форточку. Это указывало на то, что их комплекция и возраст были далеки от пенсионного.
Была опознана и личность погибших, после чего отпала необходимость объяснять, откуда у двух скромных бабушек столько антиквариата.
Летом 1953 года, когда С. Гоглидзе арестовали, его ближайшие родственники сразу поняли, какой приговор ему может быть вынесен. Спасти главу семейства возможности уже не было, а вот имущество, нажитое им за 30 лет службы в НКВД (в 1937 году С. Гоглидзе занимал пост наркома внутренних дел Грузии), можно. И супруга арестованного, Евлалия Федоровна, приложила все силы и умение, чтобы не отдать свое добро в руки конфискантов. В течение нескольких лет после расстрела мужа она писала слезные письма на имя Генерального прокурора СССР Р. Руденко, секретаря ЦК Г. Маленкова, первого секретаря ЦК Н. Хрущева и в конце концов добилась своего. К примеру, свой вклад на 160 тысяч рублей она объяснила тем, что эта сумма отчасти состоит из денежных средств домашней прислуги, чья заработная плата в течение 16 лет вносилась на сберкнижку нанимательницы.
И все же, оградив свое баснословно дорогое имущество от посягательств государственных чиновников, мать и дочь Гоглидзе так и не смогли спасти его от посягательств обычных уголовников. В результате это стоило им жизни.
Одна из домработниц, служившая в их доме, имела 32-летнего любовника, некоего Апухтина. Ему она и поведала однажды о том, в каком богатом доме ей приходится работать. Он в свою очередь рассказал об услышанном квартирному вору Крекшину. Тот к тому времени значился во всесоюзном розыске и мечтал провернуть какое-нибудь крупное дельце, после которого можно было бы раз и навсегда "лечь на дно". Рассказ Апухтина о двух старушках, обладавших несметными сокровищами, настолько «завел» Крекшина, что он готов был пойти даже на "мокрое дело".
29 октября 1984 года Крекшин и Апухтин проникли в дом к двум ничего не подозревавшим старушкам и хладнокровно расправились с ними. Всю черновую работу взял на себя Крекшин, который убил женщин с помощью обыкновенного кирпича, прихваченного на улице. Убив хозяек, преступники не стали брать стоявший вокруг них антиквариат, а прихватили лишь один чемоданчик, доверху набитый изделиями из золота, серебра и платины.
