у корыт с бельем. Груды белья были не такими высокими, как до войны, потому что тяжелые времена заставляли заказчиц экономить, но Зитковой это не доставляло никакой радости. Прачке было не просто прокормить кучу детей и немощного мужа, так что ей не оставалось ничего другого, как, кроме стирки, подрабатывать домработницей. Старшая дочь Ивана уже вышла замуж и переехала с мужем и маленьким сыном к свекрам в домик у реки.
Роза не могла дождаться, когда за домработницей закроется дверь. Карел всегда выжидал несколько минут, потому старательно запирал входную дверь на два оборота, поднимался по лестнице и снизу стучал в люк, чтобы Роза знала, что путь свободен. Роза немного медлила, потом выглядывала посмотреть, вернулся ли Карел в мастерскую, потому что стеснялась при нем выносить с чердака полный горшок. А потом осторожно спускалась по крутой лестнице, следя за тем, чтобы не разлить содержимое фарфоровой посудины.
Решив вопрос с гигиеной, она отправлялась на кухню к пани Карасковой. Она и рада была бы помочь по хозяйству, но слишком усердствовать не стоило, чтобы домработница не заподозрила ее присутствие, так что Роза хотя бы ухаживала за больной. Хотя для нее все это было в новинку, спустя несколько дней она уже справлялась не хуже профессиональной сиделки.
В отличие от Ганы, она привязалась к пани Людмиле. Ее не беспокоил запах, который, несмотря на уход, исходил от больной, ей было несложно разговаривать с ней и расшифровывать невразумительные ответы, читать ей романы о бедных девушках и богатых женихах, кормить ее, переодевать, умывать, подкладывать подушки, чтобы у пани Людмилы не образовывались пролежни, а если у нее на коже все же выступали красные пятна, бережно их смазывать и растирать. Роза хотела хоть немного облегчить Карелу жизнь, и, поскольку из-за риска пролежней, которые могли привести к мучительной смерти, больную нужно было несколько раз за ночь переворачивать с боку на бок, предлагала даже спать у нее и вставать к ней, когда нужно, но Карел настаивал на том, чтобы на ночь Роза возвращалась на чердак.
Он боялся, что к ним ворвутся солдаты с обыском, боялся, что Роза утром до прихода домработницы не успеет вернуться в свое убежище или что они пропустят какую-нибудь мелочь, которая ее выдаст. Мало ему Розиного запаха, который еще долго после ее ухода витал в воздухе и который Карел ощущал по всему дому. Каждый вечер он тушил свет, открывал настежь окна и ждал, когда запах выветрится. Но все равно чувствовал его, засыпая, просыпаясь посреди ночи и вставая утром.
В середине ноября Карел Карасек сидел в своей мастерской и пытался пинцетом поставить шплинт на правильное место. У него почти получилось, когда в кухне, расположенной прямо над мастерской, послышались странные звуки. Сначала что-то упало на пол — видимо, пани Зиткова уронила метлу, подумал он, — а потом бесконечно долго кто-то как будто возил стулом по полу, отвлекая его от работы. Он сердито дернулся, и шплинт выскользнул из пинцета. Черт, Зиткова как будто нарочно устроила весь этот трамтарарам.
Нарочно! Он выпустил пинцет, вскочил, и лупа выпала из глаза. Карел выбежал из мастерской и непривычным для себя быстрым шагом припустил вверх по лестнице. Тут он услышал, как кто-то тяжелой поступью спускается сверху, и увидел Зиткову с тазом выстиранного белья в руках.
— Вы знаете, что у вас на чердаке мыши? — набросилась она на него и поставила таз на пол.
— Мыши? — повторил Карел.
— А может, и крысы, я точно слышала, как они там бегают. Ни за что там не буду вешать белье. Тут всего ничего, натяну веревку на кухне, если не возражаете.
— Не возражаем, — тихо сказал Карел, и открыл дверь кухни. Пани Людмила сидела в кресле, трость, обычно прислоненная поблизости, чтобы больная могла чуть что позвать Карела стуком, валялась на полу, а стул возле кресла, на котором для нее складывали вещи, был отодвинут в сторону Она с укором посмотрела на него. Как же он сразу не понял, что она его зовет?
— Я так испугалась, что чуть в панталоны не напрудила, — не унималась Зиткова, явно так взволнованная присутствием грызунов в доме, что забыла, что в приличном обществе о таких вещах не говорят.
— Я сейчас же поставлю там ловушки.
Карел закрыл за собой дверь и нерешительно переминался с ноги на ногу, потому что мышеловки лежали где-то в кладовой, а Карел не хотел сейчас тратить время на поиски. Через кухонную дверь доносились приглушенные жалобы пани Зитковой, но поскольку ничего не предвещало, что домработница осмелится вернуться на заселенный грызунами чердак, он бросился на третий этаж, а потом по крутой лестнице на чердак. Приподнял люк и огляделся. Всюду было тихо. Чердак выглядел абсолютно пустым.
— Роза? — прошептал Карел, но ответа не последовало. Он забрался наверх, захлопнул люк и чуть громче повторил:
— Роза, отзовись. Это я, Карел.
Потом заметил сброшенное на пол одеяло и окно над пустой кроватью. Оно было открыто. Он вспомнил совет, который дал Розе, когда устраивал ее на чердаке, и от вросших в деревянный пол ног по всему телу разлилась паника. Он, пошатываясь, подбежал к кровати, схватился за раму окна и собирался с духом, чтобы подтянуться и выглянуть наружу.
Что он там увидит? Розу, распростертую на плоской крыше соседнего дома? И как он ее оттуда незаметно заберет? Нельзя же ее там оставить лежать весь день. А если она сильно разбилась? Хватит у него силы ее затащить на чердак? А что, если дела обстоят еще хуже? Вдруг Роза сорвалась и скатилась вниз на соседский двор или на улицу? Тогда она точно разбилась насмерть! И как ему только в голову пришло советовать ей такой вздор? Лучше бы он держал язык за зубами!
Он встал на кровать и выглянул наружу. На крыше пусто. Это может значить только…
— Я не смогла подтянуться, — раздался голос у него за спиной. — У меня не хватило силы.
Роза сидела на дне платяного шкафа, глаза у нее были заплаканные.
Карел Карасек не помнил, чтобы когда-нибудь чувствовал такое облегчение. Он опустился на
