— Вот и хорошо.
Стражников мы угостили остатками прихваченного с собою самогона, для чего пришлось переместиться в ближайшую содержащую воздух комнату. Не знаю, в чем тут причина, но после принятых на грудь ста пятидесяти граммов морские мужи как один начинают говорить по-человечески и перестают бояться своих дражайших половинок.
— Значит, так, мужики, — оттолкнув в сторону морду слишком любопытной мурены, произнес я, — вы остаетесь на своем посту. Вопросы есть?
— Никак нет!
— В любопытстве их не обвинишь, — пробормотал черт себе под нос.
— Оставив его слова без внимания, я громко скомандовал:
— Остальные за мной!
Первым делом пополнив запасы огненной воды за счет национализации царевых запасов самогона, мы выпили за удачу нашего начинания, от которого зависело не только светлое, не каннибальское будущее этого вида морских разумных обитателей, но и продолжение нашего похода на остров Буян.
— Значит, так, сперва захватим почту и телеграф, — заявил многоопытный черт.
— У нас такого нет, — расстроился Уморяка, решив, что наши планы пришли к преждевременному краху.
— Тогда Интернет и спутниковую связь.
— А что это такое?
— Тогда нужно взять под контроль голубиную почту и сигнальные вышки.
— Какие под водой могут быть голуби? — удивился Дон Кихот.
— Ну гонцы-то у вас водятся?
— Водится один, — обрадовался Уморяка. — Только его отправили в летнюю резиденцию… Царь вспомнил, что вроде бы забыл окно прикрыть.
— Какая дикость, — поник черт, покосившись на полный бурдюк, покачивающийся на плече у Добрыни. — Ничего, я из вас людей сделаю… главное — пластического хирурга хорошего найти.
За разговорами мы добрались до царских апартаментов. Из-за прикрытых дверей доносились тоскливые звуки гуслей и полусонный голос Садка, напевавшего местному владыке новгородские былинные сказания про себя любимого.
— Ничего, что мы без специального приглашения? — поинтересовался я, входя в покои морского царя. В этот момент я чувствовал себя словно дядька Черномор, сопровождаемый тремя с лишним десятками богатырей.
Морской царь полусонно моргнул глазами и, приподнявшись на локтях, поинтересовался:
— Чего надо?
— Разговор есть, — ответил я.
— А вы кто такие? — поднимаясь из бассейна, спросила морская дева, закутанная с головой в толстое покрывало.
— Друзья, — уверенно заявил Уморяка, осторожно сняв с плеча и опустив в воду свою посапывающую супругу.
— Завтра же все блюдами станете, — приподнявшись на локтях, заявил морской царь. Как ни странно, на его лице не отразилось ни тени страха. Либо он неуязвим, либо излишне самоуверен.
— Нет! — выкрикнула Ливия.
— Правильно, — поддержала ее моя рыжеволосая сестрица. — Нужно любить друг друга, а не есть.
— Значит, так, — беря инициативу в свои руки, начал я. — Людей впредь вы есть не будете! И точка!
— Что сейчас будет… — Садко попятился к выходу, прикрыв голову гуслями и перемещаясь мелкими шажками.
Интересовавшаяся нашими личностями морская дева кашлянула и напевно заговорила, раскачиваясь из стороны в сторону:
— Слушайте слова мои, идущие к душам вашим. Слушайте… — с присвистом повторила она. Что и говорить, голос у тетки был отменный — чистый, звенящий серебряными колокольчиками. Куда там томному воркованию Жемчужинки. Здесь уровень совершенно иной. — Слушайте слова мои. Слушайте… Над всеми есть воля царя морского. Слушайте и повинуйтесь. Я говорю… льются слова в ваши души. Вы слушаете душами. Душами внимаете словам моим. Внимаете и повинуетесь. Повинуетесь, ибо так быть должно. Так быть должно — так и будет. Ибо таковы слова мои. Воля царя такова. Вы повинуйтесь словам моим и воле царя. Говорю вам: «Стойте на месте». Я говорю — вы повинуетесь. Все стоите… А ты иди ко мне. — Из-под накидки высунулся корявый палец с длинным-предлинным ногтем и указал на меня. — Я прекрасна, и ты с радостью идешь ко мне. Остальные стоят и ждут своего череда, ибо на то воля царя и слова мои. Иди ко мне.
«Ладно. Подойду, — решил я. — Почему не подойти, раз женщина просит».
Я неспешно приблизился к закутанной в покрывало морской деве, уловив боковым зрением, как напрягся на ложе царь.
— Иди ко мне. А все стоят: Неподвижно и терпеливо ожидая моих слов и воли царя…
С плеском хлюпнулись в воду гусли замершего у входа Садка, но он даже не попытался их поднять.
«А ведь расклеятся, поди…» — мимолетно подумал я.
Продолжая что-то говорить, морская дева при моем приближении приподнялась и сбросила покрывало.
— Люди столько не живут, — с моего плеча заявил черт, вздрогнув. Невоспитанно, но вполне освещает суть вопроса. Обнажившуюся передо мной морскую обитательницу назвать девой язык не повернется — она выглядела не моложе Яги. Хотя, к чести последней, должен признать, что в обнаженном виде мне ее не доводилось лицезреть.
— Иди ко мне, — подняв навстречу мне свои руки, томно позвала морская обитательница. Может, когда-то она и могла привлечь, но теперь… Серая кожа дряблыми складками покрывала ее тело. Лысый череп с ввалившимся внутрь носом и белесыми глазками влажно блестел. Руки с распухшими суставами и очень длинными ногтями нервно дрожали. Чешуя на ногах местами доросла до бедер, утратив при этом живой блеск. — Иди…
— Нам и отсюда хорошо видно, — уверил ее черт, отворачиваясь.
— Вы бы набросили покрывало, — посоветовал я — Стыдно уж в вашем возрасте прелестями голыми светить. Хорошо, у меня желудок крепкий.
И хотя я пытался говорить как можно миролюбивее, моя собеседница вспыхнула от гнева, оскалив острые, как иглы, зубы.
Мне стало стыдно. Так обидеть пожилую женщину…
И тут эта «почтенная матрона» бросилась на меня с явным намерением укусить.
Я успел отскочить в сторону.
— Ах ты, курица бесстыжая! — рассердилась Ливия.
Бум!
Повернувшись, я обнаружил покачивающееся на воде бесчувственное тело морской девы не первой свежести, потирающую руку жену и нервно икающего на своем ложе морского царя.
— Как это? Как? — словно заведенный повторял он.
— Она первая начала, — обняв жену, ответил я.
— Без ста грамм здесь не разобраться, — намекнул мой «ангел-хранитель», хитро наморщив свой порозовевший пятак.
Разлили. Штрафникам по двойной порции. Выпили.
Ужас из глаз морского царя исчез словно по мановению волшебной палочки.
— Полегчало, — признался он. — Но почему песнь сирены на вас не подействовала?
— Где сирена? — не понял я.
Местный правитель указал на торчащий из воды лысый череп.
«Вот оно в чем дело…»
От выпитого в моей голове появился приятный гул, а по телу растеклась мягкая нега, вызывающая желание где-нибудь прилечь и расслабиться.
— Не время расслабляться, — заявил черт, словно прочтя мои мысли. Ему-то хорошо: развалился на плече и ножки свесил.
После второй порции спиртного морского царя развезло, и он полез обниматься со всеми поочередно, признаваясь в вечной любви.
Грех было не воспользоваться благоприятной минутой. И мы ею воспользовались. Не в смысле поцелуев, а для воплощения наших планов в жизнь.
Не откладывая на завтра то, на что мы подбили его сегодня, морской царь издал указ, запрещающий всем его подданным считать людей, хоть живых, хоть утопленников, морскими дарами, со всеми вытекающими отсюда запретами на употребление их в пищу. Как известно, указ вступает в действие после его оглашения, которое было осуществлено немедленно, без откладывания до утра, и завершено массовой пьянкой. Как только содержимое алкоголя у мужской части населения достигло определенного уровня, они перестали быть подвержены гипнотическому воздействию морских дев. Девы эти от рождения наделены чудесным голосом, действие которого становится с возрастом лишь сильнее, а после перерождения морской девы в сирену — и вовсе всесильным. Но бороться с этим можно. Помнится, Одиссей смог избежать их смертоносных чар, повелев своим спутникам заткнуть уши. А что? Это идея.
Я поделился соображениями с морским царем, но его такой способ не воодушевил, он небезосновательно предположил, что его подданным больше понравится открытый нами способ.
Я не стал ни спорить, ни настаивать.
— Где мы? — поинтересовалась Жемчужинка, проснувшись. — И царь здесь.
Уморяка нежно потрепал ее по плечу, чем вызвал удивленный взгляд, и произнес:
— Отдыхай, дорогая.
— Угу, — согласилась она.
— Вот и хорошо, — произнес я. — А нам пора.
— Куда? — спросил морской царь.
— На остров Буян, — ответил я.
— Доставим с ветерком, — пообещал местный владыка.
— И проводим с музыкой, — тренькнул по струнам Садко.
Кажется мне, он предложил это чистосердечно, но почему от его слов на душе муторный осадок?
