Я его отечески по плечу похлопываю - мол, ничего, в другой раз со мной ещё не так обмишуришься, - и к двери направляюсь. А все таможенники, как по команде, во фрунт вытягиваются, мне честь отдают. Небось, по реакции штатского на мои слова вообразили, что я какой-нибудь принц голубых кровей, путешествующий инкогнито.
- Вольно, - разрешаю им на прощание.
Только я из зоны таможенного досмотра выхожу, как мои "гориллы" окружают меня и эскортом почётным, что посла какого высокопоставленного, через всю толпу к выходу из аэропорта ведут. Чётко деньги отрабатывают пентаграммой кабалистической вокруг меня чуть ли не строевым шагом вышагивают, и, что удивительно, передние словно глаза на затылке имеют. Стоит мне шаг в сторону сделать либо приостановиться, как и эскорт мои движения синхронно повторяет. Пока к выходу шли, раз пять я их слаженность проверял - ни одного сбоя. Наверное, если бы танцевать начал, они бы вокруг меня такой кордебалет устроили - почище "Лебединого озера". В общем, на толпу аэропортовскую я впечатление ещё то произвёл - что зайцы зазевавшиеся пассажиры из-под ног "горилл" прыскали.
Выходим на свежий воздух, гляжу, а уж и сумерки сгущаться начинают. Моб твою ять! Похоже, из-за таможенников сегодня только ночной Париж и увижу...
А возле выхода у лимузина шикарного нас Сашок с "бухгалтером" поджидают. Правда, между ними ещё какой-то французишка мелкорослый с чисто национальным шнобелем затесался. Как узрел меня французишка этот, шаг навстречу делает, в улыбке доброжелательной расплывается, руку ко мне тянет.
- Пескарь Борис Макарович, - представляет меня Сашок. - А это мсье Серж Курвли - президент нашего парижского филиала.
- Серьйожа Курвлин, - поправляет Сашка француз. - Так по-русскому. Потомокль белая иммиграция.
"Да уж, - думаю, руку пожимая, - наградили тебя предки фамилией. Похлеще моей будет, белая ты сволочь недобитая!" Собственно, ни к нему, ни к его предкам я особых претензий не имею, но менталитет совковский во мне сказывается. Однако и он тоже хорош, нашёл, чем хвастаться. Кроме имени да фамилии паскудной, ничего-то русского в нём и не осталось - ишь, носяру какую отрастил!
Садимся в лимузин. Я, мсье Серьйожа, Сашок и "бухгалтер" в салоне размещаемся, один из телохранителей, самый амбалистый, к шофёру в кабину подсаживается, а четверо остальных в драндулет малогабаритный, что позади лимузина стоит, ныряют. И по тому, как их пиджаки во время "ныряния" топорщатся, просекаю, что все при "пушках". И как они только оружие, недоумеваю, через таможню сверхбдительную протащили? Впрочем, наверное, их уже здесь мсье Серьйожа снабдил.
Едем. Мсье Серьйожа на какой-то смеси французского с белогвардейским булькочет, красоты Парижа взахлёб описывает, но я не прислушиваюсь. Башка после водки, натощак в самолёте выпитой, трещит. Оглядываю салон, вижу бар встроенный. Не спросясь, руку протягиваю и самым наглым образом дверцу бара открываю. Бутылок - тьма, зато из закуси - шаром покати. Сказано Европа... Мне бы сейчас огурчика солёного или рассолу...
Мсье Серьйожа на миг замолкает, затем предлагает:
- Чито Бори желать? Русский водка, французский коньяк, шампань?
- И пиво тоже... - бормочу удручённо.
- Пиво нетуль, - сокрушённо разводит руками мсье Серьйожа. - Я не догадаться...
- Тогда минералки, - вздыхаю тяжко.
Мсье Серьйожа озадаченно переводит взгляд на Сашка - видно, в его белогвардейском лексиконе совковский сленг напрочь отсутствует.
Не вдаваясь в объяснения, Сашок сам достаёт из бара бутылку какую-то, откупоривает, но в стакан налить не успевает. Я бутылку отбираю и начинаю прямо из горла садить. Затем голову наклоняю и остатки воды на неё выливаю. Пузырьки шипучие что изнутри, что снаружи в башку шибают, мозги чуток проясняют.
- Фу-ух... - говорю расслабленно. - Кажись, полегчало...
Мсье Серьйожа глаза в сторону корректно отводит и, как ни в чём не бывало, продолжает зудеть с прононсом, благо, нос у него знатный:
- Мы ехать Елисейские поля. Видеть Триумфальный арка...
Вытираю голову платком, в окно выглядываю. Ночь, поток машин в пять рядов, огни реклам да витрин магазинов по обочинам. И всё. Ни черта больше не видать.
- Какой там на хрен Триумфальный арка! - взрываюсь. - Завтра при свете дня покажешь. А сейчас я всю твою культурную программу ломаю. Нам бы пожрать да поспать. Только ресторан найди такой, чтоб с видом на Эйфелеву башню. Смотреть её хочу.
Мсье Серьйожа замирает остолбенело, но Сашок ему моё требование на французский переводит. Как подозреваю, в более мягкой форме.
Кивает мне мсье Серьйожа, улыбается.
- Понимать желание. Устать дорога.
Затем к шофёру окошко открывает и начинает что-то говорить.
Я снова в окно выглядываю и наконец хоть какую-то достопримечательность вижу. Как раз возле парка ухоженного проезжаем, а в его глубине полукругом громадный такой дворец, снизу подсвеченный, высится.
- Дворец Шайо, - объясняет Сашок, пока мсье Серьйожа указания шофёру даёт.
Мне, в общем-то, по фене, как он там называется. Но хибарка, как со стороны посмотреть, клёвая. Одним словом, нищак.
Ресторан мсье Серьйожа выбрал ничего себе, престижный. На каком-то там этаже современного здания высотного с видом обалденным на Париж ночной. Публика здесь степенная, чопорная, чуть ли не все во фраках, ну и обслуга ей под стать.
Провёл нас метрдотель в кабинку с окном на всю стену, усадил. "Гориллы" мои, естественно, неподалёку устроились, и старший сразу шторой кабинку нашу задёрнул. Нечего, понимаешь, глазеть на нас аристократишкам местным. Чай, не цирк.
А далее всё по европейским стандартам покатилось. На меню, официантом предложенное, я, естественно, рукой в сторону мсье Серьйожи махнул, мол, на его вкус надеюсь. Будь там даже по-русски пропечатано, что я в названиях блюд "а ля франсе" смыслю? Я ведь не Пупсик.
Затем другой официант вкатывает столик на колёсиках, весь бутылками уставленный, и мсье Серьйожа начинает из каждой бутылки пробу снимать. Плеснёт ему официант на палец в фужер, мсье Серьйожа на язык пробует, рот полощет, словно определяет, не отравлено ли. А официант после каждой пробы бокал промывает, салфеткой вытирает и следующее вино предлагает. Сортов десять мсье Серьйожа, не дегустируя, отклонил, а из семи опробованных три оставить соблаговолил. Минут пятнадцать вся эта канитель длилась - я чуть слюной не захлебнулся. Наконец лучшее, по мнению мсье Серьйожи, вино официант по фужерам разлил, выбранные бутылки на столе оставил, а сам с тележкой укатил.
Только тогда мсье Серьйожа бокал свой поднимает и тост вычурный насчёт русско-французского сотрудничества толкает. Чокаюсь я со всеми по-нашенски и, пока они по маленькому глоточку пригубливают, залпом вино в себя ввожу. Кислятина ещё та. И что в ней выдающегося французы находят?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
