«Друг… старый друг… Друг… детства», – бессвязно заговорил Сент-Экзюпери, с отчаянием произнося на ломаном испанском все, что мог вспомнить. Припадая к земле, он на четвереньках торопливо пополз к будке. Выстрел раздался позади него как раз в тот момент, когда он толкнул дверь.
Однажды недалеко от реки Сенегал двигатель его самолета заглох, и Антуан приземлился около отдаленной деревни, которая никогда прежде не видела белого человека. Ему предложили циновку для ночлега и даже хижину, а в обмен он подарил своим хозяевам горшок джема. В три часа утра, едва луна взошла над пальмами, два местных проводника сопровождали его верхом на всем пути до следующего поселения. Он представлял себя «старым исследователем», например Ливингстоном, но был плохо подготовлен к путешествию и в деревне сильно простудился. Когда Антуан снова попал в Дакар, его трясло и он почти не мог двигаться. Его отправили в больницу, где поместили на верхней койке, прямо над бедной, умирающей от желтой лихорадки женщиной.
Следующий месяц он провел в битве с москитами и со своей лихорадкой, наблюдая за пациентами больничной палаты, бродившими вокруг него в полосатых тюремных пижамах. Весна прошла, уступая место лету – ужасному, душному сенегальскому лету, когда горячая пелена невыносимой жары ложится поперек сахаристого неба, внезапные порывы торнадо срывают верхушки пальм, когда сплошные потоки сильного ливня промачивают пропаренную землю, и европейцы, не поселившиеся здесь вместе с семьями, остаются в насквозь мокрой одежде, пропитавшейся водой, словно губки. Поговаривали о чуме, о новой волне желтой лихорадки, совсем такой, которая подкосила Дакар три года назад.
«Она еще не умерла», – отметил негр-дежурный, кивнув как-то на разрушенное лихорадкой существо на нижней койке под Антуаном. Хорошее ободрение для него! Взвесившись, он обнаружил, что потерял пятнадцать фунтов, – «от скуки и тоски», как он забавно выразился. Письмо, полученное им от Шарля Салля, принесло грустные новости: старый друг, Луи Боневи, с Вилла-Сен-Жан, недавно умер в Марокко, как и Марк Сабран в предыдущем сентябре. Рок витал над этим континентом, и, что бы ни случилось, Саллю надо оставаться в Европе.
«Я начинаю становиться суеверным. Хотя Марокко мягче и приятнее по сравнению с этим мусорным ящиком Сенегалом! Малый напротив имеет странную болезнь. Черви, длинные красные черви ползают по нему, по всему его телу, и это так ужасно…»
Сент-Экзюпери, наконец, выкарабкался из болезни, но ему дали несколько месяцев отпуска, чтобы он полностью восстановил свои силы. Он прилетел во Францию, изумляясь и восхищаясь зеленью травы, тучностью коров, пасущихся на полях золотистой люцерны около Сен-Мориса, ласковому вечернему бризу в Агей, где он провел несколько недель с сестрой Габриэллой и ее мужем Пьером. Как сильно отличался этот ласковый шелест прибоя спокойного моря от беспокойных волн Атлантики!
Он еще поправлялся, когда получил телеграмму с просьбой немедленно прибыть в Тулузу. Дора сообщил ему новости, пока они направлялись в контору. Антуан был назначен chef d'aeroplace[7] в Кап-Джуби.
Глава 7
Год среди марокканцев
Ситуация в Джуби неуклонно ухудшалась начиная с отъезда в конце 1925 года приветливого полковника Бена, каталонца, благосклонно относившегося к пилотам Латекоэра. Чтобы обеспечить право перелетать Рио-де-Оро, Беппо де Массими в Мадриде пришлось остановится на оригинальной схеме формирования испанской компании «Аэро-Эспаньола», под эгидой Франциско Бержамина, бывшего министра иностранных дел Испании. Теоретически компания, как предполагалось, обеспечивала воздушное почтовое сообщение от Сан-Себастьяна на север, далее вниз через Мадрид к Севилье, затем через пролив к Марокко и вниз вдоль побережья Африки. Поскольку регулярная почта, обслуживающая крошечные заставы в Джуби и Сиснеросе, была скорее роскошью, нежели необходимостью для испанцев, в текст обязательств был включен более важный пункт назначения – Канарские острова. От Джуби они отстояли только на пару сотен миль на запад над океаном к Лас-Пальмасу и Тенерифе, таким образом, на бумаге во всяком случае, могли все быть охвачены одной обширной сетью. На деле сотрудники «Аэро-Эспаньола» никогда не поднимались в воздух, ориентируясь на контроль за выполнением требований авиаперевозчиками и за соблюдением правил посадки в аэропорту. Никто – ни в Мадриде, ни на местах – ни на мгновение не сомневался в фиктивной природе самой схемы. Но договор поддерживал кусочек испанской гордости и лестную иллюзию, что при полете над испанской территорией Мермоз, Гийоме и их товарищи работают на испанскую компанию. Чтобы поддержать эту фикцию, капитан Сервера, прежде служивший в испанской армии, был размещен в Тенерифе как постоянный представитель «Аэро-Эспаньола». На этом посту он проявил себя как большой мастер в умасливании губернатора Канар (под чьей юрисдикцией находились форты Джуби и Сиснерос) и как личный друг полковника Бена.
Отъезд Бена стал, таким образом, двойной потерей для Латекоэра. Именно при его активном участии была налажена система выкупа захваченных марокканцами французских пилотов. Хотя он стремился умилостивить диких соплеменников в пустыне песетами и мешками с зерном и сахаром, вообще-то воздерживался от подкупа их наиболее желанными для всадников пустыни товарами – оружием и боеприпасами.
Его преемник, полковник де ла Пенья, оказался менее гибким. Он не питал ни грамма особой симпатии ни к французам, ни к Сервере – испанцу, работавшему у них. Его назначение в Джуби, кроме того, совпало с выходом Лиоте из Марокко. Чтобы подчинить себе Абд-эль-Крима и его мятежников-дезертиров из иностранного легиона, французы прислали десять полностью развернутых дивизий под командованием маршала Петена, сконцентрировав их к северу от Атласских гор. Это было использовано пронемецкими элементами в Мадриде, чтобы посеять новые опасения и волнения. Если французы и стремились разместить свои базы в Джуби и Сиснеросе, то отнюдь не из филантропического желания помочь почтовым служащим: в действительности они готовили захват Рио-де-Оро, уже оказавшегося в кольце мехаристских застав в Фор-Гуро и Атаре.
У немцев нашлись иные причины не хотеть присутствия французских пилотов в испанской части пустыни Сахара. Цепь сильна своим самым слабым звеном; и если цепь баз Латекоэра удалось бы разъединить в Рио-де-Оре, действия компании в Латинской Америке, где французам сопутствовал оглушительный успех, были бы обречены. В условиях запрета на производство самолетов по условиям Версальского договора немцы во главе с Дорнье устремили свои взоры на Латинскую Америку и деловито пробовали создать авиапромышленность в Испании. Их главный сторонник в Мадриде, капитан (позже майор) Рамон Франко, уже проложил курс в январе 1926 года, перелетев на борту гидросамолета Атлантику от Кадиса до Буэнос-Айреса. Разрабатывались тщательные планы связать Европу и Южную Америку посредством «цеппелинов»; и казалось, немцы положили хорошее начало, когда в январе 1927 года до Мадрида неожиданно дошли новости о подписании контракта на перевозку почты между Латекоэром и Аргентиной. Рамон Франко послал своим друзьям-офицерам из аргентинской армии гневную телеграмму с призывом продемонстрировать массовый протест против такого проявления расположения в отношении французов. Примо де Ривера в наказание приказал арестовать его и засадить на два месяца в тюрьму, но несколькими днями позже этот горячий летчик преспокойно отправился в Германию в «ознакомительную поездку» – доказательство мощной поддержки, которой он пользовался, как и многие другие генералы хунты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
