– Позвольте мне выстрелить из мортирки, – упрашивал он командира редута.
Тот дозволил. Пищенко выстрелил, и весьма удачно. Ему так понравилось это, что он, поселившись на редуте, поступил на мортирную батарею под команду одного из матросов. Впоследствии матрос этот был убит, а Пищенко стал самостоятельно заправлять мортирой. В коротких брюках, в отцовской куртке, хватавшей до колен, и босиком, он неутомимо трудился над своей мортирой. Главнокомандующий наградил Пищенко сначала медалью, а потом и Георгиевским крестом. Все любовались, как Пищенко изо дня в день копошился возле своих орудий. Бывало, подойдут к нему офицеры и прикажут выстрелить из мортирки для потехи. Пищенко в восторге и с особой любовью смотрит за полетом своей бомбы, в ответ на которую пролетит из неприятельских траншей или «темное» – ядро, или посыпятся ружейные выстрелы.
Подобными проделками жители бастиона разнообразили свою жизнь. По воскресеньям и другим праздникам на батареях и бастионах служили молебны. Благоговейное спокойствие и величие божественной службы проливали надолго успокоительную отраду, заставляя защитников забывать их трудное положение. Особенной торжественностью отличалась служба, совершенная посетившим Севастополь высокопреосвященным Иннокентием, архиепископом Херсонским и Таврическим, по случаю праздника, даваемого главнокомандующим Брянскому полку, наименованному егерским генерал-адъютанта князя Горчакова 2-го полком.
В ночь 25 июня егерский князя Горчакова полк был перевезен на Северную сторону. На другой день со всех бастионов и батарей было собрано по нескольку человек от каждой части для присутствования на празднике. Все они собрались утром 26 июня в церковь, где и услышали из уст красноречивого пастыря слово правды и истины о своих заслугах. После литургии при звоне колоколов и гремевшей усиленной канонады архипастырь, с жезлом в руке, вышел из храма на площадь к собранному на ней войску и остановился перед рядами воинов, только что сошедших с бастионов и батарей. Все смолкло. Черные загорелые лица защитников в молчаливом благоговении ожидали благословения. Перед ними стоял архиепископ в святительских ризах. Величественна была картина площади, еще более торжественны были слова архипастыря.
– Не поучение говорить вам мы прибыли сюда, – сказал высокопреосвященный Иннокентий, – нет, мы явились учиться у вас, славные защитники града, учиться, как исполнять заповедь Христа Спасителя: оставь отца, матерь свою и дом свой, возьми крест и приди ко Мне! Впредь, поучая паству свою, мне не надобно далеко искать примеров добродетели: я скажу им: «Иди в град сей и поучись у первого встречного из братьев твоих – защитников веры и мест, откуда впервые разлилось православие на родину нашу: пади ниц, место бо сие свято есть!»
С глубоким умилением слушали храбрые воины эту высокую оценку своих подвигов и, возвратившись на бастионы, передавали товарищам благословение архипастыря.
В 11 часов утра на Северной стороне, в виду осажденного города, были разбиты шатры и накрыты столы для нижних чинов. Построенный в колонны полк встретил главнокомандующего.
Генерал-адъютант князь Горчаков приветствовал храбрых егерей следующими словами:
– Государь Император, в высокой милости ко мне, Высочайше повелел храброму Брянскому егерскому полку именоваться полком моего имени.
Товарищи! Первая моя боевая служба в чине генерала была совершена со славным Брянским полком – в 1828 году. В войне с турками с двумя батальонами брянцев мы совершили боевую переправу через Дунай. Уверен, что испытанные в боях брянцы, нося имя своего главнокомандующего, будут служить примером для армии!.. Защищая родной наш Севастополь, мы сумеем победить кичливого врага и сделаемся достойными высокой чести, которую почтил меня монарх наш.
Преосвященный архиепископ, свидетель нашего праздника, благословил нас на новый праздник – на бой кровавый за веру православную, за царя русского, за Отчизну святую!..
Ребята – нашему батюшке царю – «Ура!»…
Громкий крик, вырвавшийся из могучей груди богатырей, огласил прибрежные ущелья и, смешавшись с гулом выстрелов, отозвался в неприятельских траншеях. Составив ружья и сняв боевую амуницию, солдаты отправились к столам, и первая чарка русского воина при громких криках «Ура!» была выпита за русского царя:
«И чаша первая, и первый гимн, Тебе!»
Затем на середину братского кружка вышел командир полка, полковник Ганн.
– Ребята! – сказал он, высоко подымая чарку. – В день грозной атаки неприятеля 6 июня на бастион наш (бастион № 3), когда густые колонны врага лезли на бруствер, я напомнил вам, брянцы, что шеф полка и главнокомандующий смотрит на нас! Атака отражена, Государь Император, повелев брянцам называться именем генерал-адъютанта князя Горчакова, оказал нам новую высокую милость. Покажем врагу и нашим доблестным товарищам, что полк достоин носить имя вождя русской армии – имя князя Горчакова!..
И новое восторженное «Ура!» огласило окрестность.
Веселый пир продолжался до поздней ночи. На следующее утро полк переправился на Южную сторону и снова расположился на 3-м бастионе.
Все пошло по-прежнему, по-старому…
На Корабельной производились усиленные земляные работы: позади оборонительной линии, в укрытии резервов и для обстреливания Малахова кургана.
Среди работ самая живая перестрелка продолжалась днем и ночью.
На третий день после штурма, 8 июня, был ранен заведующий инженерными работами генерал Тотлебен. Рана скоро приняла опасный характер, так что он принужден был оставить южную часть города и передать заведование работами на Городской стороне командиру 3-го саперного батальона полковнику Гарднеру, а на Корабельной сначала инженер-штабс-капитану Тидебелю, а потом вновь прибывшему полковнику Геннериху. При этом генерал Тотлебен хотя и сохранял за собой главное руководство работами, но был лишен возможности следить за их ходом.
Неудачный для союзников штурм 6 июня произвел на них весьма невыгодное впечатление, так что у англичан явилась даже мысль о совершенном прекращении работ против 3-го бастиона. Английский генерал Джонс доказывал, что батареи их не в состоянии преодолеть огня 3-го бастиона и смежных с ним укреплений и что войска при вторичном штурме будут точно так же отбиты. Это мнение встретило опровержение со стороны начальника французских инженеров генерала Ниеля, настаивавшего на том, чтобы англичане не останавливали своих работ. После продолжительного обсуждения этого вопроса союзные главнокомандующие решились вести подступы и приближаться к нашей оборонительной линии. К 28 июня они подошли к Малахову кургану на 110 саженей и устроили двенадцать новых батарей для действия по кургану, по 1-му, 2-му и 3-му бастионам. Близкое положение неприятеля и постоянная ружейная перестрелка отзывались значительной потерей в людях. Со дня штурма и по 28 июня мы лишились одного генерала, 65 штаб и обер-офицеров и 3163 человек нижних чинов. Кроме того, был легко контужен начальник штаба севастопольского гарнизона свиты Его Величества генерал-майор князь Васильчиков. Неприятель потерял за это время 1710 человек.
В четыре часа пополудни 28 июня Севастополь понес горестную утрату – он лишился доблестного адмирала Павла Степановича Нахимова.
С последних чисел мая, в особенности после занятия неприятелем трех передовых укреплений, Павел Степанович был постоянно мрачен и страдал от нескольких контузий, хотя всегда скрывал это. Деятельность его не ослабевала ни на минуту; только один раз решился он два дня не выходить из дому, «но беспокойство взяло верх над телесным утомлением, и Павел Степанович продолжал по-прежнему беспрестанно посещать самые опасные места, пренебрегая всеми просьбами». На все увещания поберечь себя он отвечал, что «ведь когда-нибудь да убьют его».
Когда Екатерининская улица стала торной дорогой для вражьих снарядов, когда на площадь дворянского собрания сыпались ядра как горох, все стали перебираться в более безопасные места, но Нахимов оставался в своем домике, подвергаясь ежеминутной опасности. Главнокомандующий просил Павла Степановича перебраться под своды Николаевской батареи, где можно было хотя спать спокойно, но адмирал не согласился, считая излишним искать защиты в доме, когда почти целые сутки он жил на бастионах.
После полудня 28 июня неприятель открыл сильную канонаду по 3-му бастиону. Объезжая, по обыкновению, оборонительную линию, Павел Степанович в сопровождении своих адъютантов отправился туда, где была опасность, откуда были слышны выстрелы. Его уговаривали не ездить, но он, не слушая ничьих советов, говорил: «Как едешь на бастион – веселее дышишь».
Когда адмирал стал приближаться со своей свитой к оборонительной линии, бомба пролетела над головами ехавших.
– Видите, нас приветствуют, – проговорил адмирал и всю дорогу был разговорчив и весел.
