Безумием было поддаваться на Костину авантюру, но впервые за неделю тоска оставила меня в покое. Хотелось скорее услышать рёв моторов, вдохнуть запах жжёной резины и хотя бы под уколом адреналина почувствовать себя живой.
Глава 63
Про "почувствовать себя живой" я не ошиблась. В прошлый раз на гонке у меня замирало сердце и хотелось кричать до сорванных связок. В этот к прежнему куражу добавилось ещё желание станцевать на финише после победы.
Костя мой оптимизм не разделял и косился как на душевнобольную. Однако место за рулём занял с удовольствием.
— Слушай, погода сегодня не ахти. Дорога после дождя скользкая. Может, останешься на старте? — за несколько минут до первого заезда предложил он.
С тем же успехом можно было попытаться вытолкать меня в окно. Прохладный воздух холодил голые колени, но внутри всё горело. Настоящая, пульсирующая желаниями и радостью жизнь была рядом. Я чувствовала её приближение. Оставалось лишь нажать на газ.
— Или я с тобой, или ты выходишь из машины. — Решительно перекинула через себя ремень безопасности.
— Меня этот… Непроизносимый убьёт.
— Пошёл он к чёрту!
Будто послала не Диму, а собственного отца, Костя обалдело уставился на меня.
— Ну ты…
— Я имею полное право посылать его туда, куда хочу. А вот ты, если пропустим старт, присоединишься к своему начальничку. — Я указала пальцем в сторону злосчастного Ниссана.
Видимо, смирившись с тем, что избавиться от балласта не удастся, Костя больше ничего не произнёс. Вместо болтовни он принялся выруливать к старту, и очень скоро мы поравнялись с машиной толстяка.
Дальше всё было знакомо.
Прямо перед капотом мелькнула целлюлитная задница на шпильках. Опустился вниз флажок, и машины взревели.
Костя за десять секунд разогнал мою ласточку до максимальной скорости. Больше не было видно луж, зрителей и даже деревьев. Всё слилось в уже знакомую серо-зелёную полосу. Постоянными остались лишь белая линия на асфальте и огромное как океан фиолетово-синее небо.
От восторга моя депрессия забылась совсем. Спина прилипла к сиденью, и, казалось, всё извилины тоже склеились. Всё, на что я была способна, — смотреть во все глаза на исчезающую под колёсами трассу и жадно хватать ртом воздух.
Совсем как в прошлой жизни, когда впереди был вынужденный брак и годы одиночества.
Сто метров.
Двести.
Пятьсот.
Лучшее лекарство от отчаяния.
Лучше секса с Димой… почти.
В этот раз до финиша нам не хватило каких-то ста метров. Ниссан безнадёжно отстал, и победа была уже в кармане. Но чёрная тень, как проклятие, пронеслась рядом.
Что это такое, я уже знала. Всё же не стоило вспоминать того, кого собиралась вытравить из памяти. Накаркала.
— Ааа! — Костя нажал на тормоз и, как только машина сбросила скорость, стал сворачивать к обочине. — Мы трупы! Нам конец! Твою мать, ну кто на этот раз сдал?
Остановившись, он суетливо стал осматривать, всё ли в порядке в салоне и хорошо ли я пристёгнута. Потом вытащил из бардачка аптечку и прикрылся ею как щитом.
— Если прибьёт, сообщи моей маме, что я её очень люблю. — Он вжался в спинку водительского сиденья.
— Не прибьёт.
Не знаю, откуда у меня возникла такая уверенность, только сейчас я готова была в этом поклясться.
Спустя несколько мгновений всё подтвердилось. Чуть не выбив дверь, Дима вышел из BMW и решительным шагом направился в нашу сторону. В другой ситуации я бы тряслась от страха, как Костя, но прошедшая неделя что-то во мне изменила.
— На выход! — Дима остановился возле моей двери.
Решивший, что это ему, Костя нехотя открыл дверь машины и начал вылезать. Выглядело это пугающе: ссутулившийся друг, злющий Штерн на фоне холодной мутной взвеси в воздухе.
Впрочем, полностью высунуться Костя не успел.
— Не тебе! — рявкнул на него Дима, стоило хакеру поставить ногу на землю.
— Но она… Алиса не виновата. Это я предложил. Дим, это всё моя… — Костя принялся оправдываться. Сбиваясь и повторяясь, он рассказывал о гонке, о том, как позвонил мне днём. Распинался, как нашкодивший ребёнок перед грозным родителем, но сам "родитель" полностью игнорировал своё "дитя".
Ожидая выполнения своего приказа, Дима как вкопанный стоял возле моей двери и сверлил яростным взглядом.
— Выходи или я сами тебя достану!
— Ты даже прикасаться ко мне не имеешь права! — Словно злость была заразна, я тоже вспыхнула.
— Так считаешь? — Дверь резко распахнулась. — Проверим?
Сильные руки схватили под мышки и потянули на себя.
— Не смей меня трогать! — Я взвилась в воздухе. Пытаясь ударить, вслепую забарабанила рукам и ногами. Выгнулась всем телом.
— Успокоилась! Быстро!
— Баб своих успокаивай! — Задёргалась сильнее.
— Нет у меня никаких баб.
Возможно, показалось, но голос Димы стал тише.
— Так заведи! А меня оставь в покое! Прямо сейчас!
— А если не хочу? — Он всё-таки сломал сопротивление. Расплющил на своей широкой груди. Убил ароматом, теплом, силой, от которой всё внутри меня начало таять.
— Мне плевать.
Нужно было держаться. Неделю я страдала из-за этого гада. Семь дней перемалывала себя в труху, заставляя забыть. Но позорные колючие капли полились из глаз без спросу. Как старый кран, протекающий каждый раз, когда им пользуются.
— Я думал, что мне тоже плевать.
Дима насильно заставил меня поднять голову и посмотреть ему в глаза. Злости в них больше не было. Они светились чем-то другим. Удивлением, испугом… И сжимал он уже не так сильно. Скорее придерживал. Захоти я вырваться, получилось бы с первой попытки.
— Зря ты примчался. — Молча терпеть этот его взгляд было невозможно. Наши постоянные игры в молчанку все же не закалили меня совсем.
— Конечно.
— Тебя, наверное, девочки ждут.
— За ними Степа поехал. Заберет из сада и привезет домой.
Я просунула между нами руку и смахнула слезы. Милый уютный разговор. Почти домашний. Словно мы не на гоночной трассе и пару минут назад не орали друг на друга как умалишенные.
— Ясно. Тогда тебе нужно поскорее вернуться. — Ладонь замерла на лацкане пиджака. Схватиться бы за него со всей силы, но пальцы лишь дрогнули.
— Алиса… — кадык на горле Димы дернулся. Вместо фраз сильная рука с узловатыми пальцами легла поверх моей и прижала к груди.
Не решаясь посмотреть в глаза, я уставилась на наши переплетенные пальцы.
— Поехали домой, — словно вдруг вспомнил слова, уверенно произнес Дима. — Достало все. И днем, и ночью… Скоро на людей кидаться буду.
— И в этом я виновата? — Через сломанный кран снова потекла соленая вода.
— Я сам виноват, — он поднял мою руку и поцеловал в кончики пальцев. — Думал, отпущу тебя, и все пройдет. А оно не проходит.
— Тогда тебе к доктору. — Подушечки пальцев кололо. Хотелось снова и снова чувствовать сухие горячие губы, касаться каждого миллиметра, оживать от их ласки.
— Будешь моим доктором? — Мерзавец произнес это с такой нежностью, что я все же не удержалась и подняла голову. — Я сто лет не водил никого на свидания, не говорил комплиментов, а подарки умею выбирать только для детей. Запущенный случай, имей ввиду.
— И ты готов ради меня… — слова встали в горле комом, а ноги подкосились. Если бы не гадкая взвесь, холодившая лицо, я бы рухнула на землю.
— Тебе придется меня учить и терпеть.
— А если я не соглашусь? — в самый неподходящий момент дали о себе знать остатки обиды.
Хитро ухмыльнувшись, Дима снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. Как шах и мат против всех сомнений.
— Тогда только терпеть.
Жадные губы прижались к моим губам. Язык настойчиво заставил их раскрыться и толкнулся в рот. С общим стоном. С объятиями. С отчаянием, которое было лучше миллиона слов.
Вместо мороси на улице начался настоящий дождь, но мы не замечали. Дима целовал меня как одержимый. Его тоска, так похожая на мою, чувствовалась в каждом движении и в каждом вдохе. Я плавилась от умелой ласки. Цеплялась за плечи, не чувствуя земли под ногами. И оживала.
