– Нет, милорд, не заставляли, – согласилась она.
– Так что вы скажете? Послать Тюрстана за священником, пока я одеваюсь?
Она испуганно взглянула на него – игра внезапно стала реальностью.
– Отсюда уже не будет возврата, – мягко пояснил он. – Либо уходите немедленно, либо оставайтесь на ночь в качестве моей жены. Такой вот ультиматум.
Хотя она дрожала, как лист на ветру, раздумывать она не стала.
– Я останусь, – решительно произнесла она.
Он кивнул.
– Прекрасно. Я надеялся, что вы согласитесь. – Он взял плошку с мылом и вымылся сам, боясь что, если она предложит свои услуги, он не сможет сдержаться. Ведь они еще не муж и жена, подумал он, так что это будет неправильно.
Матильду мутило от страха, но она знала, что приняла верное решение. Она сама пришла к нему, никто ее не заставлял. И она не пойдет на попятный сейчас. Она нужна ему, если не ради нее самой, то ради ее крови: она была дочерью Уолтефа и внучатой племянницей Вильгельма Завоевателя. Стоило ей увидеть отцовский плащ – как она поняла: что бы ни случилось, она навеки связана с Симоном де Санли.
Чтобы отвлечься и занять руки, она взяла льняные полотенца, положила одно на пол, а второе протянула ему. Он поднялся – с него потекла грязная вода – и взял полотенце. Он был стройным и жилистым и достаточно мускулистым, грудь и живот плоские, поросль вьющихся темных волос начиналась на груди и спускалась вниз, к паху, который он быстро прикрыл полотенцем. Она успела бросить лишь один удивленный взгляд.
Взяв еще полотенце со стула, он подошел к двери и открыл ее. Привалившийся к ней слуга отскочил и встал по струнке.
– Позови святого отца Берталфа и Обри де Мара, – велел он и повернулся к Матильде – У вас нет подруги, которая могла быть стать свидетелем?
Матильда нахмурилась.
– Моя горничная Элисанд, если удастся разбудить ее, не побеспокоив мать.
Слуга кивнул и молча исчез.
Симон прикрыл дверь и вернулся в комнату, вытирая волосы.
– Простите, что все так происходит. Большинство женщин предпочитают пышные свадьбы. Обещаю: будут и месса, и пир, как только обстоятельства позволят.
Матильда пожала плечами.
– Я никогда особенно не любила торжественные церемонии.
– Правда? – скептически спросил он. – А красиво нарядиться, быть в центре внимания?
Она покачала головой.
– Я люблю праздники, когда собирается много людей, и, конечно, мне нравится красивая одежда. Но блеск тускнеет в череде празднеств. Мать говорит, что я не должна забывать свой ранг. Что я должна жить в соответствии с правилами. – Она поморщилась. – Если честно, то я больше всего люблю стоять на коленях в своем саду, обвязавшись старым мешком, и возиться в земле. Все главное – в ней спрятано. Когда мы умрем, и от нас останутся одни кости – кто сможет отличить короля от нищего?
Симон поразился мудрости столь юного существа.
– Все так, – согласился он, – но ради соблюдения приличий и чтобы показать, как я ценю ваше согласие, я хочу подарить вам свадебный день, который вы запомните… и, надеюсь, свадебную ночь.
Матильда снова залилась краской. Мать никогда не говорила о мужчинах. Элисанд, хихикая, поведала ей, что происходит в первую ночь, и Матильда ей поверила, так как не была слепой и видела, что делается вокруг. Она часто об этом думала. Как это будет? Эти мысли она держала при себе, потому что, догадайся о них мать, она тут же отправила бы ее прямиком на исповедь.
Она подошла к сундуку у стены и спросила:
– Это ваше?
Он подтвердил ее предположение, и, хотя она стояла к нему спиной, она уловила легкую насмешку в его голосе.
– Не надо бояться, – сказал он. – Я не сделаю вам ничего плохого.
– Я не боюсь, – произнесла Матильда, и это было почти правдой. Она куда больше боялась, что все происходящее окажется сном, и она будет вынуждена уехать вместе с матерью в Элстоу, а оттуда в Холдернесс, к бабке-тиранке. Эта мысль вынудила ее спросить: – Если сестра тоже захочет остаться, вы ей позволите? Джуд спокойнее меня, слушается мать, но из чувства долга, а не по собственной воле.
– Разумеется, – ответил Симон. – Я буду рад предложить ей свою защиту.
– Спасибо, – пробормотала она и отвернулась к сундуку, чтобы не видеть его изучающего взгляда. Вещей у него было немного, но все отличного качества.
Он надел рубашку и сел на стул, чтобы надеть обтягивающие ноги штаны. Матильда заметила, что он поморщился, когда натягивал штанину на левую ногу.
– В чем дело?
– Ни в чем. Старая рана. Еще с детства. Иногда болит.
Матильда вспомнила, как он хромал и как поморщился, и поняла, что дело куда серьезнее.
– У нас есть мазь, – предложила она. – Может помочь.
– Не стоит, – отмахнулся он. – Нога болит, потому что я слишком долго на ней стоял. – Он отвечал, аккуратно накладывая на ногу повязку от щиколотки до колена. Матильда поняла, что он не хочет больше об этом говорить.
Она тихо вздохнула.
– А вы… расскажете мне о моем отце?
Он поднял голову – у нее глаза цвета лучшего меда, но совершенно непроницаемые.
– Что вы хотели бы знать?
Она сжала руки, потупила взгляд, потом посмотрела на него.
– Это правда, что он был никчемным человеком и пьяницей?
Он раздумывал так долго, что она начала бояться, не подтвердит ли он мнение ее матери, и уже хотела сказать, что это не имеет значения, как он заговорил.
– У вашего отца, как и любого другого человека, были недостатки. Он не был святым, хоть люди сейчас и пытаются сделать из него святого. Да, он любил выпить, предпочитал отправиться на охоту, чем сидеть с управляющим и проверять расходы, но есть недостатки и похуже. Он был великодушным и храбрым, если я сегодня здесь, то только благодаря ему.
Матильда, затаив дыхание, слушала, как отец спас Симону жизнь в Фекаме. Представила себе отца, усмиряющего взбесившуюся лошадь, и почувствовала гордость и радость.
– Он всегда был таким сильным, – пробормотала она. – Я знала, что мать говорит неправду.
Послышался легкий стук в дверь – слуга привел священника, де Мара и Элисанд.
Симон жестом приказал служанке помочь госпоже.
Элисанд помогла ей снять головной платок и сетку для волос. Косы распустили, а волосы расчесали, и они золотистым пологом покрыли ее спину до самых бедер.
– Вы уверены, что знаете, что делаете? – прошептала Элисанд. В ее голосе слышался не только страх, но и радость.
Матильда рассмеялась.
– Ничуть, – тоже прошептала она, – но знаю, что поступаю правильно.
– Ваша мать с вами не согласится.
Матильда в сердцах вздохнула.
– Это ее выбор, – сказала она, – не мой. – Произнеся эти слова, она почувствовала силу и гордость. Ее выбор. Возможно, благодаря случайности, но она выбрала свой путь… и то, как она по нему пойдет.
