Матильда легонько подтолкнула сестру к комнате матери.
– Пойди к маме и спроси насчет постельного белья, – велела она. – Я скоро приду.
Джудит забеспокоилась.
– Почему? Куда ты идешь?
– Хочу поговорить с Симоном де Санли, – ответила Матильда и повернула к ступенькам, ведущим во двор.
У ворот сада Матильда заколебалась. Ей не хотелось попасть в дурацкое положение. Что она скажет человеку, сидящему в тени ее яблони?
Однако двойная мера упрямства и храбрости, унаследованная от обоих родителей, толкнула ее вперед. Она решительно открыла калитку.
Она шла быстро, но тихо. Ей хотелось понаблюдать за ним, пока он ее не заметил.
Симон де Санли продолжал сидеть под яблоней все в той же позе: руки сложены на груди, ноги вытянуты вперед, загораживая тропу. Матильда заметила, что его дорогая одежда все еще в дорожной пыли. Значит, что бы ни произошло между ним и матерью, она не сочла нужным предложить ему освежиться.
Глаза его были закрыты. Матильда не знала, спит он или просто отдыхает, но она воспользовалась возможностью изучить его тонкое, умное лицо. Подбородок зарос темной щетиной, русые волосы сильно выгорели на макушке. По-видимому, летние месяцы он провел на свежем воздухе. Он не напоминал нормандского грабителя вроде шерифа и его людей. Судя по всему, и не отличался физической мощью. Наверняка придворный, подумала она. Но он был одет не как придворный.
Только изучив его внимательно, она заметила, что он сидит на плаще, и запоздало поняла, что перед ее глазами. Блеск белого меха на фоне синей шерсти ослепил Матильду, ее глаза наполнились слезами. Сквозь их пелену она вспомнила, как отец закутывал ее в этот плащ, вспомнила, какой любовью он ее окружал. Это было одно из ее немногих воспоминаний об отце, но очень яркое.
Наверное, она издала какой-то звук, потому что де Санли зашевелился и открыл глаза. Он машинально потянулся к мечу, но потом расслабился, увидев, что никакая опасность ему не угрожает.
Он встал, и сквозь слезы она заметила на его лице гримасу боли, которая тут же исчезла.
– Миледи, вы застали меня врасплох. – Голос его оказался куда мужественней и более уверенный, чем она ожидала, глядя на его хрупкую фигуру. Одна рука Симона лежала на эфесе меча. Разумеется, он не собирался использовать меч против нее, но то, что он не убрал руку, ясно показывало, какой прием оказала ему мать. Она также заметила, что он опирается больше на одну ногу.
– Ваши люди вас потеряли, милорд, – произнесла она, переводя дыхание.
Он вопросительно поднял тонкую бровь.
– Они послали вас найти меня?
По тому, как он ее изучал, Матильда поняла, что он пытается определить ее место в домашней иерархии – служанка или госпожа.
– Нет, милорд. Я искала мать, мне нужны были ключи. И увидела вас здесь в саду.
– А… – Он слегка улыбнулся. – Если я правильно понял, ваша мать – графиня Джудит?
– Верно.
– И вы решили поговорить со мной, вместо того чтобы направиться к ней? – Он говорил, обращаясь не столько к Матильде, сколько к самому себе, как бы взвешивая что-то в уме.
– Со мной была сестра. Мама отдаст ключи ей. – Она облизала губы, внезапно занервничав под его изучакщим взглядом.
– И которая вы из сестер? – Не отрывая от нее взгляда, он протянул руку, взял в ладонь крупное, низко висящее яблоко и потянул. Оно сорвалось легко, даже ветка не качнулась.
– Я Матильда. Сестру зовут Джудит.
Он кивнул, как будто она подтвердила что-то, что он уже знал.
– Вас назвали в честь королевы Вильгельма, да упокоит Господь ее душу. – Симон перекрестился. – Я видел вас однажды, когда вы были совсем маленькой.
Взгляд Матильды снова остановился на синем плаще.
– Ваши люди сказали, что вы знали моего отца.
Он повел плечами.
– Я так думал, но теперь я понимаю, что только Господь действительно знает нас. Вы похожи на отца.
– Я помню, как он носил этот плащ, – прошептала она сдавленным голосом. – Я часто думала, что могло с ним случиться…
– Он отдал его мне в тюрьме в Винчестере. – Он повернул яблоко в руке, проведя большим пальцем по глянцевой поверхности.
Матильда опустила глаза, борясь с затопившей ее волной ревности. Этот человек – ее связь с отцом. Не стоит обращать внимания на то, что плащ был отдан ему, а не ей. Даже если бы он вернулся в Нортгемптон, мать никогда бы не разрешила ей сохранить его – она знала это точно. Ей хотелось дотронуться до него, погрузить пальцы в шелковистый мех, прижаться к нему лицом и снова стать четырехлетней девочкой. Но только не при де Санли.
– Зачем вы здесь? – спросила она. Ей хотелось вырвать у него яблоко.
Если его удивил ее резкий тон, он хорошо это скрыл. Но он поколебался, прежде чем заговорить.
– Король Вильгельм Руфус велел мне взять владения в Хантингдоне и Нортгемптоне под свое управление. – Он поднял глаза на окно в покоях графини. – Вашей матери ничего не остается, как смириться.
Матильда пристально посмотрела на него. Слова были такими странными, что их смысл не доходил до нее.
– Вы возьмете земли моего отца? – услышала она свой вопрос.
– Да, часть из них, – ответил он. – У меня королевский приказ, и я не потерплю неповиновения. – Голос стал резким.
Ей очень хотелось спросить, о каком препятствии с их стороны может идти речь, ведь он имеет дело с женщинами, но по его манерам чувствовалось, что он уже получил свое во время встречи с матерью.
Она подняла голову.
– Что же станет с нами? На этот счет у вас тоже имеется королевский приказ?
Он мрачно взглянул на нее.
– Да, есть, – коротко ответил он. – И должен признаться, я уже подумываю, не ослушаться ли мне. – Он поднес яблоко ко рту и надкусил.
Матильда возмущенно продолжала смотреть на него, боясь спросить, что он имеет в виду.
Он наклонил голову и, ничего не объяснив, вышел из сада.
Она смотрела ему вслед. Походка у него была неровной, и она заметила, что он старается не хромать в ее присутствии. Плащ он оставил на скамье, как Матильде подумалось, намеренно. Она села на плащ и, как ей хотелось, погрузила пальцы в прохладный блестящий мех и прижалась к нему лицом.
Это вызвало в ней смутные воспоминания. Она вспомнила смешинки в темно-синих глазах отца и блеск его рыжих волос на солнце. Она услышала его рокочущий басом голос, английскую речь и снова ощутила восторг, который она испытывала, когда он подбрасывал ее в воздух. Слезы жгли ей глаза. От плаща чем-то пахло – нагретой тканью и пылью и чем-то еще: особым запахом человека, который этот плащ теперь носил.
Щелкнула щеколда, она на мгновение решила, что он нернулся за плащом, но то была Сибилла, которая торопливо шла по дорожке. Щеки ее раскраснелись, платок сбился в сторону.
