– Кэти?
– Потому что Джеку хотелось устроить охоту на зверя?
– Правильно, молодец.
Джим взял мел и принялся писать на доске. Как только он повернулся к классу спиной, о доску ударился грейпфрут. Буквально в двух дюймах от головы Джима.
Он отшатнулся и резко обернулся. Кто-то в классе хихикал, но Осуэй и Лоусон сидели, как примерные мальчики, с совершенно невинным видом.
Джим поднял грейпфрут с пола.
– А вот взять бы сейчас эту штуку, – сказал он, глядя в сторону задних парт, – и запихать кому-то в глотку. Прямо так, целиком.
Кэти Слейвин аж задохнулась.
Джим швырнул грейпфрут в мусорную корзину и опять повернулся к доске.
Дома за завтраком он развернул утреннюю газету и сразу увидел заголовок на середине страницы.
– Господи, – прошептал он, перебив плавный поток утреннего щебетания жены. В животе закололо, как будто туда напихали гвоздей. – «Школьница разбивается насмерть. Вчера вечером Кэтрин Слейвин, семнадцатилетняя ученица средней школы Харольда Дэвиса, либо упала сама, либо была сброшена с крыши многоэтажного дома, где находится квартира ее родителей. По словам матери Кэтрин, девочка держала на крыше голубей и поднялась туда, чтобы покормить питомцев. В полиции нам сообщили, что соседка из дома напротив, некая женщина, не пожелавшая назвать свое имя, видела, как по крыше пробежали трое подростков. Это было в 18.45, буквально через пару минут после того, как тело девушки…» (Продолжение на стр. 3.)
– Джим, это твоя ученица?
Он ничего не ответил жене. Просто не смог ничего сказать.
Две недели спустя Симмонс перехватил Джима в коридоре после звонка на большую перемену. Увидев папку в руках у завуча, Джим застыл как вкопанный. У него внутри все оборвалось.
– Новенький, – произнес он без всякого выражения. – Будет изучать «Литературу и жизнь».
Сим удивленно взглянул на него:
– А как вы догадались?
Джим только молча пожал плечами и протянул руку за папкой.
– Мне надо бежать, – сказал Симмонс. – Общешкольное собрание завучей. Будем оценивать эффективность учебных программ. Что-то у вас такой вид, словно вас слегка придавил грузовик. Вы хорошо себя чувствуете?
Ну да. Так, слегка. Сразу насмерть. Как Билли Стерна.
– Да, конечно, – ответил он.
– И это не может не радовать. – Симмонс похлопал Джима по спине.
Как только завуч ушел, он открыл папку – открыл сразу на фотографии, – заранее приготовившись, как человек, ожидающий удара.
Но мальчишка на снимке был ему незнаком. По крайней мере на первый взгляд. Джим его не узнал. Просто какой-то мальчишка. Видел ли Джим его раньше? Может, да. Может, нет. Сложно сказать. Дэвид Гарсия был крупным, массивным подростком с темными волосами, пухлыми негроидными губами и сонным взглядом. Он перешел к ним из той же Милфордской средней школы. А до этого два года провел в исправительной колонии для малолетних преступников, куда попал за угон автомобиля.
Джим закрыл папку и заметил, что у него дрожат руки.
– Салли!
Она подняла взгляд от гладильной доски. Джим сидел перед включенным телевизором и вроде как смотрел баскетбол, хотя на самом деле просто тупо таращился на экран.
– Нет, ничего. Уже забыл, что хотел сказать.
– Все ясно. Ранний склероз.
Джим изобразил улыбку и снова уставился в телевизор. Он почти собрался ей все рассказать. Но о таком не рассказывают. Это же бред сумасшедшего в чистом виде. Да и с чего начать? С кошмарного сна? С нервного срыва? Или, может, с появления Роберта Лоусона?
Нет, начать надо с Уэйна – с твоего брата Уэйна.
Но он никогда никому не рассказывал об этом, даже на занятиях в психотерапевтической группе. Джим с содроганием вспомнил свою первую встречу с Дэвидом Гарсией в школьном коридоре – их взгляды встретились, и Джима накрыла волна леденящего страха. Неудивительно, что он не узнал этого Гарсию на фотографии. На фотографиях лица людей неподвижны. У них нет тика.
Гарсия стоял рядом с Лоусоном и Чипом Осуэем, а потом обернулся, увидел Джима Нормана, растянул губы в улыбке, и его веко нервно задергалось. А в голове у Джима явственно прозвучало:
Так сколько там у тебя денег, козявка?
Че-четыре цента.
Врешь небось.
Смотри, Винни, он обоссался!
– Джим? Ты что-то сказал?
– Нет, ничего. – Но он и сам не был уверен, сказал он сейчас что-нибудь или нет. Ему стало страшно. По-настоящему страшно.
Как-то раз, в начале февраля, Джим задержался в учительской после уроков – проверял сочинения по американской литературе. Он сидел совершенно один. Был уже пятый час, а точнее – десять минут пятого, и последние преподаватели разошлись по домам еще час назад. И тут в дверь постучали.
Это был Чип Осуэй.
– Да, Чип, – сказал Джим ровным, спокойным голосом.
Чип стоял, переминаясь с ноги на ногу.
– Можете уделить мне минутку, мистер Норман? Мне нужно с вами поговорить.
– Да, конечно. Но если ты хочешь поговорить о результатах экзамена, я тебе сразу скажу…
– Нет, я совсем о другом. А тут… тут у вас можно курить?
– Кури, пожалуйста.
Когда Чип прикуривал, у него заметно дрожали руки. Он заговорил далеко не сразу. Как будто просто не мог заставить себя заговорить. Он кривил губы, сцеплял пальцы в замок, напряженно щурился, как будто какая-то сила мешала ему отыскать нужные слова, чтобы выразить то, что так отчаянно рвалось наружу.
Наконец он выпалил на одном дыхании:
– Если они сделают, что собирались, я хочу, чтобы вы знали: я в этом не участвовал! Они мне не нравятся! Они оба психи!
– Кто «они», Чип?
– Лоусон и этот урод Гарсия.
– Они что, хотят устроить мне какую-то гадость?
Джима охватил страх – тот самый, из кошмарного сна, – и Чип уже мог не отвечать на вопрос. Джим и так знал ответ.
– Сперва они мне понравились, – сказал Чип. – Мы пошли прошвырнуться по городу, завалились в бар, взяли по пиву. Я стал возмущаться, что вы завалили меня на экзамене. Что, типа, я вам такое устрою – мало не покажется. Но это я просто так говорил! Честное слово! Я не хотел ничего такого…
– И что потом?
– Они сразу же привязались к моим словам. Стали расспрашивать, когда вы уходите из школы, какая у вас машина, и все такое. Я спросил, что их так напрягает, что вы им сделали, а Гарсия сказал, что они ваши давние знакомые… Эй, вы чего? Вам плохо?
– Все нормально, – выдавил Джим через силу. – Это из-за сигаретного дыма.
Чип затушил сигарету.
– Я спросил, что значит «давние знакомые», и Боб Лоусон сказал: очень давние. Типа, когда вы познакомились, я еще писался в пеленки. Но ведь мы с ними ровесники, им тоже сейчас по семнадцать.
– А дальше?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
