вообще-то, по нему скучаем. А может, он вернулся в космос на обратной стороне варпа. Я тоже не знаю.
Постепенно всех оставшихся, так или иначе, попустило. Ёнми и Олаф нанялись куда-то вместе, все ходили их провожать. Тамошний капитан встрепенулся и переписал у всех, включая поломанную Эрманиту, контакты. Сработанные люди — большая ценность в варпе, мало ли, удастся на обратном пути подобрать, так считай удача. Жозеф, раз уж такое дело, наконец сходил почистил себе сосуды, микротромбов с него вывелось — килограмм.
Ко всеобщему восторгу, явился Петрович.
О, Петрович. Остановите меня, а то я сейчас собьюсь с линии и начну рассказывать, как именно Петрович узнал у себя на станции (ну, на самом деле совсем отсюда недалеко) про дела своей бывшей бригады, как пустил в ход свою якутскую харизму и хитчхайкнул даже не нормальный грузовой варпоход, это-то бы никого не удивило, а какую-то элегантную пассажирскую яхту, ну не пассажиром, конечно, а оформили его втихаря как-то типа младшим механиком — это Петровича-то, да-да!, без зарплаты, правда, зато выдали натурально премию, когда он им что-то посоветовал про какой-то ебучий узел, который у Товарища Пака тоже вечно был источником тревог, хлопот и специфической Копперовской ругани.
Так, стоп.
Петрович приехал, Петрович всех обнял и утешил, ну в меру возможного. Вытер наедине Эрманите Осе сопли и немножко вкрутил мозгов обратно — девушка разбалансировалась, не грешно в текущих обстоятельствах, а что продержалась до прибытия старшего по званию, то отдельный молодечик и сестра-храбрец.Петрович показывал Димке свою новую руку и сравнивал ее со старой, перечислял восемь ведер упражнений, которые ему приходилось каждый день выполнять, озвучивал список химии, которую в него по умолчанию лил встроенный имплант (ну, кто доверяет такие вещи самим пациентам) и перечень всякой побочки, которую с полуэмбрионального органа на теле Петрович ныне имел. Правда, наотрез отказался рассказывать, за что его там на аварии премировали, морщился и соскальзывал на повествование о том, как круто он разбазарил на родной станции полученную премию и как там всё до сих пор икает.
Поскольку Димка все еще был совершенно нетранспортабельный, собирались обычно у него. От всего Димки из единой фиксирующей базы торчали ровно голова на гелевой подушке и пальцы одной руки, весь остальной гражданин Штайн подлежал заращению и частичной замене. На него даже какие-то светила приезжали, палочкой потыкать, ну мыслимо ли, человек порвал себе вдоль весь позвоночник — ну не весь, грудной и поясничный отделы полностью, а в шейном только две трещины, и диафрагму, про мелкие кости типа берцовых что и говорить, всё было вдребезги, даже челюсти. Качегарская мышца в предельном напряжении — это очень сильная штука, а кости-то не вольфрамовые. Удивлялись больше, конечно, не тому, до чего Товарищ Пак довел качегара — что делать, качегарские риски известные — а тому, что этот упрямый жук умудрился дожить до станции и начать пытаться склеить ласты уже на столе, но тут-то ему уже, понятно, не позволили.Димкин аппарат Петрович немедленно обозвал гробом хрустальным и на гроб хрустальный стали ставить, уважительно, на салфеточке, бутылку и стаканы. Димка участвовал вприглядку, одними глазами и улыбкой, но улыбка у него не от того не портилась. Была она, конечно, страшноватая — пока еще вырастут новые зубы взамен выкрошенных, но народу было с Димкиной физиономии не водку пить. Ставили примерно в ноги.И вот все сидели и очередной раз медленно, чинно убирались под какой-то равунин рассказ о их с Жозефом планете и о том, какая упоротая вещь — погода, не, ребят, вы реально не понимаете, все восхищенно слушали, потому что такой уровень экстремальности воображать себе под водочку очень приятно, особенно на приличном удалении, ну и тут палатный контроль сказал, что к столу просится некто приезжий. Все удивились, приезжего впустили.
Зашел длинный мужик, серьезный такой, с запавшими глазами, как будто последние пара месяцев у него были не лучше, чем у них самих. Мужик поздоровался с Димкой, вежливо приветствовал честную компанию и обозначил контекст:
— Разговор вроде личный, но лучше при друзьях. Я специально так попросил, чтобы при ком-то, а коллеги — вообще идеально.
Все притихли.Мужик снял с шеи простенькое ожерелье — черная струна, на струне две серые бусинки, между бусинками пружинка — посмотрел на него, вздохнул.
— Я начальник Майи Циклаури, — сказал он.
Петрович непонимающе нахмурился, Эрманита охнула, Димка сжал губы, Жозеф попытался встать, Равуни дернул его за майку, тот с грохотом сел обратно.
— Она погибла. Материалы потом сам посмотришь... Не могу рассказывать, да и не должен, — с явным облегчением закончил он. — а вот что должен... У нее оставалось кое-что твое.
— Моё? У нее? — изумился Димка, — откуда у нее что моё?
Тут до него дошло, он вытаращил глаза и нахмурился.
— Семя, что ли? Но...
— Стал бы я ради спермы твоей переться через полгалактики! — рявкнул мужик и крепче сжал в кулаке струну. Бусинки качнулись.
— Две зиготы, парень. Это твои... — и тут у мужика что-то страшное случилось с лицом, но он как-то ухитрился взять себя в руки, скрежетнул зубами и продолжил:
— Твои мальчики. Береги их.
Он подошел поближе к димкиному гробу, очень аккуратно и осторожно вложил струну в димкины пальцы, покрытые фиксатором. Не просто так вложил, а проведя струну между пальцами волной — чтобы не выскользнуло.
— Ох, а как же... — ахнул Димка, выворачивая голову вперед, чтобы получше видеть собственную ладонь.
— Дети сингуляторной гражданки, потерявшие одного из родителей, получают любую медицинскую помощь до совершеннолетия бесплатно, — подала голос Эрманита Оса. Начальник быстро глянул на нее, кивнул.
— И чо? — уточнил