— Филипп… — сделала попытку остановить его Мари.
Тот даже не услышал ее в своем негодовании.
— Я ее предупреждал, что нужно остерегаться Керсенов! Отчего она никогда не принимала меня всерьез? Гвен, ах, Гвен, почему ты всегда мной пренебрегала?
Филипп снова упал возле трупа жены, горе одержало верх над бунтом, подумала Мари, хорошо знавшая все поведенческие стадии.
Но внезапно раздавшийся голос заставил отвлечься Филиппа от его боли: на пляже появился Пи Эм, до которого дошла новость, и он с высокомерием расспрашивал жандармов. Муж Гвен, точно его зарядили током, прыгнул на него и вцепился ему в глотку.
— Убийца! Ты ее убил!
Ферсену пришлось позвать двух жандармов, чтобы его успокоить, и тот действительно немного пришел в себя, услышав приказ:
— Отведите Пьера-Мари де Керсена в полицейский участок!
— За что? В чем дело? На меня напали, а вы меня сажаете? — возмутился Пи Эм.
Люка остался неумолим, и два жандарма с нескрываемым удовольствием затолкали бурно жестикулирующего Керсена-младшего в фургончик.
Вскоре Ферсену позвонили. Неизбежное произошло. В Ти Керне еще на одном менгире показалась кровь. На том, где, как и на конверте, найденном в машине Гвен, был знак медузы. Морино неистовствовал на другом конце провода: два жандарма, дежурившие в Ти Керне, были атакованы неизвестными преступниками и находились без сознания.
Когда Мари и Люка добрались до менгиров, жандармы уже пришли в себя и могли объясняться. Их сообщение было кратким, как и в предыдущих случаях: они ничего не видели, не слышали, почувствовали сильный удар по голове сзади, хотя на территорию никто не проникал. Первой реакцией Ферсена была проверка видеокамер — они оказались невредимы, а значит, появлялся шанс узнать, каким образом менгирам удается кровоточить.
Взгляды Ферсена и Мари были прикованы к экранам, они включили режим быстрого просмотра.
Изображение первой камеры показывало пространство Ти Керна и две движущиеся фигуры жандармов. Другая камера демонстрировала крупным планом менгир с выгравированным знаком медузы. Внизу каждого экрана мелькали цифры, обозначающие время съемки.
— Гвенаэль ушла из дома после восьми часов, — голос Ферсена выдавал его волнение, — фокус с менгирами должен был произойти между восемью вечера и девятью утра.
— Четыре часа, — комментировала Мари, читая цифры на экране. — Ничего.
Их взгляды беспрестанно пробегали с экрана на экран, а нервозность возрастала по мере того, как мелькали часы, но ничего не происходило.
— Шесть часов, солнце взошло, сейчас мы что-нибудь увидим! Так, наши стражи на местах… Семь часов… Восемь часов… Боже ты мой!
Оба не удержались от возгласа: на их глазах первый жандарм вдруг упал на колени, потом нагнулся вперед и рухнул лицом на землю. Почти сразу же вслед за ним упал и второй.
— Никто их не касался!
— Вот смотри, кровь!
Весь дрожа, Люка перемотал пленку и включил режим обычного просмотра. То, что они увидели, было невероятно: оба мужчины рухнули на землю словно сами по себе, а мгновением позже из менгира потекла кровь без всякого внешнего воздействия. Нет, это было попросту невозможно.
— Этот трюк сводит меня с ума! У меня крыша едет! Я отказываюсь верить в привидения!
— Пленка фальсифицирована, нет никакого сомнения.
Люка поблагодарил Мари взглядом, вынул жесткий диск и сунул в конверт. «Пошлите в лабораторию», — приказал он Анник по внутренней связи.
Он присоединился к Мари, стоявшей у доски, где она фломастерами рисовала шесть менгиров с их символами. Люка взял еще один фломастер и под каждым менгиром написал имя жертвы.
— Жильдас — птица… Ив — краб… Лойк — рыба… Гвен — медуза. Остаются еще два: один для Кристиана, второй… скажем, для «X».
Увидев, что Мари смотрит на символ волны, Люка понял, что она думает об исчезнувшем в море шкипере. И хотя менгир, помеченный волной, не кровоточил, совпадение было по меньшей мере странным. Она всеми силами старалась изгнать из памяти образ Кристиана, забыть его голос, транслированный по телевизионному каналу, когда он, терпя кораблекрушение, обращался к ней с прощальным словом.
Мари перевела взгляд на последний знак и нахмурилась: она была уверена, что где-то видела его совсем недавно, в месте, не имеющем отношения к менгирам.
Анник, пришедшая за конвертом с жестким диском, который ей было приказано отправить в лабораторию судебной полиции, шепнула, что явилась Армель де Керсен, которой не терпится узнать, сколько они собираются держать здесь ее мужа.
— Есть! Вспомнила!
По-прежнему не сводя глаз с символа «солнце», Мари наконец нашла то, что искала. Люка побыстрее выпроводил Анник, не дав ей больше никаких распоряжений.
— Помнишь портрет предка Керсенов в их замке? Кажется, он был главарем береговых разбойников, потопивших «Мэри Морган», Эрвен-Мари де Керсен… На картине изображен медальон с таким же знаком, я уверена!
Люка адресовал ей шутливое поздравление, взял фломастер и под шестым менгиром написал: «Пи Эм».
22
Пьер-Мари де Керсен, бодро вошедший в кабинет, где Ферсену и Мари предстояло его допрашивать, сначала держался вызывающе, но несколько часов спустя это был уже совсем другой человек. Бессильно откинувшийся на спинку стула, ссутулившийся, с мрачным взглядом и в мятой одежде, он попросту производил впечатление раздавленного несчастьем бедолаги. Речь его становилась все менее изысканной.
— Мне плевать на деяния моего предка! И я никогда не водился с деревенскими мальчишками — отец прохаживался по мне тростью и за меньшие проступки!
— Все они погибли, Пи Эм, кроме вас.
— Думаете, я от этого в восторге? Что я могу поделать?
— Вы воспользовались приездом на остров Риана, чтобы избавиться от остальных. Сначала сделали его главным подозреваемым, а потом и его убрали, перед тем как убить Гвен.
— Нет, нет и еще раз нет! Я не убивал! До того как с ней произошло несчастье, меня ударили по голове, и я валялся в беспамятстве. И каждый раз, когда совершалось преступление, я находился дома, в своей постели, вместе с женой. Сколько я должен повторять одно и то же? На острове орудует ненормальный, вот и все.
— Вы имеете в виду Пьеррика?
Нервы Керсена-младшего были на пределе, казалось, он вот-вот заплачет. Потом он взял себя в руки, и его агрессивность удвоилась.
— С вашими методами выкручивания рук поневоле признаешь что угодно! Жалкий дебил Пьеррик и элементарных-то вещей не может сообразить, только идиот может приписать ему действия этого маньяка. Что касается Гвен, я действительно ей угрожал, это правда! Я ее всегда терпеть не мог, а тут еще узнал, что она — моя сводная сестра, а ее сын обрюхатил мою дочь! Есть от чего свихнуться, что ж тут удивительного, что я слегка ей наподдал?
— Итак, вы «свихнулись», назначили Гвен свидание на пляже и там ее убили…
— Нет, нет и еще раз нет! На свидание она не пришла, я же вам ясно сказал.
— Признайтесь, ведь подозрительно, что ее тело обнаружено в месте, где у вас было назначено свидание?
— Невероятно! Вот тварь! Даже мертвая, она умудрилась мне насолить! А о моей безопасности вы подумали? На меня напали, оглушили ударом по голове, а вы на это плюете!
— У вас не осталось никаких следов, раны — нет, как вы это объясните?
Керсен-младший вдруг понял, что влип, и потерял остатки самообладания. Он завопил:
— Да не знаю я! Ничего я не понимаю в этой чертовщине! И потом, это ваше дело — разобраться! Вы ведь полицейские, вот и делайте свою работу! Или ждете, чтобы в Ландах всех поубивали и остался только один преступник, которого наконец-то вам удастся вычислить?!
Крики супруга встревожили Армель, несколько часов ожидавшую его на стуле в приемной. Несмотря на кажущееся спокойствие, сноха Артюса нервно покусывала губы и счищала лак с ногтей, выдавая свое состояние. Она достала мобильный телефон и набрала номер подруги — Карлин Дантек, жены прокурора.
Это возымело действие. Не прошло и несколько минут, как Ферсену позвонили и он скрепя сердце был вынужден отпустить Керсена-младшего.
— Ваши связи не всегда будут вас выручать, и если вы последний из береговых разбойников, то очень скоро кровь Керсенов может пролиться на следующем менгире, — недобро напутствовал его Люка.
Армель завладела мужем и, еще раз подтвердив полицейским его алиби, увела хотя и энергично, но не без большой сложности своего дылду супруга, после многочасового допроса напоминавшего мокрую курицу.
— Без вмешательства прокурора мы бы выбили из него признание, он уже был близок…
Но Мари не слушала Ферсена. Тоже без сил, она смотрела вслед удалявшейся парочке. Перед тем как исчезнуть в семейном лимузине, он взглянул в окно, откуда Мари за ним наблюдала. Это был взгляд затравленного зверя, полыхавший ненавистью.
