— Наш человек, — по-доброму улыбнулся полковник, — как звать-то тебя, боец?
— Вова, — замялся мальчишка, но быстро придя в себя, вытянулся и бойко представился, — Владимир Поливанов, товарищ полковник государственной безопасности.
— Ну, если под салютом, то конечно возьмем, товарищ Поливанов, — серьезно кивнул Яковлев, и лицо парня расплылось в улыбке, — Давайте бегом в машину.
Улицы Москвы кипели оживленной суетой, как будто и не было войны. Только вот ощерившиеся зенитками крыши и улицы, и люди в военной форме не давали забыть о том, что фронт совсем рядом, что война никуда не делась, что она тут рядом лютая и голодная до человеческих жизней. И тем сильней чувствовалась правильность происходящего. Пусть весь мир видит, что советское государство выстояло, что оно не сломлено, что враг, пришедший на нашу землю, будет разбит и уничтожен!
До Кремля домчались почти мгновенно. Когда кортеж остановился у Сенатского дворца, полковник обернулся к ребятишкам:
— Ну, вот и приехали. Я вас сейчас проведу на трибуны, стойте там, никуда не ходите. И не шалите, — Яковлев сурово поднял палец вверх.
— Вот еще! — возмутился мальчуган, — Что мы маленькие что ли!
— Знаю, что не маленькие, — нарочито серьезно кивнул Яковлев, едва сдерживая улыбку, — поэтому и разговариваю с тобой. И он, грузно выбравшись из машины и дождавшись, когда вылезут ребятишки, повел их к Спасским воротам, откуда уже слышался гомон голосов и раскатистые команды построению.
А в это же самое время немецкие аэродромы наполнились гулом моторов. Гитлер не мог допустить этого парада. По его приказу все силы «Люфтваффе», которые можно было снять с других фронтов, были собраны сейчас на Московском направлении. Здесь были асы, бомбившие Лондон и Париж, сражавшиеся в небе Северной Африки и на Балканах. В свою очередь Московский фронт ПВО так же был усилен опытными частями с других фронтов. А на окраинах столицы на крышах домов расположились бойцы НКВД со странными трубами в руках, внимательно вглядывающиеся в безоблачное московское небо. Начиналась одно из самых масштабных воздушных сражений Второй мировой войны этой истории, которое спустя годы командующий Вторым воздушным флотом Кессельринг назовет «самой грандиозной ошибкой Гитлера, поставившей крест на притязаниях Люфтваффе на господство в воздухе на востоке».
Трибуны рядом с Мавзолеем уже наполнялись людьми в основном военными, проходящими на входе на Красную площадь тщательную проверку. Уже занявшие свои места с удивлением поглядывали на группу юных пионеров в сопровождении полковника госбезопасности, занявших места на втором ряду сразу позади генералов и иностранных гостей. Ребята, до сих пор не верящие в свое счастье, стояли притихшие, восторженно поблескивая глазами по сторонам. Людей становилось все больше и больше, и вот, наконец, трибуны заполнены полностью, поток прибывающих иссяк. Парадные расчеты заняли свои места, и над Красной площадью воцарилась тишина, нарушившаяся лишь раз пробежавшим волной гомоном, когда на Мавзолей поднялся товарищ Сталин в сопровождении членов и кандидатов в члены Политбюро и послов США и Великобритании. Иосиф Виссарионович бросил короткий взгляд в небо и с гордостью окинул площадь. Перед самым выходом на площадь ему позвонил Командующий Московским фронтом ПВО генерал-лейтенант Журавлев и доложил, что сражение за небо началось. И хоть генерал заверил Верховного, что ни один вражеский самолет к Кремлю не прорвется, на душе было неспокойно.
Сейчас весь мир следил за этим парадом и битвой разыгравшейся вокруг него. Сталин покосился на послов США и Великобритании. Союзнички! Только и ждут, где урвать! Особенно этот адмирал! Ничего, теперь есть чем их поприжать! Есть подборка документов с Ковчега, доказывающих связь американских промышленников и банкиров с нацистской Германией, подтвержденных советской разведкой. Британцам, пожалуй, тоже будет интересно ознакомиться с ними. А еще задержанный в Люберцах сотрудник американского посольства. Не зря рискнули, включив Ловчева в группу Миля. Так что поговорим, мистер Стэндли[i]. А то что-то вы стали сильно переоценивать помощь США Советскому Союзу. Помощь, оказанная за золото это уже не помощь. Если бы стране, как воздух не нужны были станки и стратегически важное сырье, можно было бы вообще отказаться от такой поддержки, слишком дорого она обходится стране. Но капиталу требуется постоянный рост, откажемся мы, капиталисты тут же переметнутся на сторону Гитлера. А этого допустить никак нельзя!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Видимо, почувствовав внимание к своей персоне, адмирал еще сильнее выпрямил спину и высокомерно закрутил головой. Сталин приподнял уголки губ в легкой едва заметной усмешке. Нервничаешь, адмирал? Правильно нервничаешь. Я заставлю вас за наше золото давать то, что нужно нам, а не то, что не нужно вам. Но это все потом, а сейчас пора. Он подошел к микрофону. Площадь замерла. В воцарившейся тишине было слышно, как где-то вдалеке гудят моторы самолетов, охраняющих небо над Кремлем.
— Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, сержанты, командиры и генералы, партизаны и партизанки! Трудящиеся Советского Союза! Братья и сестры, временно попавшие под иго немецких угнетателей. От имени Советского правительства и нашей большевистской партии приветствую и поздравляю вас с днем 1 Мая! В трудное, тяжелое время мы празднуем этот день, но нам есть, чем гордится! Мы остановили и отбросили врага от стен Москвы и Ленинграда. Мужественно сражаются наши войска на Юге, удерживая Крым. Сейчас там, — Сталин ткнул рукой вверх, — в небе Подмосковья сошлись в смертельной схватке немецкие стервятники и наши доблестные асы. Гитлер не мог допустить сегодняшнего парада. Он собрал лучшие силы Люфтваффе, чтобы испортить нам праздник! Не тут-то было, — Сталин усмехнулся, — наши летчики оказались против! Сегодня мы должны сбросить германских летчиков с нашего неба.
Люди слушали Сталина затаив дыхание. А он говорил тихим спокойным голосом о предстоящих трудностях и битвах, о планах и задачах, о бойцах и тружениках тыла, о союзниках и их помощи. Говорил не долго, но так доверительно и проникновенно, как мог говорить только он. И с каждым его словом крепла уверенность в победе. Сталин не был сильным оратором, не было в его выступлениях напора и харизмы. Но он всегда говорил о том, что близко людям, что они хотят знать, хотят услышать. В его словах почти никогда не было лозунгов, только дела, только искренность и уверенность в правильности выбранного пути. И ему верили. Потому что людям нужно во что-то верить. В богов, в императора, в партию, в вождя. И Сталин знал это, чувствовал и умело пользовался. Потому и шли за ним друзья и соратники, а враги боялись и уважали. И сейчас ему предстояло в полной мере воспользоваться этой верой:
— То, что нас не убивает, делает нас сильней, — продолжал Сталин, — эта война объединила нас, объединила все народы в схватке с гитлеровским людоедским режимом, заставив забыть политические разногласия. На днях я получил письмо от генерала Деникина, — часть товарищей за спиной у Сталина скривилась, как от зубной боли. Таких Берия тут же взял на заметку, с ними еще предстоит работать, — Он поздравляет советский народ с праздником Первого мая, — над площадью прокатился удивленный рокот, — и просит дать возможность ему и другим патриотам нашей общей Родины вступить в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии, — Сталин внимательно оглядел стоящие перед ним коробки парадных расчетов, — советское правительство и коммунистическая партия склонны удовлетворить ходатайство Антона Ивановича. Пора лечить раны Гражданской войны. Царские офицеры, не запятнавшие себя кровью мирных советских граждан, могут вернуться на Родину и после соответствующей проверки получить свои назначения в действующие части армии и флота, стать офицерами красными, советскими, — вот оно и прозвучало впервые, то, что еще недавно казалось невозможным, несовместимым — «советский» и «офицер». В прошлой истории это случилось гораздо позже, а официально так и вовсе после войны.
