– Знаете, эта идея с гейшами просто очаровательна, – сказал он. – Чувствуешь себя совсем по-другому в вашем обществе. И я думаю, что мы продолжим знакомство.
Всеволод достал визитку и протянул мне. Я спрятала ее за широкий пояс оби.
– Мы с Ильей Петровичем работаем в прокуратуре, – добавил он.
Я слегка вздрогнула и внимательно на него посмотрела.
– Да вы не пугайтесь, милая Аямэ, – рассмеялся он. – И почему, как только говоришь, где ты работаешь, народ сразу так напрягается? А, Илья?
Илья Петрович тоже улыбнулся и отпил виски.
– Но, по-моему, Аямэ и не испугалась, – мягко сказал он.
– Я не нарушаю закон, – улыбнулась я в ответ, – поэтому спокойна. К тому же всегда приятно пообщаться с достойными мужчинами.
– Представляю, – задумчиво проговорил Всеволод. – Вы наверняка общаетесь с самыми разными слоями населения.
– Как раз и нет, – сказала я и подняла на него глаза. – Такую услугу могут позволить себе только состоятельные господа.
– И кто был среди ваших клиентов? – спросил он с явным любопытством.
Такой поворот в разговоре мне совсем не понравился. Я видела, что они оба выжидающе на меня смотрят.
– Достойные люди, – ответила я после паузы и улыбнулась.
– А я достоин общаться с такой прекрасной и умной девушкой? – после паузы спросил Всеволод.
– «Среди цветов – вишня, среди людей – самурай», так говорят в Японии, – сказала я и улыбнулась немного лукаво.
Мужчины переглянулись и рассмеялись.
– Придется стать самураем, – тихо заметил Всеволод.
В одиннадцать вечера наше время закончилось. Я незаметно кивнула Ханако, и она вышла вслед за мной.
– Переодеваемся, – сказала я, когда мы оказались в служебном помещении. – Я тебя отвезу на такси домой. А то уже поздно.
Наш водитель был в отпуске, поэтому на две недели мы остались без служебной машины.
– Он на меня и внимания не обращал, – заметила с обидой Ханако, снимая кимоно. – Все с тобой!
– Это тебе так показалось, – спокойно ответила я. – И потом, ему за сорок! А тебе всего восемнадцать!
– Мне нравятся мужчины постарше, – сказала она.
– Слушай, и чего ты так к нему прицепилась? – удивилась я.
– Не знаю, – захныкала Ханако. – Сразу понравился, как увидела! У тебя что, так никогда не было?
Я не ответила. На душе стало грустно. После паузы я сказала:
– У меня есть его визитка. Возможно, его организация пригласит нас.
– Да? – тут же обрадовалась она. – И где он работает?
– В прокуратуре, – рассмеялась я. – Помощник прокурора.
– Здоровски! – восхитилась Ханако.
– Послушай, девочка, у него наверняка семья, дети. И с нравственностью у них строго. Так что особых надежд не питай.
Но я видела, что на нее мои доводы не действуют.
Мы смыли грим и переоделись. Я подхватила свою сумку и тихо проговорила:
– Уходим незаметно и ни с кем в разговоры не вступаем. Мы уже Таня и Рита, поняла? А прекрасные Аямэ и Ханако улетели, словно птички, в неизвестном направлении.
– Да поняла, поняла, – ворчливо ответила она.
Мы вышли на улицу из служебного входа, обогнули здание и остановились у проезжей части. Я подняла руку и в этот момент заметила Всеволода, стоящего возле серебристого «Мерседеса». Он пристально смотрел на вход в клуб и явно кого-то поджидал.
«Не иначе нас», – мелькнула догадка.
Я медленно пошла по тротуару, удаляясь от него. Он мельком глянул на нас, но, конечно, не узнал. И вновь стал смотреть на дверь. Но Рита тоже его увидела и вцепилась в мою руку.
– Пошли, попросим, чтоб подвез, – умоляюще зашептала она.
– Еще чего не хватало! – возмутилась я. – В интересах бизнеса нас не должны видеть без грима и кимоно.
В этот момент возле нас притормозило такси, и я впихнула в него Риту.
Из тетради лекций госпожи Цутиды:
«Условия существования порока в Европе совершенно отличались от Японии, где все было выставлено на всеобщее обозрение. Мужчина в Японии всегда хотел выглядеть повесой, неумеренным потребителем саке, свободно и раскованно ведущим себя в окружении куртизанок и гейш, где такое поведение прекрасно укладывалось в Традицию. Надо было быть богатым и не скупиться на затраты, чтобы получить лучших девушек, лучших гейш, однако в качестве вознаграждения там исполнялась любая фантазия, любое желание. Мужчина в этой среде считался высшим существом. И все мужчины там были равны – от торговца до самурая, до тех пор пока могли платить. Немудрено поэтому, что на гравюрах это состояние называлось укиё-э, «картинками из плывущего мира».
Мужчина из самых низов, уродливый, презираемый, мог снять целую улицу чайных домов и погрузиться со своими друзьями в эту страну алкоголя, плоти и чувственности. Он покупал тела женщин, саке, музыку гейш, жесты и неприличные истории, пока не кончались деньги. Это не было тайным наслаждением; все было законно и открыто. Там были рады всем: хатамото (высокопоставленным чиновникам сёгуната), самураям, игрокам, рисовым спекулянтам…
Мужчина мог прижиматься к обнаженным телам, ласкать белую шею, извечный символ женской красоты и притягательности для японских мужчин, соединяться в различных чувственных позах, быть удовлетворяемым любым действием, – нормальным или (считаемым некоторыми) ненормальным.
Мужская компания в Ёсивара состояла обычно из художников, актеров, писателей, драматургов, постановщиков пьес кабуки, торговцев и администраторов. Все приходили туда провести ночь за выпивкой, смехом и в экзотической женской компании. Вначале наслаждались утонченным обществом гейш, а затем переходили в руки куртизанок. Неудивительно, что истории о Ёсивара распространились по всему миру. Рассказы о ее чувственной роскоши становились легендами, как в конце, так и после эпохи Токугавы. О Ёсивара писали и профессиональные авторы, и сами обитательницы. Вот отрывок из записок знаменитой куртизанки прошлого века Хамаоги:
«Итак, я была молода; я только еще начинала как куртизанка. Если гость был стеснительным, мы играли в игру под названием «голые островитяне», представляя тех существ, которых изображали на старых картах. Все куртизанки раздевались догола; в первый раз, когда я приняла участие в игре, то покраснела, и вся моя кожа стала розовой. Гости увидели это и более не стеснялись. С пресыщенными стариками, разумеется, гораздо труднее. Нам приходилось изображать крики летучих мышей, стуки деревяшками ночных сторожей. Мадам принималась напевать похабные «молитвы», читая поминальную службу по гостю, который сидел напротив живехонький. Вместо благовонных палочек мы жгли зубочистки. Затем мы кормили старика нэриги, приготовленным из розовой штокрозы, которая воспламеняет желание. Один из таких просил меня выйти за него замуж, однако брать ответственность скучно; жена должна чернить зубы, ее бьют бамбуковой палкой, к тому же рождение детей портит фигуру.
Мне нравятся визиты симпатичных молодых начальников. Самое лучшее – короткая жизнь и прекрасное тело; ублажить мужчину, развязать его пояс и скоро стать с ним надзими (близкой)».
Также среди гейш, куртизанок и их возлюбленных существовала непреходящая мода на переписку. Обмениваться любовными посланиями считалось хорошим тоном. Нередко сочинялись стихи. Особенно дорогие для сердца послания зашивались в оби или в одежду, как память о счастливых моментах. Многие из этих текстов были о «хана-ики-сэвайсики» (оргазме), буквальный перевод – «ловля воздуха через нос».
А в своих интимных дневниках («макура-дзасси») они вообще не стеснялись и описывали все свои ощущения и новые достижения в удовлетворении очередного клиента или любовника».
На мой день рождения Акира прийти не смог, так как задержали срочные дела. Но я подумала, что ему просто неловко общаться с моими друзьями. Поэтому мы встретились только через неделю, в субботу вечером. Акира пригласил меня в ресторан на Полянке. Он заранее зарезервировал столик. Когда мы пришли, администратор усадил нас, и Акира сделал заказ.
Подняв бокал шампанского, он немного торжественно провозгласил тост за мое здоровье, счастье и всяческое благополучие. Затем преподнес какой-то узкий цилиндр, обтянутый цветным шелком.
– Я заказал это специально для тебя, Таня, – сказал он и поцеловал мою руку.
– Спасибо, – ответила я, открывая футляр.
В нем оказался рулончик плотной золотистой бумаги, испещренный с одной стороны иероглифами, а с другой ровными столбцами танка на русском языке.
– Что это? – удивленно спросила я.
– О! – улыбнулся Акира. – Это очень интересная история. Она произошла около десяти лет назад. Мультимиллионер и страстный коллекционер Ки-но Кавабаки гулял как-то по улочкам Киото и случайно на книжном развале обнаружил старинный пергаментный свиток десятого века. Называлось это произведение «Ночи Комати, или Время Цикад», автор некий Рубоко Шо. Он купил этот свиток, и когда прочитал, то пришел в восторг. Это были эротические танка. Такого японская литература еще не знала. Он опубликовал его, чем вызвал настоящий скандал в литературной среде Японии.
