И это после 25 лет, дважды в неделю… (Эриксон смеется)… Явная патология.
Сид: Неужели они и заказывали одно и то же?
Эриксон: Я не спрашивал. Раз они осмелились отведать речных устриц, то любой рестран в Мемфисе им уже не страшен.
Сидишь у бассейна в мотеле и наблюдаешь. Одни ныряют сходу, а другие сначала одной ножкой попробуют воду, затем другой и наконец решаются окунуться целиком.
Когда я начал работать в Вустере, ко мне очень тепло отнеслись молодожены Том и Марта, работавшие в больнице младшими психиатрами. Как-то они пригласили меня на озеро, расположенное рядом с подсобной фермой больницы. Надев плавки и завернувшись в купальный халат, я сел к ним в машину. Ехать до озера было с полмили, но всю дорогу Марта была очень мрачна, молчалива и замкнута. Том, наоборот, был сплошное очарование, приятный, общительный собеседник. Это меня озадачило.
Когда мы подъехали к стоянке, Марта выскочила из машины, бросила халат на заднее сиденье и направилась прямо к берегу. Она бросилась в воду и стремительно поплыла, не сказав нам ни слова.
Том не спеша выбрался из машины. Аккуратно положил халат на заднее сиденье, я тоже последовал его примеру. Том подошел к воде и, когда большой палец ноги коснулся влажного песка, он произнес: «Пожалуй, я сегодня поплаваю».
Я нырнул и поплыл вслед за Мартой. На обратном пути я спросил у нее: «Сколько воды Том наливает в ванну?» «Каких-то несчастных три сантиметра», – выпалила Марта.
На той же неделе Тому предложили повышение: должность старшего психиатра. «Мне кажется, я еще не готов», – ответил он заведующему отделением.
Тот, однако, возразил: «Я бы не предложил тебе это место, если бы не был уверен, что ты готов. Либо ты начинаешь работать в новой должности, либо увольняйся и ищи себе работу в другом месте».
Том и Марта уехали. К тому времени я убедился, насколько они были влюблены друг в друга. Марта мечтала о собственном уютном домике и о детях.
Двадцать пять лет спустя я приехал с лекцией в Пенсильванию. По окончании ко мне подошли седоголовый старик и старая изможденная женщина: «Вы нас узнаете?» – «Нет, но судя по вопросу, должен». «Это я, Том», – сказал старик. «А я – Марта», – произнесла женщина. «Когда же ты поплаваешь Том?» – «Завтра», – ответил он. Я повернулся к Марте и спросил: «Сколько воды он наливает в ванну?» – «Все те же чертовы жалкие три сантиметра». «Чем ты сейчас занимаешься, Том?» – «Я ушел в отставку», – ответил он. «В каком чине?» – «Младшего психиатра». Жаль, у меня тогда было мало времени, а то уж как-нибудь затолкал бы я Тома в то озеро.
Сид: А как с Мартой?
Эриксон: Тогда у Марты были бы дети. Если удается сломать сковывающую модель фобии, то человек готов к новым поискам. А наши пациенты склонны ограничивать себя и тем лишают себя очень многого.
Вчера вечером мне позвонил приятель из Калифорнии. «Я нашел способ, как излечить подростков от их идиотских выходок. Надо поместить их в глубокую заморозку и оттаять, когда им будет 21 год». (Эриксон смеется.)
Моего сына Ланса совершенно серьезно беспокоило и возмущало отсутствие у меня ума. Он мне так прямо и заявил, что я довольно туп. Затем он уехал учиться в Мичиганский университет. Позднее он признался: «Знаешь, папа, мне хватило двух лет, чтобы заметить, что ты как-то вдруг перемахнул от идиотизма к интеллекту». Недавно он позвонил мне из Мичигана и сообщил: «Папа, считай себя отмщенным. Мой старший, наконец, открыл, что у меня есть кое-какие мозги, и заявил мне об этом. А у меня еще трое таких открывателей!»
Мужчина: Мой отец мне то же самое рассказывал. (Эриксон согласно кивает.)
Эриксон: Расскажу вам об одной истории болезни. История и сложная, и весьма незамысловатая.
Роберт Дин окончил военно-морское училище в чине младшего лейтенанта. Шла война, его назначили служить на эсминец и дали месячный отпуск. Роберт отправился к Фрэнсису Брейкленду, главному психиатру флота, и объяснил, что страдает неврозом. Брейкленд признал, что проблема существует, но объяснил Роберту: «Младший лейтенат, я ничем не могу вам помочь. Я не могу изменить приказ или добиться вашего перевода на береговую службу. У вас приказ явиться на эсминец. Я могу потребовать военного суда. Суд пошлет вас в Уолтер Рид-госпиталь. Вам станет хуже, и вас переведут в госпиталь Св. Елизаветы. Там вы останетесь надолго и будете потихоньку сходить с ума и так доживете свою жизнь. Я вам советую в свой отпуск поехать в клинику Джона Хопкинса и узнать, не могут ли они вам помочь частным образом».
Роберт прибыл туда и рассказал о своей беде. Они обо всем тщательно расспросили и сказали: «Помочь вам не можем. Но в Мичигане работает некий Эриксон. Возможно, он вам поможет».
Роберт позвонил отцу в Нью-Йорк, а тот позвонил мне и попросил принять его сына. Я ответил, что на следующей неделе буду в Филадельфии. Пусть он туда приедет и расскажет мне все о сыне, а я подумаю, что можно сделать.
Отец Роберта нашел меня в гостинице. Он вошел в мой номер, представился и сказал: «Во мне всего полтора метра росту. Я из кожи вон лез, чтобы вытянуться и попасть в действующую армию во время Первой мировой войны. Я тоннами поглощал бананы и ведрами пил молоко, чтобы пройти хотя бы по весу. А чертово начальство всю войну продержало меня рядовым в прачечной роте. Я поклялся, что когда демобилизуюсь и женюсь, и у меня родится сын, сделаю все, чтобы он стал боевым офицером, желательно на флоте. Раз уж я не сгодился для американской армии».
«Понятно, – заметил я, – но в чем же заключается проблема Роберта?» – «Как вам сказать, у него, что называется, „застенчивый“ мочевой пузырь. Он не может мочиться на людях. Вот дуралей. Говорит, что это у него с самого детства. Уж так намучился, пока учился в училище. Кстати, говорят вы, „мозгоп-равы“, зарабатываете кучу денег. Что это вы остановились в таком дешевом номере? Или просто жадность подвела?» – бесцеремонно поинтересовался отец Роберта.
«Что еще вы можете рассказать о Роберте?» – спросил я. «У него были проблемы и в бойскаутском лагере. Почему вы себе приличную одежду не купите? Неужто вы не можете позволить себе костюмчик получше?» «Давайте лучше о Роберте», – перебил я. «Приезжая на каникулы, Роберт не мог пользоваться уборной на автобусной станции. Ему приходилось снимать номер в ближайшей гостинице и делать свои дела, запершись в ванной. Он и в школе не мог пользоваться общим туалетом… Неужели у вас нет денег на приличный галстук?» «Давайте дальше о Роберте», – предложил я.
«Время-то уже обеденное, – возразил он. – Неужели вы можете таким пугалом заявиться в ресторан гостиницы?» Я ответил, что вполне могу.
По дороге в ресторан он поинтересовался, не смущает ли меня моя кривобокая походка. «Представляю, сколько старушонок вы посшибали на улицах, а сколько раз падали, споткнувшись о какого-нибудь постреленка? А уж сбитым вами старикам, верно, и счету нет?» «Как-то обхожусь», – ответил я.
Когда мы вошли в зал, отец Роберта заявил: «В этой гостинице отвратно готовят. Тут в середине следующего квартала есть славный ресторанчик. Если мы попробуем туда добраться пешком, сможете дотащить в целости свой хилый остов, не покалечив встречных стариков и старушек и не споткнувшись о какого-нибудь пацана? Или такси взять?» Я пообещал дотащиться в целости.
В середине следующего квартала он извинился за ошибку. Ресторан находился в следующем квартале. По дороге он всячески издевался над моей походкой, внешним видом и всем, что только приходило ему в голову.
Он сообщил, что занимается торговлей недвижимостью и считает делом чести выжать из каждого клиента все до последнего цента.
Наконец, мы прибыли в ресторан, который, как оказалось, был расположен в двенадцати кварталах от гостиницы. «Конечно, можно пообедать и на первом этаже, – заявил папаша. – Но я предпочитаю на галерее. Как бы нам закинуть туда ваш остов? Сами управитесь или помочь?» Я сказал, что управлюсь сам. Столик выбрал он сам.
Пока мы поджидали официантку, папаша сообщил: «Повара здесь изумительные. Мясное готовят – пальчики оближешь. А вот рыба у них – или гнилье, или недожареная, а в пюре одна вода и картошка недоваренная. А чай со льдом они из речки качают, а сиерху ледок плавает. Кошмар!»
Подошла официантка, и папаша кивнул головой, показывая, чтобы я первый изучил меню. Я заказал жаркое из ребрышек, печеный картофель и горячий кофе. И еще что-то на десерт, я уж забыл. Официантка повернулась к папаше и подала ему меню, он тут же произнес: «Его заказ отменяется. Принеси ему рыбу с пюре и чай со льдом». Себе он заказал то, что вначале заказал я: жаркое из ребрышек, печеную картошку, кофе и десерт. Официантка не сводила с меня вопросительных глаз, но я сидел с каменным лицом. Развлечение было что надо.
Наконец официантка вернулась с двумя подносами. Выражение лица у нее было несчастное и беспокойное. Я сказал: «Подайте рыбу с пюре этому джентльмену, как он и заказывал. А мне, пожалуйста, жаркое». Она так и сделала и мгновенно улетучилась. Папаша посмотрел на меня и сказал: «Такого со мной еще никто не проделывал». «Все когда-нибудь случается в первый раз», – ответил я.
