чертовски неспешно, миллиметр за миллиметром, рождая внизу живота новое, непонятное чувство, но такое же порочно-острое, как и прежнее. Хочется убежать от него и в то же время продлить. Особенно, после того, как я улавливаю звук расстегнутой ширинки. Одновременно сжимаюсь вся инстинктивно, невольно представляя, как его высвобожденный пульсирующий, увитый венами член каким-то образом вскоре уместится в моей заднице, и в то же время желаю этого как никогда. Аж перед глазами темнеет. Хотя Игнат не спешит ничего такого делать. Лишь обхватывает у основания и сдавливает, сбавляя собственное напряжение, затем возвращается к изнуряющим мое сознание ласкам. Да, снова медленно и неспешно гладит меня, растирая влагу, одновременно с тем продолжая надавливать и проникать все глубже.
– Расслабься. Просто доверься мне. Больно не будет.
Едва ли эти слова способны успокоить меня в полной мере. А вот голос – очень даже. Убаюкивает разум лучше любой колыбельной. Нет меня. Лишь тело, ведомое инстинктами. Особенно, когда к необычной ласке присоединяется привычная, обостряя мое удовольствие до предела. Оно настолько яркое, что картинка перед глазами практически смазывается. Я больше не сдерживаюсь. Открыто умоляю. О чем и сама не знаю. Лишь бы он не останавливался. Никогда. И почти кричу от пронзающего меня наслаждения на пике моей личной эйфории. Пропуская момент, когда мои ноги оказываются закинуты ему на плечи, в то время как его член медленно, но уверенно проникает в меня все глубже. И несмотря на всю необычность действия – оно ощущается самым правильным и необходимым, что я когда-либо испытывала. Нет никакого дискомфорта. Только новый виток заново растущего во мне удовольствия. Куда более насыщенного и сумасводящего, чем обычно. До нехватки кислорода в легких и сорванного голоса. И когда уже кажется, что лучше просто быть не может, меня накрывает сильнейшим из возможных оргазмов.
К реальности возвращают легкие поцелуи: на внутренней стороне бедер, чуть выше колена, затем к лодыжкам, и на ступне, отчего становится щекотно, и я хрипло хихикаю, дернувшись.
– Водички? – тут же услужливо предлагает мне мужчина.
Сам же тянется за стаканом, куда наливает воду из графина. Почти отбираю его у него, усаживаюсь и залпом выпиваю все.
– Еще, – прошу, возвращая стакан.
На его губах мелькает снисходительная насмешка. Стакан снова наполнен и подан мне в руки. А как только допиваю, меня опять подхватывают на руки, и несут… в ванную. Воду Игнат тоже сам включает. Пену добавляю уже я. А в саму ванну мы усаживаемся вместе, где я удобно устраиваюсь спиной к нему поверх. Дальше мы просто лежим. Не знаю, о чем размышляет мужчина, а мне слишком хорошо и лениво, чтобы еще и думать о чем-то, поэтому я просто перебираю пальчики на его правой ладони, ведя дорожку каплями по выпуклым линиям вен. Хотя о кое-чем я все же вспоминаю.
– Макар, – говорю и улыбаюсь в ожидании.
Тело подо мной ощутимо напрягается.
– Кто?
Улыбка на моих губах становится шире. Уж слишком ожидаемо реагирует он. И с ответом я тоже поэтому же не спешу. Лишь когда начинаю ощущать исходящую от него угрозу, а ладонь, прежде покоящаяся на краю ванны, сжимается в кулак, добавляю:
– Сына младшего, говорю, Макаром назовем.
На этот раз он выдерживает паузу. Хотя кулак разжимает. Перехватывает мою руку и обнимает меня нашими обеими.
– Я рассчитываю на дочку.
– Да? – смотрю на него с насмешкой, полуобернувшись. – А Макс в курсе о том, что в рядах его заговорщиков есть предатель?
– Жизнь не бывает идеальна. Рано или поздно ему придется с этим столкнуться, – бессовестно пожимает плечом Игнат.
– И ни единой капли раскаяния, – наигранно удрученно качаю головой. – Но лучше бы попозже ему с этим столкнуться, – дополняю уже серьезней, окончательно разворачиваясь к нему лицом. – К тому же, я тоже планирую мальчика вторым, так что ты в меньшинстве. Но так и быть, будет тебе третьим заходом девочка, – хмыкаю. – Катюшей назовем!
В бездонной синеве направленного на меня взора вспыхивает удивление. Отвечать и на этот раз не спешит. Какое-то время просто смотрит на меня, как тогда, у крыльца, отыскивая нечто одному ему известное. А по мере уходящих мгновений на его губах расплывается легкая полуулыбка.
– Заметь, стать многодетной семьей – твоя идея, не моя, – ухмыляется, выдерживает новую паузу. – Но раз уж сказала, пусть так и будет, – соглашается, не менее бессовестно щипая за грудь, отчего по телу искры возбуждения разбегаются. – Смотри у меня, потом не отвертишься, – опять призадумывается. – Слушай, а имена ты по какому принципу выбирала? – протягивает все так же задумчиво.
– По принципу любви их отца к огнестрелам, – не скрываю. – Вообще, я это все придумала еще в первую беременность, – признаюсь уже куда серьезнее. – Когда подбирала имя Максу. Что-то вспомнилось вдруг. Не так уж и серьезно я наговорила это все. Просто захотелось тебя подразнить, – улыбаюсь ему, хотя уже без прежней легкости.
Тоже задумываюсь. О том, что не стоило начинать этот разговор. Ведь и не собиралась. Однако… Слишком расслабилась. Но когда он такой домашний, я зачастую забываю об ограничениях в общении с ним. Вот и результат.
– Подразнила? – отзывается Игнат. – Все, хватит? Или еще немножечко продолжишь? А может и не немножечко.
По непроницаемому лицу и нейтральному тону не понять, то ли снова злится, то ли его устроило мое объяснение, то ли просто издевается в ответ, то ли… что?
– Ну, может и не совсем дразнила, – выдаю свое очередное признание, пряча лицо на груди у мужчины, чтобы скрыть смятение. – Всегда мечтала о большой семье, – принимаюсь выводить пальцем невидимые узоры на его коже. – Сама-то я единственный ребенок у родителей, но всегда хотелось братика или сестренку, или обоих сразу.
Моя рука вновь перехвачена. Отведена в сторону. Отпущена. И лишь затем, чтобы мужчина мог обеими ладонями обхватить мое лицо, вынуждая опять смотреть на него.
– Продолжай.
Вот так просто. Не просьба. Констатация факта. А в синем взоре твердость и сталь. Которые очень хочется пробить, чтобы вновь увидеть бушующий за ними океанский шторм.
– Да нечего продолжать, – мямлю смущенно.
Хватит, наговорилась!
– А еще минуту назад так не казалось, – сталь в синем взоре сменяется привычной насмешкой. – И… – в очередной раз
