Я взглянула на часы: два пятнадцать. Находиться на работе становилось невыносимым. Я должна была что-то предпринять.
Но что?
Взгляд упал на отчет, оставленный Райаном, и мне на ум пришла идея.
«Этой выходкой ты приведешь их всех в еще большую ярость», — подсказал внутренний голос.
Да.
Я нашла глазами адрес в отчете Райана. Он уже был вписан в мою таблицу вместе с номерами телефонов.
«Лучше поезжай в спортзал, приведи себя в норму тренировкой».
Да.
«Расследование в одиночку не улучшит твоих отношений с Клоделем».
Согласна.
«И поддержку Райана ты с легкостью можешь потерять, если сделаешь это».
Верно.
«Упрямица».
Я сделала распечатку таблицы, наметила, кому позвоню в первую очередь, сняла трубку и набрала номер. Ответил мужчина. Мои слова удивили его, но во встрече он не отказал. Я схватила сумку и вышла в летнее изобилие солнечного света.
Жара вернулась. Влажность была настолько высокой, что хотелось рисовать пальцем фигурки в воздухе. Атмосферная дымка преломляла солнечные лучи, распространяя их повсюду, как бескрайний покров. Я ехала к тому месту, где Франсин Моризет-Шанпу жила когда-то вместе с мужем. Их дом располагался почти в центре, минутах в десяти езды от моего кондоминиума. Потому я и выбрала из списка именно этот адрес — если возникнут непредвиденные обстоятельства, я всегда смогу сказать, что направлялась домой.
Отыскав нужное здание, я остановила машину. Улица была застроена кирпичными многоквартирными домами с металлическими балконами, подземными гаражами и выкрашенными в яркие цвета дверями.
В отличие от остальных районов Монреаля у этого нет названия. Процесс урбанизации превратил некогда пустующее место в отдельный квартал города, заменив его проселочные дорожки жилыми домами, решетками для барбекю и грядками с помидорами. Здесь вполне достойно живут люди среднего класса. Этот район, не слишком старый и не слишком новый, располагается рядом с центром, но в уровне развития и в красоте, конечно, уступает своему блестящему соседу.
Я позвонила в дверь. В прогретом солнцем воздухе сильно пахло свежеподстриженной травой и выдержанным мусором. Миниатюрный газон перед домом поливали тонкие дуги воды из оросителя. Воздушный компрессор, приводивший его в движение, приглушенно шумел.
Дверь мне открыл светловолосый седеющий человек со сбившимся на лоб завитком. Подбородок и щеки круглые и пухлые, короткий вздернутый нос, довольно крупный, но не полный. Несмотря на тридцатиградусную жару, одет он был в джинсы и толстовку.
— Мсье Моризет-Шанпу, я…
Он раскрыл дверь шире и сделал шаг в сторону, не обращая внимания на документ, который я ему предъявила. Мы прошли по узкому коридору в небольшую гостиную. Вдоль одной из стен в этой комнате тянулась целая выставка аквариумов. На столе в противоположной стороне я увидела малюсенькие сети, коробочки с кормом и прочие принадлежности для ухода за рыбками. Из гостиной в кухню вела дверь. Я отвела взгляд в сторону.
Мсье Моризет-Шанпу расчистил для меня место на диване и кивком пригласил сесть. Сам он опустился на раскладной стул.
— Мсье Моризет-Шанпу, я доктор Бреннан, работаю в «Лаборатуар де медисин легаль».
Я не стала уточнять, кем именно работаю, надеясь таким образом избежать объяснения своей роли в ведении расследования. По сути дела, я действительно не имела никаких прав в него вмешиваться.
— Вам что-нибудь удалось выяснить? Я… Прошло так много времени. Теперь я запрещаю себе думать об этом подолгу. — Он смотрел не на меня, а на паркетный пол. — Вот уже больше года мне ни разу не звонил никто из ваших.
«Интересно, к кому именно он меня причислил?» — подумала я.
— Я ответил на сотню вопросов, разговаривал со столькими людьми! С коронером. С копами. С прессой. Нанял даже частного детектива. Мне так хотелось, чтобы убийцу поймали! Однако… Время убийства Франсин было определено почти точно. Когда сюда явился коронер, она еще даже не остыла. Какой-то маньяк убивает мою жену, спокойно уходит и бесследно исчезает! — Он покачал головой. — Вам наконец удалось что-то выяснить?
Его глаза выражали мучение и надежду.
— Нет, мсье Моризет-Шанпу, пока, к сожалению, ничего.
«Всего лишь найти тела четырех других убитых этим монстром женщин», — мрачно добавила я про себя.
— Я просто хотела еще раз побеседовать с вами, чтобы удостовериться, что мы не упустили какой-нибудь детали.
Надежда исчезла из его взгляда. Он откинулся на спинку стула в покорном ожидании.
— Ваша жена была диетологом?
— Да.
— Где она работала?
— Можно сказать, везде. Оплачивало ее труд министерство. Ее направляли то в одно, то в другое место.
— Министерство?
— Министерство социального обслуживания.
— Значит, она постоянно передвигалась по городу?
— В ее задачи входило консультирование владельцев и поваров кафе и ресторанов, в основном в различных эми грантских районах. Она объясняла им, какие следует за купать продукты, помогала составлять меню, советовала, как поступить, чтобы блюда, которые они желали готовить, оставались недорогими и не вредили здоровью клиентов. Она все время наведывалась то в тот, то в другой ресторан, чтобы убедиться, что там все в порядке.
— В каких районах ей приходилось работать чаще всего?
— Во всех. В парке Экстенсьон. В Сен-Анри. В Маленькой Бургундии.
— Как долго ваша жена сотрудничала с министерством?
— Лет шесть или семь. До того она работала в больнице.
— Ей нравилось ее занятие?
— О да. Очень нравилось.
Его голос слегка дрогнул.
— У нее был свободный график?
— Она работала постоянно. По утрам. По вечерам. В выходные. То там, то тут все время возникали какие-то проблемы. Франсин помогала их устранять.
Его челюсти на мгновение сжались.
— У вас не возникало разногласий, связанных с ее работой?
Он помолчал.
— Мне хотелось проводить с ней больше времени. Я мечтал, чтобы она вернулась в больницу.
— А вы чем занимаетесь, мсье Моризет-Шанпу?
— Я инженер-строитель. Только в наши дни практически никто ничего не строит. — Губы мужчины тронула грустная улыбка, и он немного склонил голову набок. — Меня сократили.
— Простите. Вам известно, куда ваша жена намеревалась ехать в тот день, когда ее убили?
Он покачал головой:
— На той неделе мы с ней практически не виделись. В одном из заведений случился пожар. Она пропадала там днем и ночью. Возможно, и в то проклятое утро собиралась поехать туда же. Или в какое-то другое место. Не знаю. Франсин никогда не вела никаких журналов, не составляла списков. Ничего подобного не нашли ни в ее офисе, ни здесь. Накануне она сказала, что должна съездить в парикмахерскую. — Он посмотрел на меня взглядом страдальца. — Вы не представляете себе, как больно это сознавать: я не знаю, чем моя жена намеревалась заняться в день ее убийства.
Нашему разговору аккомпанировал едва слышный шум из аквариумов.
— Она не рассказывала вам в тот период чего-нибудь странного? Например, что кто-то звонит ей и молчит в трубку? — Мне представилась Гэбби. — Или о какой-нибудь неприятной встрече на улице?
Он покачал головой.
— А рассказала бы, если бы подобное с ней произошло?
— Наверное, да. Но в те дни на разговоры нам не хватало времени.
— Это случилось в январе. Было холодно. Все двери и окна в эту пору обычно закрыты. Ваша жена всегда запирала их на замок?
— Да. Ей вообще не нравился наш дом. Переехать сюда уговорил ее я. Некоторые из наших соседей — личности весьма сомнительные. Это всегда ее раздражало. По рабочим делам ей нередко приходилось ездить в неспокойные районы. Она мечтала, вернувшись домой, чувствовать себя защищенной, как жители многоэтажек с мощной сигнализацией и охраной. Ей нравился здешний простор и двор, но она хотела покоя, хотела ощущать себя «неприкосновенной». «Неприкосновенной» — это ее выражение. Вы понимаете?
Я понимала его лучше, чем он мог себе представить.
— Когда вы видели свою жену в последний раз, мсье Моризет-Шанпу?
Он с шумом втянул в себя воздух и выдохнул:
— Ее убили в четверг утром. Накануне вечером она работала допоздна из-за того пожара, поэтому я, не дождавшись ее, лег спать.
Он опустил голову и вновь уставился в паркет. На щеках проступили красные пятна.
— Я проснулся, когда она вернулась, но не захотел слушать, как прошел ее день. — Его грудь тяжело поднялась и порывисто опустилась. — На следующее утро я встал рано и уехал, не сказав Франсин даже «до свидания».
Некоторое время мы оба молчали.
— Вот какую страшную ошибку я допустил. Ее уже не исправишь. — Он поднял голову и медленно перевел взгляд на бирюзу воды в аквариуме. — Из-за моего недовольства ее работой мы отдалились друг от друга. Мне суждено носить на сердце этот груз до конца своих дней.
