смог найти запись, на которой видно, что Груздев входит в комнату вашего отца. Показав ее вам, он сделал копию и отослал ее по почте своему брату. Вы верно не знаете, как у нас работает почта, так что посылка дошла до брата только недавно. Но все-таки дошла.
А тогда Груздев уверился в удачном исходе и поручил Виктору вторую операцию: Виктор заминировал машину вашей подруги Гели. Операция сорвалась, Геля сама погибла вместо вас. Надо сказать, что она не была вполне невинной жертвой: она за довольно небольшие деньги согласилась отвезти вас в тот бар. Разумеется, она не знала, чем все это должно кончиться.
Когда эта попытка закончилась неудачей, Груздев сделал еще одну. На этот раз он сам разрушил балюстраду на балконе рядом с вашей комнатой, надеясь, что вы облокотитесь на нее и упадете в море. Камеру, разумеется, испортил Виктор, о чем и сообщил следствию.
Но и это покушение не увенчалось успехом: вместо вас погибла Полина Красногорова. Но тут у Груздева нашелся неожиданный союзник: Олег, всегда тайно ненавидевший вас, после смерти матери слетел с тормозов и согласился выполнить за Груздева грязную работу. Кроме того, ему тоже срочно были нужны деньги.
Но и тут судьба сохранила вас: Олега по дороге перехватили люди его кредитора. С тех пор, кстати, его никто больше не видел… ну, дальнейшие события вы знаете лучше меня.
– Да уж… – кивнула Галина. – Но я чувствую, что вы хотите мне еще что-то сказать.
– К сожалению, да, – вздохнул адвокат. – Как я уже говорил, когда Груздев проиграл на бирже взятые в банке деньги, он занял еще денег под залог акций банка. Причем занял их у Николая Фортинского…
– Фортинский? – переспросила Галина. – Это же давний деловой партнер отца!
– Да, деловой партнер – но в то же время конкурент и жесткий, безжалостный бизнесмен. Сначала он дал в долг Груздеву, чтобы прибрать его к рукам, а теперь он предъявляет эти долги к взысканию. И срок их приближается…
– Но мы, наверное, сможем выплатить эти долги… – неуверенно проговорила Галина. – Ведь у банка есть средства…
– К сожалению, это не так. – Стейниц покачал головой. – Долг очень большой, несколько миллионов долларов. А вы лучше меня знаете, что состояние дел сейчас не самое благоприятное. Если бы не этот долг – банк мог бы остаться на плаву, даже приносил бы прибыль. Но этот долг… в сегодняшнем состоянии вернуть его невозможно.
– И что же будет?
– Боюсь, что Фортинский в счет долга отнимет у вас и банк, и остальные ликвидные активы.
– То есть я останусь нищей?
– Ну, может быть, не совсем нищей, но не слишком обеспеченной женщиной. Даже дом вам придется продать. Кстати, – спохватился адвокат, – а как Елена Павловна?
– Плохо, – вздохнула Галина. – Я отправила ее в швейцарскую клинику, боюсь, ей придется провести там долгое время. В свете того, что вы мне сейчас рассказали, хорошо то, что отец завещал ей некоторую сумму, помещенную в независимый фонд, и этой суммы должно хватить на лечение и пребывание в клинике. И для меня отец открыл счет в швейцарском банке, когда отправлял на учебу. Так что мама ни в чем не будет нуждаться…
– Что ж, остается радоваться таким вещам…
Проводив Стейница, Галина долго сидела в той же комнате и думала.
Не зря ее томили нехорошие предчувствия. Хотя Груздев и не смог убить ее, он сумел-таки лишить ее всего. Самое главное – она потеряет банк, дело жизни отца…
Отец, отец! Он так верил в нее, надеялся, что она продолжит его дело, – но ей не удалось удержать его в руках…
Как же так? Ведь он всегда был таким дальновидным, таким предусмотрительным… неужели он не предвидел такой поворот событий? Что он писал в своем последнем письме? Он писал, что не сомневается в ней, верит, что она сделает все как надо…
Что он еще там писал?
Галина почувствовала, что должна перечитать отцовское письмо.
Она поднялась в свою комнату, выдвинула ящик стола, достала письмо…
Галчонок, раз ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет… – Она быстро проглядела первые строки. – …Ты сможешь все преодолеть, сделаешь то, что должна. Если возникнут серьезные проблемы – тебе поможет наш однофамилец, тот, который говорил по-турецки…
Что это значит? Какой однофамилец? Кто из ее знакомых говорил по-турецки? Проблемы возникли, причем очень и очень серьезные, и помочь ей некому. Совет-то ей даст Альберт Францевич, а вот чтобы прижаться к чьей-нибудь широкой груди и выплакаться, и чтобы кто-нибудь по головке погладил и сказал, что все будет хорошо… нет, похоже, этого не будет у нее никогда.
Галина ходила по комнате, повторяя текст письма и пытаясь понять, что хотел сказать ей отец. В голову ничего толкового не приходило, и в конце концов она решила пойти в отцовский кабинет – может быть, сама его обстановка даст ей какую-нибудь подсказку, подтолкнет к разгадке этого письма.
Она не заходила в кабинет отца с самого приезда – просто боялась, что не выдержит, сломается.
Кабинет был открыт. Должно быть, Анфиса время от времени прибирала в нем – во всяком случае, здесь не было ни беспорядка, ни толстого слоя пыли.
Галина обошла до боли знакомую комнату, где прежде бывала очень часто.
Вот старинные географические карты, которые многие годы коллекционировал отец, – пожелтевшие гравюры в старых, поеденных жучком рамках. В детстве Галина спрашивала отца, отчего он не закажет для этих карт новые рамы, но он отшучивался, говорил, что древоточцы, которые живут в старых рамах, – его давние знакомые и он не хочет лишать их жилья. На самом деле, когда Галина подросла, она поняла, что отец ценит само неповторимое ощущение старины и подлинности, которое создавали эти старые рамы.
Она обошла кабинет по кругу и медленно, с опаской подошла к отцовскому столу. Здесь сильнее всего чувствовалось его незримое присутствие: на видном месте стоял его ноутбук, рядом – обычный блокнот в синем переплете, красивая перьевая ручка.
Тут же, в самом центре стола, стояла Галина детская фотография.
Девочка с двумя криво торчащими хвостиками улыбалась, прижимая к себе большого игрушечного матерчатого крокодила.
И тут Галя застыла, как громом пораженная.
Она вспомнила, как отец перед сном читал ей сказку Чуковского «Крокодил».
Жил да был Крокодил,
Он по улицам ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил…
Так вот о ком говорит отец в своем письме! Вот о каком однофамильце! Ведь Галя в детстве действительно называла этого крокодила «Крокодил Басманов»!
