Не торговлей, не войной возвышалась Русь, а смиренностью к монголам и жестокостью к русским. Это вполне устраивало греков, метивших на место монголов на Руси… Московское княжество росло быстро, прибавляясь землями соседей. Ничто не останавливало его. Сборщики дани вели себя, как прислуга на кухне в отсутствие хозяев. Роскошь и распутство поражали приезжих. Город жил, питаясь «трупом общества», как точно выразился маркиз де Кюстин. Русские перехитрили монголов («стояние на Угре», 1480 год) — перестали отдавать им собранную дань.
Англичанин Климент Адамс, посетивший Русь в 1553 году, был ослеплен великолепием княжеских палат: «Посредине палаты стоял невысокий стол… Тут было множество драгоценных вещей, ваз, кубков, большей частию из самого лучшего золота…»
Блеск, правда, смущал тех, кто видел, как по соседству с Москвой умирали от голода и нищеты другие русские княжества. Иным князьям не оставляли средств даже на приобретение одежды, а народ ходил «из одной в деревни в другую за угольком»… Это тоже не ускользнуло от острых глаз иностранцев.
Прежде только часть собранной дани Москва передавала Орде. Что-то причиталось ей за работу, что-то просто уворовывалось, а что-то бралось с населения сверх меры. Деньги в городе были. Теперь вся дань с Руси оседала в кремлевских подвалах… Это заставило подумать о защите Кремля. О собственной армии!
Выплачивая дань, Московское княжество раньше покупало себе защиту. Как ни унизительна была эта процедура, а она — плата за охрану границ. Например, Александр Невский не победил бы на льду озера. Пешие русские ополченцы (не армия!) побежали под улюлюканье «псов-рыцарей». Концовка сражения 5 апреля 1242 года осталась за конницей, степняки не дали врагам Руси ни малейших шансов.
И почему бы не признать, что бек Александр (1221–1263) тюрк по духу, Великая Степь — его настоящая родина, он служил монгольскому хану, был баскаком, представляя интересы Орды в Новгороде, во Владимире![69] В российской истории есть два князя Александра — один реальный бек, но очень далекий от Руси человек (он не называл себя «Невским»), а другой — мифический герой. Он и есть «невская» сказка.
В начале XIV века монголы потребовали, чтобы русские отдавали им дань серебром. Но серебра на Руси не добывали. Пришлось изыскивать за границей. Так стали приобщать Москву к международной торговле. Московская Русь знала прежде только ярмарки — не торговлю, а обмен товаров.[70]
В столице Золотой Орды, Сарае-Берке, русские основали большую торговую колонию и повели торги под монгольской защитой. Свидетельством тому, насколько русская торговля обязана кипчакам, служит перечень слов, относящихся к торговле, финансам, товару, его хранению и транспортировке. Все купеческое дело идет от тюркского корня!
Русских «торговых» слов просто не было. Сказанное видно даже в записках Афанасия Никитина. Конечно, он был не первым русским купцом, увидевшим заморские страны, но он первым написал о них. Видимо, до него купцы были малограмотными. В его записках тюркские слова стоят рядом с русскими. Но академическая Россия упрямо отвергает и это очевидное, называя двуязычие «макароническим языком». Мол, «тюркский жаргон служил разговорным в купеческой среде…» Даже явное подается с лукавством.
Но вот отрывок из текста Афанасия Никитина: в Индee же как «пачекътуръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атрьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь». На каком языке текст? Где здесь тюркский жаргон и русский разговорный язык?
А вот перевод: в Индии же как «малостоящее и дешевое считаются женки: хочешь знакомства с женкою — два шетеля; хочешь за ничто бросить деньги, дай шесть шетелей. Таков у них обычай. Рабы и рабыни дешевы: четыре фуны — хороша, пять фун — хороша и черна…»
В записках Афанасия Никитина тюркские и русские слова стоят рядом, они как правая и левая рука одного человека. Потому что рядом жили два народа, двуязычие было нормой в общении ученика и учителя.
Можно взять другие примеры. Везде одно: примеры взаимодействия кипчаков с московитами. Скажем, слово «казна» — прямое заимствование, деньги и таможня происходят от слова «тамга», обозначающего казенную печать, ставившуюся на товарах в знак уплаты пошлины. Червонец — от «ширвана» (золотая монета). Товар — означает «скот» или «имущество». Товарищ — «деловой партнер», «помощник». Пай, чемодан, сундук, торба… То же можно сказать о словах, относящихся к одежде купца-путешественника, — карман, штаны, шапка, колпак, кафтан, сапог, каблук и десяток других. То же о словах, относящихся к транспорту и связи того времени: ямщик, яма (почта), телега, бричка, избушка, тарантас. Даже слово «книга» — и оно заимствовано в пору, когда дремавшая Русь, сняв лапти, вышла на международный простор.
Вот что получили русские от «татаро-монгольского ига». И цветущую Москву в придачу!
Действительно, было ли «татаро-монгольское иго» на Руси? И каковым оно было? Неужели таким тяжелым и безысходным, как написано в российских учебниках истории?..
Говоря о том сложном периоде, не следует упускать из виду и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство — Москва выступала агентом Орды в среде северных княжеств. Вот что писали о ее нравах западные соседи: «Народ этот (московиты) хитрый и вероломный, неискренний и непостоянный; возвратившись в свое отечество и сделавшись там вождями (нашими), они с большой дерзостью опустошали наши области». Но у Руси были основания так вести себя: за ней стояли монголы, вселявшие уверенность. Московитам надо было показывать себя. И они показывали.
Отсюда — от ордынской поддержки! — и все успехи: захолустный городишко Владимирского княжества превратился в важный, бурно растущий город Монгольской империи. Аппарат управления в нем полностью повторял тот, что был у монголов. Собственно, он и строился по их образцу, с их участием… Ордынские традиции пустили здесь корни на века. Город задумывался для сбора дани, для подавления соседних народов.
Москве, чтобы управлять, подавлять, собирать, отнимать, забирать, требовались новые люди — чиновники. Их место занимали дворяне — люди служивые, знающие, верткие, большей частью переманенные из Орды.
В москали, точнее, в московскую бюрократию привлекали не заработки, а неограниченные возможности личной власти. Не сохой, не шашкой добывали они себе пропитание, а воруя, собирая взятки. Бюрократия — это устойчивейшее явление жизни России, пережившее всех и вся. Она наднациональна, внеполитична и тем вечна!
При каждой смене правителей москальство торжественно присягало: не покушаться на жизнь царя, «иного никого на Московское государство не хотеть видеть», не сноситься, не изменять, пресекать, доносить… И многое иное, остораживающее, включал негласный ритуал, застывший в формулах российского верноподданничества.
Оно ведет свое оформившееся начало с XVI века. При Алексее Михайловиче достигло зенита, а при Петре — отшлифованного совершенства, которое в дальнейшем не менялось: служилый люд России сменялся, но не менялись его привычки.
Русского бюрократа никто и никогда не учил делу дурному или скверному, до всего он доходил сам, демонстрируя блестящую самоорганизацию. Любое начинание исказит так, что добро станет злом, но злом — приносящим выгоду москалю. И в этом тоже вечность москальства. Формально оно — профессия по производству указов и повелений, которые, как волны в море, достигают самых далеких уголков страны и накрывают их рукой Кремля.
Держатели власти службу всегда ценили выше, чем национально-сословную принадлежность служащего. «История России — это история дворянства», — скажут о той эпохе историки… Словом, в Москву потянулись тюрки — иных приглашали, а которые приходили сами.
«Хитрый этот человек, — написано об Иване Грозном в трактате „О нравах татар, литовцев и московитян“, — назначал награду возвращающимся перебежчикам, даже пустым и бесполезным: рабу — свободу, простолюдину — дворянство, должнику — прощение долгов, злодею — отпущение вины». Лишь бы служили престолу… Но службой то, что делали перебежчики, все-таки назвать трудно: они не получали жалованья за свои старания! Какая же это служба?
Сперва им важно было угодить князю — научиться прислуживать, сносить любые оскорбления. «И если они сделают все по его желанию, то награждаются не деньгами, а местами начальников…» Фантастическая хитрость! Нет предела творениям «конторского человека». На одну должность сажали сразу двух претендентов: один должен был вытеснить другого усердием и доносами. А случись тяжба, ее решали на кулачном поединке. Существовало кулачное право. За место в Москве дрались. Проигравший платил штраф в казну… Нет, нормальный человек такого не придумал бы, только москаль.
