Головокружительные перепады! Но это и есть история России, где все непредсказуемо.
Очень выразительны на сей счет наблюдения Юрия Тынянова в его «Ганнибалах», где он рассказывает о потомках хана Радши, известных на Руси под фамилией Пушкины. Оказывается, не только татары становились «славянами», но и западноевропейцы. Например, немец Гундрет-Маркт стал Марковым, Пагенкампф — Поганковым, чех Гаррах — Гороховым, итальянец Баско — Басковым, датчанин Кос фон Дален — русским Козодавлевым. «Туманное великорусское дворянское государство принимало и изгоняло людей, — пишет Тынянов, — рылось в бумагах, шелестело грамотами, верными и поддельными, блюло местничество, шарило в постелях. Потому что нужна была родословная, а в родословной самое легкое — первые страницы, потом идет труднее». Первые страницы — те, что бесспорные — читались по-тюркски. Удачливым удавалось подделывать «родословные», обычно из прусских или иных далеких архивов, проверить которые было невозможно. Кто есть кто на Руси, сказать трудно. А понять что-нибудь вообще невозможно.
О чем говорить, если даже родословная русских царей Романовых начинается все-таки от тюрка. Широкие царские лица, скуластость, цвет глаз, пропорции тела убеждают в их тюркском происхождении не хуже любых документов. Собственно, внешность и есть лучший из «документов» человека. А главное, что заставляет поверить в бесспорно тюркское прошлое Романовых, — ненависть, с которой они относились ко всему тюркскому… Она самое надежное доказательство.
В России не менее половины (!) русских — генетические тюрки. Действительно, «в Россию надо просто верить».
В XVIII веке правители России скроили нынешнюю этнографическую карту, скроили по-своему, как хотели: целые губернии записали в славянство. Так Россия и стала такой, о которой кипчак из тухума (рода) Турген сказал: «На тысячи верст кругом Россия».
Тогда, в XVIII веке — всего-то двести лет назад! — жители Тамбовской, Тульской, Орловской, Рязанской, Брянской, Воронежской, Саратовской и других областей назывались «татарами»… Это же бывшее население Золотой Орды! Они же — половцы. Они же — кипчаки… Разве не любопытно, что старинные кладбища в Рязани, Орле или Туле поныне называются татарскими.[75]
Русские кладбища появились здесь только в XVIII веке вместе с русскими поселениями. А с ними же пришли и «этнические недоразумения».
Меняли лицо Дешт-и-Кипчака изощренно, не всегда и заметно. Скажем, в XIX веке приступили к повсеместному распахиванию степи.[76] Кипчаков лишили пастбищ, нарушили им уклад жизни, земля из общинной собственности перешла в частную к новым русским, которые обустраивали ее на новый, «земледельческий» манер… Иначе, у них имение отбиралось.
Был в ходу и другой прием. Он виден из истории Башкортостана — там земледельческому переделу предшествовали военные действия. Начинались они весной, велась тактика «выжженной земли» — сжигали деревни. Два века район за районом, село за селом отбирали у вольного степного народа.
Много полководцев отличились в этой тихой «войне»: кипчаков загоняли в рудники, определяли рабами на заводы. До сих пор помнят башкиры Александра Васильевича Суворова… Да воздаст ему Аллах добром, им заслуженным.
Американский профессор А. Доннели выпустил грустную книгу «Завоевание Башкирии Россией 1552–1740 годов», где приведены убийственные факты… Российские же историки писали все больше о добровольном вхождении Башкирии в состав России. А о знаменитых башкирских восстаниях упоминали вскользь.
Распахивая земли Дешт-и-Кипчака, «распахивали» памятники древней степной культуры — курганы, кладбища, каменные статуи, остатки поселений. Не сразу, конечно, не вдруг. Однако настало время, когда их не осталось — исчезли бесследно. И уже ничто не говорит о самобытности степного народа.
В городе Орле, например, на месте старинного кипчакского кладбища, могилы которого сровняли бульдозером, построен завод. Кто докажет теперь, что там было кладбище? Молва пока жива, но молва не доказательство.
5 мая 1997 года Президент России издал Указ, его не афишировали в прессе. Там — на две газетные страницы! — список «памятников истории и культуры, исключаемых из числа памятников истории и культуры федерального (общероссийского) и местного значения». Их государство обрекло практически на уничтожение. Тюркских памятников в списке больше, чем достаточно! А чтобы это не бросалось в глаза, их поместили рядом с домами-музеями революционных деятелей.
Курганы и курганные группы, поселения, кладбища, городища и стоянки — пусть все исчезнет. А с ними исчезнут и надежды уснувшего народа.
…Жемчужиной в книге В. Г. Тизенгаузена сияет очерк Ибн Баттуты, которого европейцы называли «аравийским Марко Поло». Этот стоглазый араб, искусный наблюдатель жизни, (а если откровенно) талантливый разведчик совершил в 1335 году путешествие по Орде и оставил потомкам «Подарок наблюдателям по части стран и чудес путешествий». Блестящее произведение путевого жанра! Настоящее досье.
Если Марко Поло в 1298 году познакомил Европу с «Книгой», в которой рассказал о степном Востоке, то Ибн Баттута сделал это для арабских стран. Они — два великих свидетеля Дешт-и-Кипчака. Ни о какой политике, пристрастии и тем более неискренности они не помышляли: записывали то, что видели. Обычаи, обряды, быт.
Ибн Баттута написал так: «Местность эта, в которой мы остановились, принадлежит к степи, известной под именем Дешт-и-Кипчак». Великодушный араб сохранил название страны, которой по русским «историям» не было. Он сохранил имя «исчезнувшего» народа.
«Дешт-и-Кипчак была страна, которая простиралась в длину на восемь месяцев пути, а в ширину на шесть месяцев, — продолжал Ибн Баттута. — Аллаху это лучше известно!» Многое увидел бы путешественник за эти восемь месяцев пути — целый мир. Дунай, Днестр, Днепр, Дон, Итиль, Яик, Иртыш, Обь, Енисей и Лена протекли через страну кипчаков, которая в России неведома.
Ибн Баттута и Марко Поло показали, что никакого Дикого поля к югу от Москвы не было. А была страна, над историей которой сгустился туман. Страна очень самобытная.
Вот, например, фраза Ибн Баттуты: «Я увидел церковь, направился к ней, застал в ней монаха, и на одной из стен церкви увидел изображение мужчины арабского, в чалме, опоясанного мечом и с копьем в руке. Перед ним горела лампада. Я спросил монаха: „Что это за изображение?“ Он ответил: „Это изображение пророка Али“, — и я удивился его ответу…» Неплохая иллюстрация веротерпимости и мудрости кипчаков, этих незлобных детей Великой Степи.
Они вопреки всему на свете и в V веке, и в XII, и в XVI упорно продолжали жить «со своим уставом» в чужом европейском монастыре — древние степные адаты были для народа превыше всего… Степняки будто и не замечали враждебности окружающего мира, не понимали своей неприспособленности к нему. Поразительно. Их численность уменьшалась, их земли таяли, как снег весной, а они не замечали этого. Жизнь ничему не учила этих упрямых приверженцев степной культуры, гордящихся самими собой.
Да умели ли они вообще отличать врага от друга? Черное от белого? Этот вопрос далеко не лишний в истории кипчаков… Особенно когда речь заходит об их отношениях с Москвой. Всё как в тумане! Как с повязкой на глазах. Лишь через призму веков видно, как та по примеру Запада искусно разлагала Степь, ее последние островки — и ей это сходило с рук. Степняки ничего не замечали.
Возможно, сказывалось, что московскую политику все-таки вели переселенцы из Великой Степи, ставшие новыми русскими. Возможно, причина в другом… Но в 1570 году Иван Грозный подбил Сарык-Азмана (атамана небольшого донского юрта) на то, чтобы тот грабил польские и ногайские караваны. И атаман за деньги начал грабить. Дон тогда отчаянно бедствовал… Так неправедным делом и сманили казаков. Стали их приручать кнутом да пряником. «Пряники» выдавали через Сарык-Азмана, а кнут — через ногайских ханов.
Москва прикармливала донских кипчаков щедрыми подачками, точно как в свое время поступали римляне и греки с воинами Аттилы (с тюрками-федератами). История повторилась вновь. Все было до обидного просто и дешево, но политика велась с очень дальним прицелом: и вновь кипчаки были нужны в качестве «пушечного мяса».
Иван Грозный, покорив Казань и Астрахань, пошел на Кавказ: у Москвы тогда зародились серьезные планы на мировое господство, и повод для этого был подходящий. Военные успехи кружили ей голову и это, конечно, заметили в Европе. Рим обеспокоила неуправляемость Ивана Грозного, готового к самостоятельным действиям.
Тревога усилилась, когда русские войска повернули на Кавказ, который тогда назывался Прикаспийской (!) провинцией римской католической Церкви. Стало очевидным: цели Москвы в кавказских походах выходили за границы Великой Степи.
