Таким образом, как показала практика, принадлежность к украинской идентичности не только не удовлетворяет материальные потребности человека, но и значительно их ухудшает. В действительной реальности, а не в пространстве политической пропаганды, быть «украинцем» означает быть нищим. Иначе говоря, за почти четверть века существования независимой Украины украинская идентичность в сознании людей стала устойчиво отождествляться с бедностью. И теперь любой индивид с украинской идентичностью на вопрос «а почему ты нищий?» может смело ответить: «а потому что я — “ украинец”».
В связи с тем что причастность к украинской идентичности не позволяет удовлетворять физические потребности индивидов, украинская пропаганда в большей степени начала смещать свои акценты в сторону психологического удовлетворения. В постмайданные периоды людям с украинской идентичностью активно предлагают гордиться украинскими «победами» и «достижениями» в различных сферах жизни, от культуры до политики. Однако при этом украинская пропаганда не обращается к конкретным фактам, не конкретизирует эти «победы» и «достижения», которыми должны гордиться «украинцы». И данный феномен легко объясним — о конкретных «победах» и «достижениях» украинская пропаганда молчит, потому что их нет.
В сфере культуры ситуация на Украине не менее катастрофическая, чем в сфере экономики. По сути «украинской культуры» как не было, так и нет. Современная Украина — это пространство столкновения русской и западной культур. Практически все, что потребляют украинские граждане в культурном плане (от кинематографа и литературы до моды и музыки), является либо русского, либо западного происхождения. А то, что создают «украинцы» для «украинцев» в этой сфере, даже на Украине по своему масштабу не выходит за рамки статистической погрешности, а по своей ценности за границы абсолютного нуля.
Факты свидетельствуют о том, что украинская идентичность в сфере культуры настолько же бесплодна, насколько она бесплодна и в сфере экономики.
Особой гордостью украинства является украинский язык. И действительно, причастность индивида к украинской идентичности позволяет ему в полной мере удовлетворять свою потребность в знании и использовании «мовы». Однако и тут не обошлось без проблем. В отличие от виртуальной реальности украинской пропаганды, рассказывающей о непреодолимом желании «украинцев» писать, читать, говорить и думать «украйинською», в действительной реальности подавляющая часть индивидов с украинской идентичностью не имеет потребности в знании и использовании украинского языка. Именно поэтому за двадцать с лишним лет «нэзалэжности» «мова» так и не смогла вытеснить и задавить русский язык, несмотря на последовательные дискриминационные меры Украинского государства по отношению к нему.
Наиболее ярко об этом свидетельствуют печатные издания Украины, которые вопреки идеологическим установкам издаются на русском языке из‑за того, что именно он в большинстве своем востребован населением. Поэтому газеты, журналы и книги на русском языке занимают на украинском рынке от 80 до 90 %. Спрос рождает предложение. Производить печатную продукцию в Украине на «мове» — убыточно. Украиноязычный сегмент украинского рынка печатной продукции крайне невелик и в долгосрочной перспективе стремится к нулю.
Аналогичная ситуация сложилась на украинском радио и телевидении. Там, где нет государственного принуждения, где отсутствуют обязательные языковые квоты, радиостанции и телеканалы предпочитают русский язык. Этого требуют коммерческие рейтинги, а значит, потребности аудитории. В частности, непосредственно о тотальном доминировании русского языка в сфере кинематографической продукции свидетельствует языковой характер ее «пиратского рынка» на Украине. Тот, кто покупает нелицензионные диски с фильмами, не мог не обратить внимание на то, что все они исключительно на русском языке. Это говорит о том, что там, где нет государственного принуждения, во имя идеологических установок, нет и украиноязычной продукции.
Об исключительной значимости русского языка для населения Украины (и в том числе для индивидов с украинской идентичностью) свидетельствуют и социологические исследования.
Так, например, в августе 2008 года данный факт подтвердили американские эксперты из Института Гэллапа (Gallup, Inc) — одного из наиболее авторитетных исследовательских институтов как в США, так и в мире. Группа его специалистов провела исследование, проливающее свет на масштабы употребления в повседневной жизни русского языка населением республик бывшего СССР. Полученные результаты были опубликованы в официальном издании института[146].
Чтобы обойти жесткие, принудительные психологические установки украинской идентичности и разобраться в том, какой язык в действительности предпочитают жители бывших республик Советского Союза, американцы не стали задавать опрашиваемым вопрос в лоб о том, «какой язык для вас является родным», а просто предложили им самостоятельно выбрать язык интервьюирования. И оказалось, что 83 % «украинцев» предпочитают русский. То есть для 83 % жителей Украины русский язык является родным языком общения. Более высокий показатель дали лишь «нерусские» белорусы.
То есть, по данным американских исследователей, подавляющее большинство украинского населения думает и говорит по‑русски (что, собственно, и является признаком родного языка). И это при том, что все годы существования проекта «Ukraina» украинское государство титаническими усилиями тотально насаждало на Украине «ридну мову», убеждая новообращенных в украинство не только признавать украинский язык в качестве своего родного (ради личного соответствия идеологическим установкам государства), но думать и говорить на нем.
Из вышеизложенных фактов не сложно понять, что потребности в использовании «мовы», которую удовлетворяет украинская идентичность, у подавляющего большинства населения Украины нет.
Таким образом, сам собой напрашивается вывод о том, что причастность индивида к украинской идентичности ни его материальные, ни его культурные потребности не удовлетворяет.
Фактически украинской идентичности не на что опереться в реальности. От русского языка и культуры, естественно присущих подавляющему большинству жителей нынешней Украины, украинство отказалось как от чужого, но предложить нечто полноценное взамен не смогло. В итоге произошло болезненное расщепление сознания: на русский язык, культуру и ментальность граждан Украины была наложена украинская идентичность, их яростно отрицающая. И данное фундаментальное противоречие, ставящее под вопрос существование украинской идентичности, невозможно устранить никаким принуждением и никакой пропагандой. Даже самой интенсивной, длительной и изощренной. Без опоры на реальность, действительность любая идентичность обречена на гибель.
Аналогичная история произошла и в материальной сфере. Разорвав финансово‑экономическую связь с Россией, экономика Украины стала умирать, с каждым годом ускоряя свое движение к катастрофе. Все разговоры об евроинтеграции, якобы способной компенсировать разрыв отношений с Россией, остались лишь разговорами. Это не секрет, что форматы и стандарты украинской и европейской экономик несовместимы. Между ними — громадная дистанция в развитии. И это фундаментальное внутреннее противоречие украинско‑европейских отношений устранить невозможно. Именно поэтому на данный момент Украинское государство — банкрот, а в украинской экономике начались необратимые процессы разрушения.
Точно так же украинская идентичность не удовлетворяет и базовые психологические потребности индивида в причастности к общности с высоким групповым статусом, в ощущении социальной стабильности и личной защищенности, а также в уверенности в своем будущем.
Любой человек хочет чувствовать себя сильным. Именно поэтому он стремится себя идентифицировать с чем‑то большим и могущественным. Как правило, таким большим и могущественным для него выступает та или иная социальная группа. Однако причастность к украинской идентичности не способна дать индивиду ощущение силы. Украина — государство‑лузер, а украинская идентичность — сообщество с низким групповым статусом. Как в Европе, так и в России приехавший туда «украинец» — человек «третьего сорта», способный выполнять лишь простую, тяжелую и грязную физическую работу. Ничего, кроме презрения, украинская идентичность за пределами Украины не вызывает. Кроме того, сильнейший удар по статусу украинской идентичности оказала потеря в 2014 году Крыма и поражение в войне за Донбасс. Теперь «украинец» ассоциируется не только с нищетой, но и беспомощностью.
Все это, в свою очередь, ведет к неспособности украинской идентичности создать даже иллюзию групповой защищенности. Быть «украинцем» теперь невыгодно, позорно и опасно. В глазах обывателя украинская идентичность постепенно превращается в причину разнообразных бед и невзгод.
