наполненную толпой комнату к укромному столику в уголке. Тобиас стоит у его края, его челюсть сжата, он неотрывно смотрит мне в глаза.
Престон выдвигает стул передо мной, и, как только я сажусь, Тобиас также занимает свое место.
— Реджинальд, — начинает он, поднимая меню, — это Элла Тейлор.
Мужчина поднимает на меня взгляд и улыбается.
— Приятно познакомиться, мисс Тейлор, — он протягивает руку в приветствии, и я тянусь через стол, чтобы пожать ее. — Вы бизнес-партнер Тобиаса?
— Она консультант, — самодовольно отвечает Тобиас.
— Ох, правда?
— Да, — смеется Тобиас. — Мне даже почти хочется назвать ее своим моральным компасом, — одна из его бровей приподнимается, и он подносит стакан с водой к губам. Я ерзаю в кресле, а Тобиас следит за каждым моим движением, как лев, затаившийся в густых зарослях, готовый наброситься на раненную газель. Мне интересно, заметил ли кто-то, как он смотрит на меня, пристально изучая малейший жест?
— Она отлично справляется, — подтверждает Престон.
Мое сердцебиение ускоряется, и я даже не уверена почему. У меня во рту внезапно пересыхает, и я тянусь к стакану, делая глоток холодной воды.
— Да, но, — говорит Реджинальд, — нам всем бы не помешал моральный компас в таком беспощадном мире, не правда ли?
Все мужчины за столом засмеялись, и я начинаю чувствовать себя здесь совершенно не к месту, словно за пределами этой занимательной шутки. Выдавив улыбку, я перевожу взгляд на Реджинальда. Он средних лет, с седеющими волосами, сильной челюстью и уставшими голубыми глазами. Его костюм идеален и выглядит очень дорого. Когда он обхватывает стакан с водой, на его запястье под галогенной ресторанной лампой блестят часы «Ролекс». Внешне он похож на того, кто мог быть таким же высшим созданием, как Тобиас и Престон, но ему не хватает какого-то определенного штриха. Определенной темноты, которая, кажется, поглотила этих двоих. Этот мужчина не игрок, нет, этот мужчина лишь часть игры и совершенно об этом не знает.
Весь ужин я сижу словно в оцепенении, без энтузиазма ковыряясь в еде и наблюдая за разговорами мужчин. Я вижу, как Тобиас изучает его словно какой-то экземпляр под микроскопом. Мне хорошо известно, что Престон прислушивался к каждому слову, переиначивая их, чтобы те соответствовали каким бы то ни было безумным вещам, которые они хотят. На протяжении ланча Тобиас и Престон обмениваются взглядами, безмолвно ведя диалог друг с другом, и с каждой следующей секундой я все сильнее волнуюсь о том, в чем же будет заключаться сегодняшняя игра. И, милый Реджинальд, какую же роль тебе сегодня предстоит сыграть?
К нам подходит официант, чтобы убрать со стола, и я, наконец, прихожу в себя, выныривая из дымки вопросов «если и почему», постоянно крутящихся в голове.
— Ты едва прикоснулась к еде, — замечает Тобиас, взглянув на мою тарелку.
— Я не очень голодна.
Он кивает, и рука Престона опускается ко мне на колено под столом.
— Не переживай, Элла. Все не так уж и плохо. Вот увидишь.
Обычно слова Престона успокаивают меня, но эти — «не так уж и плохо», — исходящие от такого мужчины, как Престон, влияют на меня совершенно противоположным образом.
Реджинальд поднимает руку, протягивая ее в мою сторону.
— Было так приятно познакомиться, Элла, — он дарит мне вежливую улыбку, прежде чем повернуться и пожать сперва руку Престона, а затем и Тобиаса. Мужчина уходит, пробираясь сквозь наполненную людьми комнату, прежде чем Тобиас встает и молча направляется к выходу из ресторана.
— Не против прогуляться в парке? — спрашивает Престон, беря меня под локоть.
Глава 4
Элла
Тучи плотно застилают небо, блокируя солнечное тепло. Я медленно иду между Престоном и Тобиасом, и в этот раз именно рука Тобиаса держит мою. Он неспешно курит, пока мы шагаем вдоль дорожки по Центральному парку. Мы подходим к мосту и поднимаемся по нему, направляясь к середине. Остановившись, Тобиас отпускает мою руку и прислоняется к рейке, уставившись в мутную воду. Он делает очередную затяжку. Сладкий запах дыма быстро становится запахом, который поднимает во мне волну желания, как и он. Я желаю его.
— Ты веришь, что люди злые, Элла? — спрашивает он.
Я поднимаю на него взгляд, наблюдая за тем, как густой дым вырывается из его губ, и, опять же, я ничего не могу поделать с собой и начинаю думать о том, что он похож на дьявола, такой же прекрасный и опасный.
— Конечно, — отвечаю я.
Мужчина кивает.
— Что, как ты думаешь, делает их злыми?
Престон прислоняется спиной к перилам, скрещивая лодыжки и наблюдая за мной.
— Думаешь, у них есть выбор?
Я хмурюсь.
— Да, у них есть выбор, и он заключается в принятии решения совершить плохой поступок осознанно, и именно это делает их по-настоящему злыми, — отвечаю я уверено.
— То есть, — смеется Тобиас, — чтобы человек считался злым, он должен осознавать свои злые деяния?
Я хмурюсь, пока он наблюдает за мной.
— Да. Мне так кажется, — я ненавижу это: эти вопросы, это давление, оставаясь в полном незнании, права я или нет.
— Разве значение правильного и неправильного не отличается у каждого человека, Элла? — Престон усмехается.
— Может быть, — мой взгляд скользит по его непослушным светлым волосам, касающихся воротника пиджака.
— Как ты определяешь, что неправильно? — спрашивает Тобиас, бросая окурок в воду.
Я тяжело вздыхаю, испытывая раздражение от этого разговора. Тобиас касается пальцами моей щеки.
— Не расстраивайся, Элла. Это все часть игры.
— Думаю, нормальные люди понимают разницу. Никаких убийств, никакого шантажа, не вести ни о чем не подозревающую девушку к своему другу, чтобы она сделала все, что тот пожелает… — это, конечно, низко с моей стороны, ведь я знаю, что Тобиас остановил Третьего от того, чтобы трахнуть меня, но тот касался меня, делал со мной вещи, которые заставляют чувствовать меня грязно и неправильно. Я понимаю, что надавила слишком сильно, когда Тобиас медленно выгибает бровь, и его взгляд становится жестким, делая глаза похожими на осколки раскаленного нефрита. Престон выдыхает сквозь зубы, и боковым зрением я замечаю, как он делает шаг в сторону от меня. Черт. Пальцы Тобиаса все еще на моей щеке, и его хватка становится сильнее, когда он поворачивает мое лицо к себе. Наклонившись, его губы почти касаются моих, и я могу почувствовать его теплое спокойное дыхание на лице. Прохожему бы показалось, что это всего лишь объятье любимого, но твердость его тела и болезненная хватка на моей челюсти говорят, что это точно не так.
— Неуважение неприемлемо, Элла, — что-то сверкает в его глазах, грозовые тучи надвигаются, угрожая разразиться бурей.
Мой взгляд падает
