При содействии капитана Мухина, пензенского старожила, очень скоро удалось нанять дом в пять комнат с мебелью и полной обстановкой, до посуды включительно, причем хозяйка дома, проводившая лето в имении, объявила, что, как мне угодно, на один ли месяц или на все лето, цена одна – 25 рублей. При доме только не оказалось достаточно большой конюшни, но тут же, напротив, я нанял конюшню в четыре стойла за 10 рублей. На другой же день пригласил на новоселье начальника штаба, дивизионного врача, офицеров штаба и двух прапорщиков запаса, моих ординарцев.
Мы пообедали, поужинали и так проделывали всю войну, вплоть до возвращения в Россию. Полковника Скалона я пригласил и жить со мной.
В течение месяца, проведенного нами в Пензе, город четыре раза нас чествовал хлебом-солью, обильно угощая не только офицеров, но и солдат. Ни разу не было недоразумения с городскими властями, напротив, они во всем охотно шли нам навстречу и старались помочь в чем могли.
Еще считаю долгом сказать несколько слов в защиту прапорщиков запаса. Их тоже было принято огульно считать мало подготовленными к офицерской работе, не любящими военное дело, старающимися отвильнуть от строевой работы и тому подобное.
Мы разом получили 80 прапорщиков запаса. Нельзя же допустить, чтобы к нам попали все исключительно хорошие. Совсем нет, но весь вопрос в том, как взглянуть на дело. Если судить только по тому, насколько они твердо знали строевые уставы при самом призыве, то и к нам попали в большинстве очень слабо подготовленные. Но стоит взглянуть с другой стороны: большой процент из них был с высшим образованием, другие со средним, большое число из них состояло на частной службе, привыкло к большой и ответственной работе. Вот эти качества при них оставались навсегда, возобновление же в памяти уставов и требований военной службы при умелом обращении с ними быстро восстановлялись, и они становились дельными помощниками своих ротных командиров, а впоследствии и сами успешно командовали ротами, были даже начальниками отдельных команд.
Но, повторяю, все это они дают только при умелом, ровном обращении с ними, при настойчивом проведении в жизнь служебных требований. Были и такие, правда единичные, которые пытались вести беседы о вреде войны и на другие, уже и тогда модные темы о свободе, но сразу остановленные и прибранные к рукам, остались в рамке закона, а затем, присмотревшись к работе офицеров, сами примкнули к ним и стали настоящими начальниками и работниками. Только трое из 80 оказались закоренелыми алкоголиками и были по моему представлению исключены из состава армии.
Мои личные сборы в походе были не сложны. Еще в Петербурге я приобрел у Золотова походную кухню, которая умещалась в небольшом сундучке и состояла из плиты и необходимой кухонной посуды, на которой повар часто приготавливал обед на 12 человек. Походный самоварчик на 10 стаканов с таким приспособлением, что его можно было нести за ручку, не обжигая руки, в то время как он наставлялся; фонарь с приспособлением к надеванию на пояс или к седлу и к нему сорок свечей; два кожаных чемодана. В Пензе купил войлочную кошму вместо тюфяка на походную кровать и черную папаху. Проездом, в Казани, купил легкий тарантасик с верхом.
Опасаясь, что моей шестивершковой Наяде будет трудно в горах, я ее выменял у командира 28-го драгунского Вознесенского полка[139] полковника Карташева на его кобылу Аврору, около четырех вершков росту, которая превосходно отслужила мне всю войну, и хотя в Пензе я прикупил еще и киргиза-бегунка, но почти никогда на него не садился.
Упряжных лошадей приобрел так: выйдя однажды вечером походить около дома, я заметил, что один господин проезжает несколько раз мимо меня на сером в яблоках, белая грива, белый хвост, хорошем рысаке вершков трех ростом. Когда он в третий раз проезжал мимо меня, уже шагом, я остановил его и спросил, не продает ли он лошадь?
– Продаю, у меня только нет на нее аттестата, ей семь лет и вы сами видели какой у нее ход.
– А цена?
– 200 рублей.
Это цена была так умеренна, что я, не торгуясь, сейчас же ее приобрел, вызвал кучера Егора, передал ему лошадь и поручил подобрать к ней пристяжку. Егор отлично подобрал и ростом и складом, тоже серую, но светло серую с черной гривой, черным хвостом и заплатил за нее всего 130 рублей – цену, которую платила тогда казна за обозных 1-го разряда. Эта пара прекрасно отслужила всю войну, ход лошадей был так хорош, что когда мы стояли на зимних квартирах и приходилось ездить на станцию Таладжау расстояние в 18 верст, мы проезжали в час с четвертью.
Вообще мне повезло, особенно с людьми, назначенными ко мне. Еще из Одессы со мной прибыл денщик, имеритин Фома Даушвили, который как нянька ходил за мной, заботился чтобы у меня всегда все было, и спать ложился у двери в мое помещение. Кучером был назначен Егор Андрюшин, служивший у помещика, абсолютно трезвый, превосходно управлявший четверкой, тройкой, парой и одиночкой, прекрасно ходивший за лошадьми. Поваром попал тоже служивший у помещика – отличный повар, честный, услужливый, умевший ко всему и всюду приспособиться, часто готовивший нам обед в лютые морозы на открытой ветру, на маленькой походной плите. Но насколько Егор был трезв, настолько Павел неудержно пил; пришлось запретить выдавать ему на руки положенные деньги и то, что я ему назначил от себя. Все его деньги записывалась в книжку, хранились у капитана Мухина и все ему необходимое покупалось лишь по его просьбе. Оба были срока службы 1887 года, то есть старейшие из призванных, и мы старались именно людей этого срока назначать в офицерскую прислугу, в обозные, вообще на нестроевые должности.
27 июня в Пензу прибыл государь император в сопровождении великого князя Михаила Александровича и военного министра благословить полки, выступавшие на войну.
После молебна, отслуженного перед строем, государь император благословил каждый полк иконою, которую затем в течение всей войны полковой знаменщик носил на груди – и на походе, и во время боев. Пропустив войска церемониальным маршем, государь им пожелал счастливого похода и благополучного возвращения домой.
После парада командир корпуса и начальники дивизий были приглашены в высочайший поезд для проезда в Златоуст и Самару.
И там состоялись такие же смотры. Всюду, проезжая по рядам, государь беседовал с людьми. Огромное большинство из них увидели государя впервые и не сводили с него глаз, и смело отвечали на все вопросы, обращаясь к царю на ты. И только в 282-м пехотном Черноярском полку один из унтер-офицеров на вопрос государя, в каком полку он был на действительной службе, ответил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
