как определенный “тип”. В указателе Аарне за каждым “типом” был закреплен свой номер.
И самому Аарне, и другим сказковедам был очевиден экспериментальный, предварительный характер “Указателя” и ограниченность его культурно-географической базы (в основном — север Европы)[672]. Тем не менее “типология”, разработанная Аарне, оказалась достаточно применимой по крайней мере к сказкам других европейских народов[673].
В 1928 г. американский ученый Стис Томпсон издал расширенный и переработанный вариант указателя Аарне[674]. С тех пор принято говорить о классификации или типрлогии сказок Аарне—Томпсона (сокращенно: AaTh или АТ). В 1961 г. вышло новое, еще более расширенное издание “Указателя Аарне—Томпсона”, в котором были учтены результаты полувековой работы сказковедов многих стран[675]. При всех своих очевидных недостатках “система Аарне—Томпсона” оказалась весьма жизнеспособной. В 1979 г. у нас вышел ценный указатель восточнославянских сказочных сюжетов, в основу которого положена именно эта система[676].
Вместе с тем со временем все яснее становилась и недостаточность, неуниверсальность “типологии” (или “системы”) Аарне—Томпсона. Как писал В.М. Жирмунский, она, с одной стороны, не вполне учитывает “более глубокие и органические структурные связи между мотивами сказочного сюжета, отдельными сказками и группами сказок”, а с другой стороны, “чем дальше от европейского центра, тем более эта система обнаруживает свою несостоятельность вследствие растущего местного своеобразия”[677].
Впрочем, все это понял и сам Томпсон еще в 1920-е годы, когда начал изучать повествовательный фольклор североамериканских индейцев. Именно тогда Томпсон пришел к выводу, что указатель сказочных сюжетов должен быть дополнен указателем “мотивов”, т.е. неких элементарных единиц повествования[678], встречающихся в повествовательных текстах разных народов. Создавая этот указатель “мотивов”, Томпсон сделал решительный шаг от собственно “сказковедения” к более широкому “повествознанию”, потому что в новом труде, первое издание которого вышло в 1932—1936 гг.[679], были учтены не только “сказки”, но и ряд других видов повествовательных текстов, в том числе и письменных (например европейские средневековые “романы”, фаблио, некоторые собрания новелл). Еще больше материалов подобного рода вошло во второе издание этого указателя[680].
Переход от “сказковедения” к “повествознанию” в контексте европейской культуры более чем естествен и необходим, потому что в Европе давно уже было замечено и осознано, что между устными фольклорными повествованиями, с одной стороны, и различными жанрами письменных повествований, как пришедшими с Востока, так и созданными в самой Европе, есть много общего[681]. Это относится, в частности, к такому жанру европейской литературы, как новелла. Вот что писал об этом В.Я. Пропп: «Новая светская литература (в Западной Европе. — С.С.) создавалась на базе национального фольклора, главным образом фольклора повествовательного, и прежде всего сказки.... Знаменитый “Декамерон” ... наполовину состоит из фольклорных сюжетов. Даже те из сюжетов, которые не засвидетельствованы в фольклоре, явно представляют собой не вымысел Боккаччо, а пересказ обращавшихся в городской среде рассказов и анекдотов. Такая ориентация на фольклор — не индивидуальная особенность Боккаччо, это знамение времени... Боккаччо — только наиболее выдающийся, наиболее знаменитый из целой плеяды новеллистов. В Англии ему соответствует Чосер ... с его “Кентерберийскими рассказами”»[682].
Уже в первом издании своего “Указателя мотивов” Томпсон “расписал” “Декамерон” Боккаччо. Позже, следуя по стопам Томпсона, Д.П. Ротунда создал “Указатель мотивов итальянской прозаической новеллы”[683], а Дж. Келлер — “Указатель мотивов средневековых испанских exempla”[684]. Таким образом, “типология мотивов” Томпсона постепенно расширяла свою “сферу влияния”.
“Указатель мотивов” Томпсона — это, по замыслу его создателя, нечто вроде универсального каталога всех явлений (феноменов) мира и человеческой жизни, отраженных в повествованиях всех времен и народов (в идеале этот каталог мог бы объять не только фольклорные или “традиционные” повествования, но и любые другие, например современные романы). И нет ничего удивительного в том, что реальное воплощение этого грандиозного (по сути своей, философского, “феноменологического”) замысла, т.е. шесть томов “Указателя мотивов”, подвергались и подвергаются еще большей критике, чем “Указатель сюжетов”[685].
В настоящее время “повествознание” находится в периоде роста, накопления информации и опыта. Можно надеяться, что в будущем появятся более совершенные, более адекватные и универсальные классификации повествований и составляющих их элементов (“мотивов”)[686]. Но на сегодняшний день “типология” сюжетов Аарне—Томпсона и “типология” “мотивов” Томпсона остаются фактически монополистами в своей области. Они полезны и удобны хотя бы потому, что получили широкое международное признание и помогают сравнивать между собой повествования разных народов, например повествования европейские и индийские.
Впрочем, отношения между “повествознанием” и индийскими повествовательными традициями сложились не вполне счастливо. Сам Томпсон уделил немало внимания индийскому фольклору. Уже с конца 1930-х годов он работал над указателем сюжетов и мотивов, засвидетельствованных в индийских устных сказках. В 1958 г. вышел указатель мотивов, составленный Томпсоном в сотрудничестве с литовским фольклористом Йонасом Балисом[687]. В предисловии к этой книге Томпсон признавался, что составить указатель сюжетов индийских сказок “по системе Аарне—Томпсона” оказалось довольно сложно, так как большое число индийских сказочных сюжетов в эту систему укладывается с трудом. Но все же в 1960 г. вышел и указатель сюжетов, составленный Томпсоном в сотрудничестве с У. Робертсом[688]. В обоих названных указателях учтены только те индийские фольклорные сказки, которые переведены на европейские языки (за очень редкими исключениями). Таким образом, полноценной “стыковки” общего “сказковедения” и индологии пока еще не произошло.
Сказочные богатства Индии (Южной Азии) изучены еще, по сути дела, довольно плохо[689].
Неудовлетворительно разработан индийский материал и в плане общего “повествознания”. В самом деле, в обоих индийских указателях (ТВ и TR) Томпсон и его сотрудники сознательно ограничились лишь записями устных повествований и “отсекли”, например, знаменитую “Панчатантру” (которая, как мы видели, была одной из вдохновительниц европейского “сказковедения” в XIX в.) вместе с другими письменными повествованиями Индии[690].
Американский индолог М. Блумфилд в свое время задумал грандиозный проект под названием “Encyclopoedia of Hindu Fiction” (что можно перевести как “Энциклопедия индийской повествовательной литературы”). В этой “Энциклопедии” предполагалось описать и проанализировать все многообразие индийской повествовательной словесности в плане составляющих ее “мотивов”. Этот проект не был осуществлен, но М. Блумфилд и его ученики опубликовали около двадцати статей, посвященных различным “мотивам” индийской повествовательной литературы, в качестве подготовительных материалов для будущей “Энциклопедии”[691]. В некоторых из этих статей анализируются “мотивы”, присутствующие и в “Испытании человека”.
9
Таким образом, индийская повествовательная письменная словесность таит в себе еще много возможностей для исследований в плане общего “повествознания”[692]. В частности, “Испытание человека” Видьяпати — благодарный материал для подобных
