– и что же ты сделал? Наплевав на мнение ублюдков из власти и знати, ты признал Темы законными, исхитрился оплачивать работу достойными деньгами… и даже попытался поставить женщину руководить крупным государственным департаментом, ведь она этого вполне достойна. Ты развязал войну червей со львами – не смог устоять, едва появилась такая возможность.
Мне нечего было на это ответить.
– И чем все обернулось? – продолжал Огуз. – Айхма отказалась от твоих щедрот. Да, Темы немного поработали вместе – и в итоге вспыхнул бунт, и твою чудо-артиллерию пришлось направить на своих же, лишь бы они перестали убивать друг друга. Орхан, твои попытки бесплодны. Великое Общество просто невозможно, не в Городе. Знаешь почему? Потому, что он создан теми, кто чужд справедливости – робурами. Война идет не червей со львами, а сильных львов со львами послабее. Думаешь, тебя кто-то во что-то ставит? Прочитай вот это.
Огуз передал мне маленький медный тубус. Я вытряхнул из него листок бумаги, стал читать. Закончив, я поднял на него глаза.
– Это не подделка, – сказал он. – Узнаёшь почерк?
– Вполне.
– А эту печать?
– Конечно.
– Славно. А теперь скажи мне, что там написано.
Я не хотел, но Огуза трудно ослушаться.
– Сенатор Фронто, которого я ударил по лицу, и полдюжины других ведущих членов Палаты представителей хотят подстроить мое убийство. Как только я умру, они намерены захватить Город и короновать Фронто как нового Императора. Они завербовали пятьсот Зеленых, которым не по душе Бронеллий, которые не простили мне убийство собратьев. Также будут убиты Нико, Артавасдус, Фаустин и Айхма – они создадут слишком много проблем, когда меня не станет. Переворот намечен на послезавтра. – Я свернул злосчастную бумагу, попробовал заправить обратно в тубус, но руки слишком дрожали, и Огуз сделал все за меня.
– Пожалуй, лучше оставь это себе, – сказал он. – О, и это тоже. – Он вручил мне какой-то предмет, завернутый в обрывок голубого шелка. Это была оригинальная Великая Печать, конечно же. – А теперь – смотри мне в глаза.
Мне совсем не хотелось, опять-таки. Но пришлось.
– Хорошо, – сказал я. – Каких действий ты от меня ждешь?
26
Огуз предложил мне лошадь, но я отказался и к Северным вратам вернулся пешком. Нико ждал меня.
– Где ты был, ради всего святого? – спросил он.
– Долгая история, – отмахнулся я. – Потом расскажу.
– Орхан, да как же…
– Потом! – Я не хотел кричать на него, но, по правде говоря, после всего произошедшего слегка переутомился. Так или иначе – Нико замолк. Немалое достижение.
– Тебя долго не было, – заметил Фаустин, когда я приплелся к нему. – Чего он хотел?
– Полной капитуляции, – сказал я ему. – Безо всяких гарантий. Я сказал «нет».
– Слава богу. – Префект нервно посмотрел на меня, будто ожидая, что я накинусь на него ни с того ни с сего. – Кто он такой?
– Хороший вопрос. Насколько я могу судить, какой-то бунтарь без царя в голове. Хочет свергнуть Империю. Не завоевать – просто стереть с лица земли.
Фаустин пристально уставился на меня.
– Но… зачем?
– Потому что все мы тут – злодеи и деспоты, и человечество никогда не вздохнет полной грудью, пока не освободится от нас. Поди разберись.
– Бессмыслица. Империя – величайшая сила цивилизации в истории человечества.
– Скажи ему это в лицо. – Я усмехнулся. – Хотя – только время зря потратишь. Ведь самая плохая новость в том, что все вспомогательные войска он настроил против нас.
– Господи. – Глаза у него широко распахнулись. – А какие конкретно подразделения?..
– Все. Без исключений.
Казалось, он вот-вот потеряет сознание.
– А как же…
– Войска робуров? Они осаждены в гарнизонах. Нет смысла надеяться на них. Они и сами ждут, когда мы придем и всех спасем.
– Они нас просто запугивают.
– Это правда, – сказал я, покачав головой. – Он представил меня примерно дюжине бывших имперских офицеров. Они подтвердили его слова. Своей пропагандой он купил их всех, Фаустин. Покоренные народы нас больше не любят.
– Господи, Орхан. Что же нам делать?
Я твердо, спокойно посмотрел на него.
– Паниковать рано. Об одной вещи враг не подумал – о нашем флоте. Флот целиком состоит из робуров, и они – все еще где-то там в море. Рано или поздно они вернутся. Мы выживем.
– Одни только моряки – против такой оравы варваров? Мы не выстоим.
– Я не говорил о сражении, – поправил я Фаустина. – Сказал – «мы выживем». Если у нас будет флот и мы не допустим падения стен, пусть эти ребята сидят там хоть тысячу лет. Мы будем контролировать море. У нас будут корабли для доставки продовольствия и тысячи квалифицированных рабочих, лучших в мире. Будем менять товары на еду, как и всегда, а флот будет совершать набеги на родину мятежников, устраивая им сладкую жизнь. В конце концов до этих идиотов дойдет, что они зря тратят свое время, и тогда мы сможем заключить мир. Разумное урегулирование, согласованное разумными человеческими существами. А пока остается только держаться. Мы лучше их, Фаустин, мы сможем.
Он с любопытством посмотрел на меня.
– Ты что-то недоговариваешь.
– С чего ты взял? – сухо осведомился я.
– Ты говоришь так, словно пытаешься самого себя в чем-то убедить. И мне от этого тревожно.
– Фаустин, ты как моя бабушка. Тебе от всего тревожно. – Я вытряхнул из рукава шелковый сверток. – Угадай, что я нашел.
Развернув голубой шелк, префект схватился за сердце.
– Это что, настоящая…
– Говори потише. Да, та самая, единственная и неповторимая. Снова у меня.
– Откуда ты?..
– Поверь мне, – сказал я, – тебе лучше не знать.
Фаустин замер как испуганный олень.
– Поверю тебе на слово. И все же – какая удача. Чудеса…
Я кивнул.
– Рассказал бы тебе раньше, да отвлекся. Это была хорошая новость. А вот – плохая. – Я передал ему медный тубус. – Посмотри сам.
Он прочел – и застонал:
– Во имя всего святого, а меня-то за что?
Люблю людей с приоритетами.
– Потому что ты – моя правая рука. В их глазах как минимум.
– Мы должны что-то с этим сделать, – заявил Фаустин. – Прямо сейчас.
Я рассмеялся.
– Что, например?
– Арестовать их как можно скорее.
– Ну да, это так просто. Я посылаю солдат в Палату, и семерых уважаемых сенаторов выволакивают оттуда под голубые рученьки.
– У тебя Печать. Можешь делать все, что считаешь нужным.
– Могу. Но у них еще и пятьсот вооруженных сторонников. То, чего у них нет – но ты так решительно готов им предоставить, – это оправдание своих действий. Нет, сначала я поговорю с Бронеллием. А ты пока помалкивай. И никуда не ходи
