V
Молодую Плавтину разбудило желание откашляться – будто часовая пружина распрямилась в груди.
Должно быть, во сне она слишком сильно надышалась этой красной пылью – жесткой и тонкой, как тальк. Пыль была повсюду – на лице, на одежде. Плавтина отряхнулась. Горло у нее словно сжимали огненные тиски. Ее мучила жажда, язык распух. Она оперлась на локти, чувствуя, что руки и ноги у нее вялые и не способны ее удержать. Ей было холодно. Оглушенная, она сделала усилие, чтобы подняться. Тонкие струйки песка стекали с ее тела. Плавтина покачнулась на неустойчивых ногах и не сразу обрела равновесие. Как же она могла потерять сознание… и видеть сны? Для нее это стало обескураживающим опытом. Вернулись воспоминания о последних часах. Вне всяких сомнений она уже не была автоматом. Плавтина затосковала было о себе прежней, неутомимой, но отмела эту мысль и заставила себя осмотреть окрестности. Горизонт. Дюны. Фальшивка, иллюзия. Она уже не на красной планете, а в чреве огромного Корабля. Она потянулась, чувствуя, как все затекло. В следующий раз нужно будет выбрать для сна ложе поудобнее. В животе у нее заурчало – для нее это было новым и неприятным ощущением. Она не могла оставаться здесь, где ее наполовину занесло песком.
Непонятно откуда у нее вонзило ощущение, что что-то не так; она заколебалась, застыла, прислушавшись. А потом она поняла: небо сломалось, будто двумерный экран, смявшийся от удара. Целые пласты бледно-розового свода распались на пиксели, стали неоднородными. Фальшивая живая среда планеты была сделана так искусно, что сначала Плавтине не хотелось верить. Но теперь иллюзия ее изначального мира рушилась.
Вдалеке над землей вздымались короткие, непостоянные охряные вихри. Со всех сторон небо заволакивало пеленой из мелкой наэлектризованной пыли. Наверное, это происходило из-за разницы давлений. Что-то повредило настройки атмосферного давления в отсеке. Различия в давлении и в температуре породили беспорядочные потоки воздуха.
Но было и кое-что похуже. Внутри нее. Еле заметные голоса, которые прежде были вездесущими, те, что направляли ее с момента ее пробуждении в том зале, где она родилась. Они смолкли. Не осталось ни малейшей струйки информации. Будто закрыли кран. Будто всех поубивали. Как она ни рылась в самых глубинах собственной души, так и не нашла ничего, кроме фонового шума собственной жизни, кроме биения крови в висках.
Глаза у нее стали влажными, на щеках через приклеившуюся пыль пролегли мокрые дорожки. Это одиночество, это зияющее отсутствие было словно ампутацией – болезненнее даже, чем потеря зрения. Ее грубо возвратили к примитивному животному существованию, обрекли на вечное заключение в тюрьме ее собственной плоти.
Плавтина застонала. Она ничего не могла с собой поделать. Страх заполнил ей грудь, тяжело осел на сердце, скрутил живот. А потом без труда проложил себе путь наружу, прорвался через диафрагму, через язык и губы и вылился изо рта. Она закричала – позвала на помощь, дрожа, умоляя, такая живая, такая глупая. Всякая логика оставила ее раздавленный страхом разум. Кого она может позвать? Себя саму, другую Плавтину, в чреве которой она находится? Она снова и снова выкрикивала свое собственное имя. Слезы душили ее, стекали по лицу, от них стоял комок в горле и закладывало нос.
Через какое-то время она соскользнула на пол и подтянула ноги к груди. Живот у нее болел, и горло саднило. Крики превратились в просьбы о помощи, перемежаемые рыданиями, от которых тошнило, а рот наполнялся горькой желчью. Так она и сидела под фальшивым небом, лишенным разума; ее руки так вцепились в предплечья, будто были змеями, которые вдруг окаменели, переплетясь друг с другом.
В конце концов она успокоилась, и ее дыхание выровнялось. Она попыталась урезонить себя. Корабль был древним и выносливым. Возможно, в этом уголке отсека произошла какая-то поломка, временная неисправность, незначительная авария. Эта нерациональная уверенность помогла ей начать двигаться. Она не собирается здесь умирать.
Плавтина ползком добралась до того места, где та появилась из земли. Ския. Она о ней и забыла. Где же она теперь? Может ли помочь? Или уже умерла? Плавтина вообразила себе тело старухи, скорчившееся у подножия какой-нибудь дюны. Холодный ветер сорвет кожу с ее костей, и она превратится в жуткую на вид мумию, сухую и хрупкую. Будто человек, потерявшийся на старой планете. Планете, которая не прощает.
Она попыталась сосредоточиться на настоящем, на том, что происходило сейчас, и упорядочить свои мысли. У Скии не было никакой физической жизни. И само это место – лишь декорация. Она очнулась, снова пробудившись к жизни, ото сна, который длился несколько тысячелетий. А может, ей вообще все это приснилось – в путанице такого невероятного возвращения к жизни. Из-за неприятного ощущения нереальности происходящего ей казалось, что она парит, и тело ее словно набито ватой. Она нерешительно ощупала каменистую почву, лишенную всяких следов, кроме ее собственных. Точно ли тот люк, ведущий в проход по трубе, был здесь, а не в другом месте? Пока голоса молчат, нет никакой возможности об этом узнать. Она сконцентрировалась, попыталась дотянуться мыслью до машин, которые, как она знала, находились тут, под слоем песка, попыталась разрыть его руками, стукнула кулаком в почву. Ничего не помогало. Никто на Корабле не может быть настолько безумным, чтобы не предусмотреть аварийной системы.
Никто? А Интеллект, который сделался невротиком после превращения в межзвездный Корабль много эонов назад?
В досаде она ударила по камням, топнула ногой, подняв маленькое облачко красной пыли. Тут ничего не поделаешь. Она села обратно. Теперь ей стало холодно.
Прошло какое-то время. Изображение неба окончательно превратилось в абсурдную картинку, Фобос и Гелиос сменились абстрактными формами, дрожащими тысячеугольниками. Поднялся сухой, неприятный ветер и дул неровными порывами. Через какую-то щель проникал воздух, уплотняя атмосферу. Давление и температура поднимались. Воздух сгущался. Из-за разницы температур начался шквал, гоняя песок все быстрее, все сильнее. Скоро пыль, что летела Плавтине в лицо, стала царапать ей кожу, оставляя красные следы, забилась ей в глаза и в рот. Она умрет, задохнувшись, в этих смехотворных театральных декорациях. Она засмеялась от этой мысли – смехом, который ей показался слегка безумным, – и заставила себя замолчать, прикрыла на минуту глаза, чтобы успокоиться.
Легкий скрип за спиной вывел ее из ступора. Она резко обернулась, сердце заколотилось.
Люк приоткрылся, и песок сыпался в появившуюся на земле щель. Плавтина с удивлением приблизилась к ней и встала на четвереньки. Снизу кто-то порывисто толкал люк, пытаясь открыть его вручную.
– Кто это? – закричала она.
Ответом ей было
