на самом деле думал Столыпин – без поддержки царя и/или дворянства, он ничего сделать не смог бы. Столыпинские реформы не были примером того, как элита добровольно стремится поделиться властью и подрезать собственные крылья.
Тем не менее реформы могли двинуть Россию в сторону либеральной демократии. Возможно, необходимо было соблюдение трех условий. Прежде всего, конечно, нужно было время – на то, чтобы реформы охватили всю страну и начали ощущаться ее результаты. Во‐вторых, правительство должно было исправить множество ошибок в своей политике: отменить предел на расширение крестьянского хозяйства; убрать препятствия для развития ипотечного кредитования; прекратить субсидирование конкурировавшего с частным сектором кооперативного движения, направлявшегося социалистически настроенной интеллигенцией. В‐третьих, крестьяне должны были занять заметное место в жизни гражданского общества.
Второе и третье условия дополняют друг друга: исправление ошибочных решений повысило бы роль крестьян в гражданском обществе, а это сплотило бы политические силы, готовые способствовать успеху реформ.
Как могло бы развиваться и крепнуть участие крестьян в жизни гражданского общества? Во‐первых, крестьяне, которые стали фермерами, а особенно те, кто добились достаточно высокого материального положения, захотели бы играть политическую роль. Во‐вторых, фермеры вошли бы в добровольные организации горожан, где смогли бы наладить контакты и овладеть искусством убеждать и организовывать. Фермеры смогли бы выйти за пределы общины и проявили бы свои организаторские таланты на более широком поприще. Многие из таких добровольных объединений носили бы неполитический характер и заботились о всяческом улучшении общественной жизни – о создании библиотек, больниц, пожарных команд и пр., заложив основу для политических действий. Тем самым они постепенно преодолевали бы разобщенность, которая, согласно Марксу, обрекает крестьян на политическое бессилие. Подобно тому, как в Кении зажиточные фермеры доказали свою способность отстаивать интересы сельскохозяйственных производителей в целом (см. главу 1), то же самое смогли бы сделать и русские крестьяне, превратившиеся в настоящих фермеров, – и они сумели бы сплотиться, чтобы противодействовать хищническим поползновениям государства.
Хотя нелиберальные режимы редко, а может и никогда, не идут на добровольный отказ от власти, они добровольно идут на меры, ведущие к либерализации. Естественно, что шансы на это больше всего там, где перспектива ослабления власти существующей элиты весьма сомнительна. Столыпинские реформы стали возможны именно потому, что не обещали непосредственного ущемления власти тех, кто стоял во главе государства.
Кода: приватизация сельскохозяйственных угодий в современной России
Более чем через 10 лет после развала СССР права собственности в деревне соответствуют требованиям современного сельского хозяйства не в большей, а пожалуй, и в меньшей степени, чем в то время, когда Столыпин стал премьер‐министром[685]. Реформирование сельского хозяйства привлекает намного меньшее внимание общественности, чем это было в преддверии столыпинских реформ, и получает намного меньше ресурсов – вспомните про обучение землемеров и финансовую помощь на создание хуторов и отрубов. Недостаток внимания объясняется, несомненно, тем, что сегодня роль сельского хозяйства в экономике намного скромнее, а в деревнях не копится потенциал бунта и насилия. Перспективы реформ мрачны и по той причине, что деревенское население в России не растет, а стареет, и любое начинание в этой области рискует увязнуть в обязательствах по содержанию деревенских стариков[686].
На повестке дня опять приватизация, хотя с совершенно иной точки зрения. Сегодня большая часть сельскохозяйственных земель номинально находится в частной собственности, но собственниками являются корпоративные преемники советских колхозов и совхозов. Члены этих образований владеют «земельными паями». Но это всего лишь абстрактные права – земля не разделена, и контролируют ее всевозможные акционерные общества, нередко арендующие ее у держателей паев. Размер этих акционерных обществ – по большей части продукт советской гигантомании, а не ответственных решений частных лиц и фирм, реагирующих на рыночные условия[687]. Не существует рынка корпоративного контроля над этими мастодонтами, и нет практики дробления корпоративной собственности на более управляемые и производительные единицы. В этих акционерных обществах отсутсвует структура управления, которая обеспечивала бы заинтересованность менеджеров в дроблении предприятий на более производительные структуры или позволяла людям внизу легко добиваться такого дробления. Тем временем незначительные по площади приусадебные хозяйства демонстрируют куда большую продуктивность и прибыльность, чем огромные площади бывших коллективных хозяйств, и производят сегодня даже бóльшую долю продукции, чем в советские времена (в 1998 г. 57 % общей стоимости сельскохозяйственной продукции по сравнению с 26 % в 1990 г.)[688].
Решение о приватизации принято, но провести его в жизнь непросто. В 2002 г. был принят закон «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения», дающий каждому владельцу земельного пая право требовать выделения отдельного участка земли[689]. Но правительство еще не установило примирительные процедуры, которых требует закон для разрешения споров между сельскохозяйственным предприятием и одним из его членов, пытающимся реализовать свое право. Опыт столыпинской реформы свидетельствует о том, что споры могут быть очень ожесточенными. Люди, собирающиеся выделиться, принимают это решение в разное время; предпочитающие остаться в коллективе не захотят молча смотреть на то, как их имущество растаскивается по частям.
Если рыночная стоимость земли, намеченной к выделу, превосходит стоимость аналогичного пая остающейся в хозяйстве земли (т. е. стоимость такого же количества земельных паев, как у выделенца), закон предусматривает денежную компенсацию со стороны последнего в пользу покидаемого им коллектива (ст. 15). Очевидно, что рыночные оценки стоимости земли зачастую будут спорными. Закон не предусматривает возможность того, что коллектив и выделенец могут согласовать размер участка таким образом, чтобы учитывались особенности качества и местоположения, а потому неизбежны многочисленные споры по вопросу о денежной компенсации, а необходимость выкладывать деньги может помешать многим владельцам земельных паев в реализации своих прав. Нет и положения о том, что несколько семей могут требовать выделения им участков единым массивом.
Закон «Об обороте» устанавливает дополнительные и неоправданные препятствия к тому, чтобы члены коллективного хозяйства могли получить свой земельный пай: каждая из 89 областей Российской Федерации может устанавливать свой минимальный размер выделяемой земли сельскохозяйственного назначения – по‐видимому, из опасений чрезмерной раздробленности земельных участков (ст. 4, 13(1)). Непонятно, почему бы не дать людям решать такие вещи самостоятельно, особенно если иметь в виду, что каждый, верящий в большую продуктивность более крупных хозяйств, может выкупить землю у тех, кому достались участки, не обеспечивающие эффективного хозяйствования.
Закон обеспечивает и механизм коллективных изменений, как в столыпинских реформах. Ст. 14 предусматривает, что решение о «порядке владения и использования» земли, находящейся в общей собственности, должно приниматься двумя третями голосов участников собрания, на котором присутствует не менее 20 % собственников. Основной смысл здесь может заключаться в решении таких вопросов, как сдача земли в аренду более
