брожения, а направлялся в весьма странное устройство.
— Вот смотри, вино из белого винограда приготовляется без кожуры, поскольку и в кожице, и в косточках содержатся колоранты и вяжущие вещества, которые очень ценятся в красном вине, но в белом вине они лишние.
— Вот как. А что это такое — вяжущие свойства?
— Ты знаешь, что такое танин?
— Впервые слышу.
— Ну представь себе, что ты ешь артишок, помнишь его вкус? Во рту появляется оскомина?
— Ненавижу артишоки.
— Ладно, попробую объяснить по-другому.
Мне была абсолютно по барабану вся эта лекция, но после этих проклятых ящиков я буквально рассыпался на части, поэтому мои вопросы были не более чем хитрой уловкой, чтобы чуток перевести дух. Арольдо, вероятно, меня раскусил — старый пройдоха, — но терпеливо ждал в сторонке, а Виттория на полном серьезе принялась посвящать меня в таинства виноделия. Речь свою она произносила так душевно, будто и в самом деле любила меня искренне, безо всякой причины.
— Знаешь, что происходит, когда ты пьешь вино? Танин вступает в реакцию с протеинами, содержащимися в слюне, и поэтому язык начинает чуть пощипывать. Вино с высоким содержанием танинов сильно сушит рот, и это может быть одним из недостатков вина, хотя, конечно, многое зависит от индивидуального вкуса.
— То есть?
— Ну, можно провести такое сравнение. Допустим, танин — это грубая колючая шерсть. Считается, что кашемир более престижен по сравнению с такой грубятиной, однако если ты спросишь у какого-нибудь знатока-англичанина, возможно, он предпочтет именно эту материю рафинированному кашемиру.
Я не знал, что ответить, и изо всех сил делал вид, что наслаждаюсь вкусовыми оттенками сусла. Виттория покачала головой, словно разочарованная учеником преподавательница, которой приходится заниматься с таким, каков ты есть: с придурком. Арольдо воспользовался паузой и проорал мне «пшли-давай-а-то-обед-скоро!», сделав знак, чтобы я забирался на трактор. Мы вернулись на наш тяжелый виноградник. Неожиданно началась убийственная жара, и голоса сборщиков поутихли.
Нам пришлось оправдываться, почему мы так задержались, но Арольдо, молодец, быстренько нашел убедительное объяснение, и я опять присоединился к Кесслершам на шпалере. Силы мои восстановились, даже мое терпение казалось теперь странным образом воистину бескрайним. «Цок-цок», — щелкал секатор, и это звуковое сопровождение было даже приятным, если бы не назойливые мошки, которые не давали предаться пасторальному труду. Наконец удар колокола возвестил перерыв на обед.
Я собирался отправиться к Мене и нагнулся за своей сумкой, но в этот момент Джулия тронула меня за руку.
— Хочешь, поедим вместе здесь, на винограднике? Такое солнышко сегодня, мне совсем не хочется идти в столовку вместе со всей толпой.
— Чудесно! Но я все-таки сбегаю в столовую, возьму что-нибудь на зубок положить, а то свалюсь.
— Я уже все взяла. Я приготовила два сандвича специально для тебя, а еще у меня есть груши из сада моего дедушки.
С этими сладкими словами в моей голове возник совершенно иной сценарий, но я откинул эти мысли. Я пожалел, что у меня нет зеркальца, чтобы посмотреть, чистый ли у меня нос и в порядке ли волосы.
31
Мы ели, сидя на перевернутых ящиках, выбрав местечко в тени шпалер. Сандвичи были приготовлены с великой тщательностью и даже приправлены грибным соусом, от которого у меня чесалось нёбо. Джулия казалась одинокой более чем обычно, если не считать ее нежданного приглашения. Эх, почему рядом нет какого-нибудь завалящего бутика, я бы завалил ее одеждой и украшениями, отчего вокруг нас только рощи да виноградники? Я хотел было расспросить Джулию о ее встрече с десантником, но тут в голове вплыл один из твердых постулатов моего брата, который звучал так: «Если девушка чья-то невеста, веди себя с ней, будто это не так».
Я спросил ее про поездку в Сиену, рассказал про ужин у Рикардо и об уроках танцев, которые берет у кубинца ее кузина Виттория. Однако все это Джулия пропустила мимо ушей. Время от времени она поправляла волосы, одежду, и тогда меня посещало дикое желание содрать с нее футболку и покрыть поцелуями ее груди, ее веснушки. Я посматривал на часы, и время впервые казалось мне недругом — оно, сволочь, бежало просто с дьявольской быстротой.
Джулия обошла молчанием тему своего предполагаемого жениха, и это обстоятельство вселило в меня надежду. Она казалась достаточно умной девушкой, чтобы связываться с подобным парнем. Но я-то, я же был лучше этого ее солдата удачи? У меня никогда не возникало желания бросать вызов небесам, вернее, не возникало такого желания, когда я был трезвым. Н-да, военная жизнь чересчур сложна для меня, и потом, ведь там надо спать в общей казарме, а если кто-нибудь будет храпеть? Нет уж, по мне, так лучше стезя бездельника.
— Ты не против, если в благодарность за твой обед я приглашу тебя вечером на ужин?
— Сегодня вечером я должна помочь папе, а то он один не справится. Меня и так два дня не было, и знаешь еще что… В деревне про меня стали разное болтать. У нас ведь барре, и мы должны вести себя правильно… Но, знаешь, завтра, наверное, мы могли бы съесть по пицце в «Сирене», это там, в сторону Синалунги.
— А здесь нет какого-нибудь суши-бара?
— Знаешь, я японскую кухню не перевариваю.
— Или ресторанчик… Пиццу же мы съедим в два счета…
— С чего ты взял, что после пиццы мы сразу отправимся по домам?
Как женщины умеют подарить тебе с одной-единственной фразой целый мир? Эх, нет передо мной сейчас дорожки, чтобы нюхнуть как следует и перестать лепетать. К черту беспокойство, робость, страх потерпеть поражение или страх действовать, что для меня практически одно и то же. Чтобы не испортить впечатления, я съел и предложенные Джулией груши, после чего она взяла еще один пустой ящик, перевернула его и поставила рядом с моим.
— Ну-ка, ложись-ка… Ложись сюда, на ящики, и расскажи мне, что происходит вокруг.
— Зачем?
— Давай, ложись и рассказывай, что видишь.
Я составил ящики, вытер их бумажной салфеткой и растянулся сверху. Ни на что смотреть мне не хотелось, мне хотелось просто закрыть глаза и поспать, гудевшие ноги наконец-то обрели покой. Но Джулия настойчиво требовала от меня слов, и я принялся описывать все, что вижу вокруг, еще до конца не понимая смысла ее затеи.
— Вижу пчелу дурацкую, вон… ползает по грозди, ничего не замечает. Вижу дикие побеги… Это фемминелла…
— Откуда ты знаешь, что это фемминелла?
— Мне Кесслерши рассказали: от мелкой грозди вину порча!
— Молодец! Что еще?
— Вижу небо голубое, вижу дерево с
