в те моменты, когда я ненавидела себя за то, что зашла дальше, чем мне того хотелось, наше общение все же начиналось с некоторого влечения, искры интереса. Здесь же мне предлагалось заняться сексом с человеком, к которому я испытываю физическое отвращение, позволить ему войти в мое тело… И я даже не могу использовать презерватив…
Но кому важны мои чувства?! Дни проходят за днями, и неминуемо приближается пятница, когда должно состояться наше первое свидание с Бенджи. Вечером, надев ночную рубашку, я направляюсь в гостиную. Это единственная комната в доме, не превращенная в спальню. В гостиной темно; тусклый свет освещает разложенный на полу матрас. Я едва могу смотреть на полное надежды, нетерпеливое лицо Бенджи. Он обнимает меня, и я стараюсь, чтобы меня не передернуло. Мы смущенно сидим бок о бок на матрасе. И я отнюдь не горю желанием ему помогать. Он пытается меня поцеловать. Я не сопротивляюсь. Я исполняю волю Бога — снова и снова крутится в моей голове. Пожалуйста, Боже, помоги мне!
Руки Бенджи неуверенно блуждают по моей груди под ночной рубашкой. Он робок и растерян. Непохоже, что он уже занимался сексом раньше.
Не для того, чтобы помочь ему, а только для того, чтобы все быстрее закончилось, я стягиваю ночную рубашку через голову и плашмя ложусь на матрас. Я целую его, пытаясь полностью блокировать все звуки, запахи и ощущения. Выйти из собственного тела и просто представить, что все это происходит с кем‑то другим. Это не я.
Бенджи быстро раздевается и ложится сверху. Некоторое время мы ласкаемся. И вот он входит в меня, и сразу становится больно. Но это ничего — так бывает всегда. Через минуту он кончает. Слава Богу.
Я обнимаю его и целую, радуясь, что все позади. Потом накидываю ночную рубашку и бегу в ванную. Под струями горячей воды я бесконечно долго тру свое тело, внутри и снаружи.
После той ночи прошло несколько дней, и Бенджи кажется сбитым с толку из-за того, что продолжения не следует. Несмотря на то что мы живем в одном доме, как выясняется, я могу избегать оставаться с ним наедине. К тому же он большую часть дня проводит в миссионерских поездках. Но на душе у меня неспокойно.
Я не перестаю молить Бога об одном: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дорогой Иисус, пожалуйста, не дай мне забеременеть».
Несколько недель спустя меня ловит в коридоре Эбигейл. «Мне нужно с тобой обсудить ряд серьезных вопросов, которые привлекли наше внимание».
Мое сердце замирает. Я переспала с Бенджи. Что еще я могу сделать? Пожалуйста, не заставляйте меня делать это снова, хочу закричать я. Но я лишь покорно иду за ней в ее комнату.
«Нам нужна твоя помощь. Ты заметила, что Стеф часто околачивается рядом с Мэтью?»
Я познакомилась с Мэтью еще в Москве, когда подростки из нескольких Домов собрались в парке, чтобы поиграть в волейбол. Он явно полагал, что нравится всем девушкам. Высокий и стройный, с волнистыми черными волосами и голубыми глазами, он шел ленивой, уверенной походкой. Я проигнорировала его. По своему опыту знаю, что от таких парней лучше держаться подальше: от них одни сплошные неприятности.
Тогда мы едва обменялись с ним парой слов, но этого было достаточно. Он решил, что я гордячка и зазнайка, а я сочла его высокомерным ослом.
«Мы обеспокоены, — продолжает Эбигейл. — Стеф всего пятнадцать, а ему шестнадцать. Как ты знаешь, сейчас запрещается заниматься сексом тем, кому нет еще шестнадцати, со взрослыми».
Я киваю. За нарушение этих правил наказывают не только подростков, но и их родителей. Так что я понимаю, почему Эбигейл выглядит расстроенной. Подобное нарушение может повлиять на весь Дом, если об этом узнают во Всемирном совете.
«У Мэтью разбито сердце. Он оставил свою девушку в России, — объясняет Эбигейл. — Ему необходимо утешение, но я боюсь, что Стеф продолжит околачиваться рядом и утешать его. А это может привести к дурным последствиям».
И опять я киваю, но совсем не понимаю, к чему она клонит.
«Пожалуйста, поговори с ним. Отвлеки его от нашей дочери. Позволь ему поплакаться тебе в жилетку».
«Хорошо», — обещаю я, испытывая облегчение оттого, что она не требует, чтобы я занялась с ним сексом. Я могу вытерпеть компанию Мэтью, главное, чтобы это не приводило к постели.
Следующим вечером на кухне я вижу Стеф и Мэтью, которые мило беседуют. Стеф наклоняется, касаясь его руки, но он сразу отскакивает, как только видит меня. «Стеф, — я улыбаюсь ей как старшая сестра. — Твоя мама хочет, чтобы ты отправлялась спать».
«Ты тоже должна быть в постели!» — рявкает она.
«Я уже иду. И тебе предлагаю поступить так же».
Стеф фыркает и поднимается со стула, и Мэтью, разочарованный потерей аудитории, тоже будто собирается уйти. Но у меня для него есть другое предложение:
«Я завариваю чай. Хочешь выпить со мной чашечку?»
«Почему бы и нет», — отвечает он, склонив голову набок.
Отличный повод, чтобы начать примирительный разговор.
«Послушай, — говорю я. — У нас было неудачное начало знакомства, но я работаю над тем, чтобы стать покорнее, так что, может быть, мы попробуем подружиться?»
Он настороженно смотрит на меня, не понимая, что я задумала.
Я ставлю на плиту чайник и сажусь за стол. О чем же мне с ним поговорить? Начнем с чего‑нибудь нейтрального: «Тебе понравилось в России?»
«Нормально».
«Знаешь, приехав сюда, я оставила в Японии своего парня», — говорю я, пытаясь вывести его на разговор о его девушке.
«Наверное, тебе было непросто? Я тоже оставил в Москве свою девушку».
Я сижу и слушаю, тут и там подкидывая ободряющие вопросы, пока он рассказывает о том, что расстался с любовью всей своей жизни. Но оказалось, что она, по-видимому, не была так уверена в своих чувствах, как он, и отвергла его предложение. Он подробно описывает этот образец красоты и добродетели, а я, как хороший ученик, сдерживая зевоту, внимательно слушаю, демонстрируя свою заинтересованность и сопереживание его боли.
Мы продолжаем встречаться на кухне несколько вечеров в неделю, если он не уезжает проповедовать в другие города. Я рассказываю ему о Хак Са, Ферме и наших животных. Мы беседуем о наших прошлых отношениях.
Я сама не замечаю, как меняется мое отношение к Метью. Я с нетерпением жду наши встречи и замечаю легкое волнение внизу живота, когда, накинув халат, спешу на кухню на наше традиционного чаепитие.
Не проходит и месяца, как темы наших ночных разговоров начинают меняться. Теперь Мэтью почти
